Через несколько дней, а именно в понедельник, 17 июля, я вновь отправился на Мистру. На этот раз я взял в Осхейме велосипед и через Кверннеский мост покатил на мыс, где жил портной. Ехал я по основной дороге и дал где-то милю крюка.
Портной был во дворе. Я приехал раньше, чем он меня ждал, а потому меня пригласили подождать в доме, пока он соберется.
Хутор выглядел очень ухоженным. Дом расположился на живописном маленьком мысе на южной оконечности озера Ломнес. Перед домом — хорошенький палисадник с клумбой и небольшой огород.
Светлая просторная комната с развешенным по стенам оружием — винчестер-дробовик и трехстволка с оптическим прицелом, из которой мой хозяин снял прошлой зимой глухаря с самой макушки дерева. Этим выстрелом он очень гордился. Висели на стенах и другие охотничьи ружья и рыболовные снасти.
А вот его портновских инструментов видно нигде не было, зато на столах лежали каталоги охотничьих и рыболовных принадлежностей.
По обстановке в доме сразу было заметно, что это — жилище холостяка. На одной из стен висел диплом. Я решил, что за стрельбу из винтовки, и оказался неправ: это был диплом об окончании курсов закройщиков в Копенгагене. Так что нашлось место и кое-чему портновскому в доме — это было настоящее подтверждение профессионального мастерства.
Ну, вот мой проводник и собрался. В термос налит кофе, в рюкзак положены две бутылки пива, и мы выезжаем на велосипедах в июльский зной... Портной так быстро крутит одной ноги педаль, что мне было непросто за ним угнаться на крутых косогорах, хотя и работал я изо всех сил двумя ногами. Однако на самых трудных участках дороги нам обоим приходилось идти пешком.
Уже где-то на середине пути мы услышали дикий топот и не успели и глазом моргнуть, как из-за холмов прямо на нас вылетел табун лошадей. Хорошо еще, что мы успели броситься с велосипедами в канаву на обочине, иначе бы лошади нас затоптали.
— Черт возьми, это еще что такое?
Но вот следом за табуном выскочил мотоциклист. Так вот это кто так странно развлекается — молодой ветеринар!
— Наверное, они рады были от него вырваться, так он их замучил, вот и понеслись не разбирая дороги, — сказал портной.
Добравшись наконец до места, мы спрятали велосипеды и стали спускаться к реке. День уже был в самом разгаре — и мы решили перекусить. Для остановки выбрали избушку лесорубов, чтобы комары не очень нас доставали во время еды. Одну из пивных бутылок положили в ручей охладиться.
Портной первым вошел в домик, и, когда он переступил порог, я неожиданно услышал странный звук, как будто хлопающих крыльев. Оказывается, избушку облюбовал тетерев. С перепугу он начала метаться из угла в угол, а потом вылетел в дыру в крыше и сел на пригорок неподалеку. Посидел себе немного, подумал о чем-то своем тетеревином — и улетел в лес.
Мы сами пробыли в домике недолго — там оказалось полно комаров и оводов, и мы поспешили на свежий воздух. Комарья и тут хватало, но все-таки изредка налетал ветерок и уносил жалящие полчища. Правда, с собой у меня было верное средство от комаров — лимонное масло, которым в тропиках натираются англичане, чтобы защитить себя от кровососов. Я взял бутылочку такого масла у Кристиансена в Эльверуме, которого встретил на берегу озера Стурь, где он рыбачил. У него каучуковые плантации на Малакке, там-то он и узнал об этом верном средстве.
Масло действует отлично. Ни один комар и близко не подлетит в течение часа или двух после того, как намажешься им. Но мы решили приберечь свое верное средство для Мистры — нам было важнее, чтобы комары не досаждали в нашем деле, главным было половить всласть рыбу. И мы знали, что ближе к вечеру комары и вовсе начнут лютовать.
