Малая наша речка – это так, для разминки, тренировка перед волжскими раздольями… Не придавали мы ей значения, и конечно же, поэтому ее почти не знали. Белобрысым пацаном ловил я в речке лещей, позднее – щук на спиннинг и жерлицы. А еще позднее заманили меня волжские дали, где так вольно и азартно можно было пройти с ветерком под мотором, замирая, ждать резкую поклевку язя на «кольцовку», вываживать на спиннинг щук-крокодилов, дразнить судака на джиг. Самая крупная щука на 16,2кг была поймана из-подо льда зимней жерлицей именно на широких плато Чебоксарского водохранилища, а самый крупный лещ на 3,4 кг – «кольцовкой» у Соколиного острова, в стремительных волжских струях…
И вот теперь мы шли вдоль реки-невелички и снисходительно поглядывали с ее бесснежных еще берегов на редкие фигуры рыбаков. Мол, балуются ребята, ну, и мы пошалим… Снисходительной уверенности нам придавало и то, что в кане плескались живцы-карасики, заготовленные еще по открытой воде, осенью. Они, эти серебряные карасики, отлично жили в пластмассовом баке и только «ждали» перволедья. В посудину я вывел шланг от компрессора для аквариума и подкармливал рыбок мелким мотылем. Поэтому они были в хорошей форме…
Широкий плес с серьезными глубинами до шести метров был далеко не пустынным. Впрочем, чего еще ждать, если до места рыбалки минут пятнадцать ходьбы от ближайшей остановки троллейбуса. (Плюс в том, что до самого места не подъехать на автомобиле. Дороги в этой прогулочно-парковой зоне перекрыты шлагбаумами, а значит, меньше будет свалок и «ловцов» с электроудочками). На льду чернели фигуры нескольких рыбаков-жерличников. Подойдя к одному из них, поздоровались. Выяснилось, что еще по темну поймал он щучку с килограмм. Получается, припозднились мы… Привыкли, что на Волге «Час щуки» наступал зимой обычно в 10-11 часов утра и лишь к весне – едва заалеет солнце. Но ничего, время еще девять, живцы есть, они бодры и зло-азартны. Новый ледобур врезался в нетронутую гладь льда в стороне от стоящих уже жерлиц, и совсем скоро треноги и снасти на подставках вытянулись на сухом льду в настороженном ожидании… Тут и позавтракать можно. Перекусив, сели у лунок дразнить на мотыля и блесну местных сорожек и окунишек. Но что-то было не так, и местная рыба отказывалась клевать. И мы вернулись к знакомому уже щукарю, тоже скучающему у лунки. За разговорами сразу и не заметили фигурку в стареньком черном пальто, метнувшуюся к жерлицам. Там алел флажок. Рыбак согнулся над лункой и, высунув язык от томительной рыбацкой страсти-напасти, начал медленно перебирать леску. Есть!.. Он подсек и уже вскоре выбросил на лед щучку явно тяжелее килограмма. Она пружиной изогнулась на льду, изумленно замерла и забилась уже настойчиво и зло…
– Две он сегодня уже взял, – словно бы равнодушно произнес наш новый знакомый, но в его голосе все же прозвучала легкая зависть.
– Ну и ты не пустой…
– Шнурок с полкило зацепился, – презрительно выплюнул окурок рыбак.
Вскоре дедок неожиданно легко снова кинулся к жерлицам и вытянул еще одну щуку…
Нам это уже перестало нравиться. Вальяжную снисходительность волжских щукарей как рукой сняло… У нас и было-то два пустых подъема флажков, где в результате только слизнула зубастая карасика и даже спасибо не сказала…
Когда неугомонный дед взял еще одну щуку, мы начали собираться домой, проклиная лешаков-колдунов, местную хитрую щуку и себя, чайников, вместо Волги забредших на Богом забытую лужу, где, видимо, фартит только старым язычникам…
Тут к нам подошел сосед-рыбачок, с которым мы только что познакомились.
– Уходите?
– А чего тут делать? Дед, наверное, из садка вытаскивает или слово заговоренное знает. А у нас живец – зверь, и хоть бы одна попалась…
– А у вас какой живец?
– Караси, с воды еще живут.
– Э-э, мужики, с карасями тут пустое дело щуку сторожить. Это в городе у моста на карасиков еще берет, а здесь щуке только мелкую сорожку надо под нос совать. У меня окуньки стоят с палец, вроде самый живец, но нет… Белую надо ей…
– Так не берет же мелочь.
– Берет, но только на чернобыльника, и то, если две-три личинки нацепишь. Репейник уже ей не по вкусу, хотя какая вроде бы разница?.. Да и слабоват репейник, быстро вытекает. Причем дед щукарит все в одном месте, вон у той коряги. В стороне уже щука не берет. Он рано приходит и занимает место, даже если и живца нет. Мелочи-сорожки подловит и потихоньку наживляет снасти. Поймает три-четыре щуки и в одиннадцать часов уже уходит. И так каждый день… Мы его даже не обуриваем, бесполезно.
– Так и ты приди пораньше, ну часов в пять. Займи место.
– Нехорошо это. Он пенсионер. На Волгу дорого ему ездить, а тут он и душой отдыхает, и домой бабке принесет на жареху…
Мы закраснелись: то ли от мороза, то ли от того, что не забыто все же неяркое главное, что еще иногда объединяет российских рыболовов… Закурили с товарищем и согласились…
Наломав и налущив чернобыльника, мы выглядели чистый и необжитой плес на повороте реки. Поймали с десяток мелких плотвиц-сорожек и утром выставили жерлицы, еще потемну. С рассветом на одну из жерлиц попалась щучка килограмма на полтора, потом еще одна зацепилась, и брать перестало, а краем глаза видели, как бегает вдалеке к жерлицам дедок-лешак, и почему-то было на душе не завидно, а тепло и спокойно…
Хитрости местного лешака
Лишь в бурылях да местами, под низкобережьями, лед был тонким, как бумага, а где-то и открытая вода парила. Здесь течение било в берег, закручивалось в водовороты и путалось в островках не упавшей еще на дно осоки и травы-элодеи. Эти места на реке, бывало, не закрывались до самой весны и были этакими ловушками, куда нередко попадали даже неосторожные лыжники, а однажды и моя собака Эльза, московская сторожевая, осела под лед толстым мохнатым задом… Пришлось вытаскивать, неповоротливую, не шутя.