Еда была очень вкусной, а пиво — еще лучше, оно успело отлично охладиться в ручье. Мы сошлись во мнении, что надо прикончить и вторую бутылочку — слишком силен был искус, а вот кофе решили оставить на вечер. Солнце палило немилосердно, а на небе не было ни облачка. Так что времени было полно — какой смысл идти к реке в такую жару!
Но затем мы все-таки перешли вброд речку Рен и облюбовали себе один плес на Мистре. Оба забросили удочки, но рыба не клевала — да оно и понятно, уж больно погода солнечная. Может быть, будет получше к вечеру.
Мы пошли вниз по течению.
Я набрел на глубокий омут под отвесной скалой, которая отлично затеняла солнце. Тут вполне могла затаиться большая рыба.
Я забросил леску к противоположному берегу и осторожно повел ее по течению, подтягивая к себе, и она пошла именно так, как мне хотелось.
А что это там такое, на краю стремнины? Тяжелый всплеск, блеснуло что-то желтое, показалась круглая темная спинка, а широкий хвост со всей силы ударил по воде, когда рыба перевернулась. Лесу дернуло, вертушка стала разматываться, а удилище выгнулось колесом. Я изо всех сил старался не выпустить из рук удочку. Надо было во что бы то ни стало удержать рыбу в омуте. Если она выберется на стремнину, то вряд ли у меня хватит сил с ней бороться, потому что скала слишком отвесная, а омут — слишком глубокий, да и течение тут нешуточное, так что я наверняка проиграю эту схватку с форелью.
Когда рыба была почти у самой стремнины, я решил рискнуть, потому что знал: бамбуковое удилище — гибкое, а леска — прочная. В результате мне удалось вновь увести форель в омут, по которому она начала бешено кружить.
Пока я так играл с рыбой, а она — со мной, портной времени даром не терял — я заметил, что он медленно спускается ко мне по практически отвесному склону. Наконец форель выдохлась и повернулась брюхом кверху. Я подтянул ее к сачку, который держал портной. Когда ее вытащили на берег, она оказалась килограмма на три, не меньше. Она трепыхалась на берегу, поблескивая на солнце.
— После такой удачи грех не выпить! — заметил портной, но выпить-то было и нечего…
Мы пошли дальше вниз по течению, но больше нам не везло — уж, верно, не потому, что мы были плохими рыбаками.
Наступил вечер, и мы расположились на ужин. Кофе у портного оказался отличным! Особенно приятно было его пить, когда мы от души намазались спасительным лимонным маслом и комары оставили нас в покое...
Мне было грустно прощаться с портным у штакетника его уютного домика на мысу. Я уверен, что мы оба от чистого сердца сказали друг другу — «До скорой встречи!».
ОСХЕЙМ, 19 ИЮЛЯ
Ловить щук в Лёв-фьорде я поехал с двумя дамами. У сапожника на южном конце фьорда мы собирались взять напрокат лодку.
Когда мы пришли, дома его не оказалось, зато нас встретила целая ватага ребятишек. Они наловили плотвичек для наживки на лесу, а один из сыновей сапожника вызвался быть нашим гребцом. У сапожника, как выяснилось, было шестнадцать детей, и все были живы-здоровы.
Не успели мы отплыть от берега, как явился отец семейства.
— Да-да, — сказал он, — может, щука сегодня и будет ловиться, но вообще-то странные они, эти щуки — клюют только на ущербе луны, а потом уж в новолуние.
Я отвечал, что тогда удача нам улыбнется, потому что луна-то сейчас в последней четверти.
— Может, оно и так, — согласился он, — но не стоит ловить их между новолунием и ущербом, потому что природа щук такова, что зубы у них в это время уходят в десны и нет их совсем. А вот на ущербе и в новолуние зубы вновь появляются, и тогда рыбе есть чем кусать, это и дурак знает.
Наконец, мы отплыли. На веслах сидел восемнадцатилетний сын сапожника. Мы забросили удочки, на одну наживили плотвичку,
на другую — довольно приличную форель. Но дул сильный встречный ветер, лодка двигалась медленно, и клева не было. Только когда мы приблизились к концу фьорда, где было относительное затишье и лодка пошла быстрее, у одной из дам тут же клюнуло, а затем рыба метнулась в сторону, разматывая лесу. Немного погодя мы подтянули ее к лодке, подсекли и вытащили сачком. Она была не меньше двух килограммов.
Мы хотели под мостом пройти в само озеро Ломнес, но дул слишком сильный ветер, и от этой затеи пришлось отказаться. Мы устроили пикник на зеленом пригорке на солнышке, а потом поплыли вниз по фьорду, но ветер теперь дул нам в спину, и лодка шла довольно быстро.
Вскоре клюнула еще одна щука, которую нам тоже удалось вытащить. В ней опять было около двух килограммов. Затем мы поймали несколько щук поменьше. А потом долгое время не клевало, и мы дошли почти до южного конца фьорда, а затем решили еще раз пройти вверх — в надежде, что клев будет получше. Решено было пересечь фьорд, чтобы идти вдоль противоположного берега.
Мы были прямо посреди фьорда, когда фру С. воскликнула:
— У меня дергает, но, верно, я зацепилась за дно.
Я взялся за удочку, почувствовал тяжесть — и в ту же секунду катушка стала стремительно разматываться. Не-е-ет, это не крючок зацепился за дно, нет-нет, ибо маленькое удилище пригнулось к моей руке, как будто сделано было не из бамбука, а из тряпки. Я сдерживал рыбу сколько было сил, но леса все разматывалась и разматывалась, и я не мог противостоять щуке.
При первой же возможности я попытался подтащить ее, но она вновь ушла от лодки. Катушка даже жужжала от скорости, с которой разматывалась леса. На мгновение я подтягивал щуку — но она вновь оказывалась сильнее меня. Интересно, каких же она размеров?
Сын сапожника спросил, не надо ли грести к берегу, потому что на мелководье будет легче подтянуть рыбу, а то вон сколько лесы размоталось.
— Глупости! Старайся держаться прямо посредине фьорда, на самой большой глубине. Только бы мне не зацепиться за дно. Тогда щуке придется сказать «прости-прощай». Греби
против течения изо всех сил, чтобы нас не утащило к устью реки.
Мы как раз находились поблизости от устья, и течение тут было очень сильным. Щука еще какое-то время меня помучила, но потом устала, и я смог подтянуть ее поближе. Но не тут-то было! Она вдруг рванула в сторону, все-таки сил у нее еще оставалось прилично. Тут я зацепил дно, но удержал рыбину, а леска немного ослабла, и появилась возможность ее чуть-чуть смотать. Я подтянул — она ушла. Раз за разом рыба играла со мной.
Наконец, она как будто поутихла и поднялась на поверхность, став попрек лодки. Мы увидели ее всю — как будто не очень велика! И вновь она рванула в сторону, да не один раз, а несколько, но я опять ее подтащил. Она оказалась совсем под лодкой, и нам надо было быстро развернуться, чтобы не упустить ее.
Силы рыбины иссякли, она повернулась кверху брюхом, но у нас не было с собой гарпуна, а вытащить сачком мы ее не могли, потому что он был слишком мал. Тогда я подтянул ее и поставил вдоль лодки. Парень вновь подвел сачок, а я удерживал голову щуки у борта. Хоп — и готово, мы подняли ее с двух сторон, и вот она уже бьется на дне лодки. Какая радость! Действительно, здоровая рыбина — восемь с половиной килограммов. Какое жуткое зрелище представляла она сейчас, лежа на дне и разевая рот. Вот уж настоящий символ великой силы и властолюбия! Одна только громадная пасть с ужасающими зубами чего стоит! Она творит все, чего ее рыбья душа пожелает, заглатывает все, что попадется
ей на пути, живет за счет других. Но в один прекрасный день ее поймают и вытащат при помощи имеющихся в изобилии рыболовных снастей, потому что она пожадничала и просчиталась, позарившись на маленькую плотвичку-приманку!
Мы поплыли вверх по Лёв-фьорду и поймали еще несколько мелких щук. Но потом клев прекратился — и мы повернули к дому.