Лучше тянут вальдшнепы или хуже, мазали вы или стреляли хорошо — это почти полный набор возможностей. Крайне редко, но могут налететь на выстрел гуси, что, однако, нельзя отнести к разряду приключений. Но вот однажды все-таки случилось происшествие, которое запомнилось своей необычностью.
Как-то весной поехали мы вчетвером под Углич с целью пожить в брошенной деревне и поохотиться на вальдшнепов, а может быть, и не только на них.
Кроме меня, был мой коллега Виталий Харченко и два брата Елисеевых — Борис и Анатолий. Охота оказалась неудачной, так как ни места, где тянут вальдшнепы, ни, тем более, расположения токов никто из нас не знал, а поиски не дали результатов, но дело не в этом. Почему-то и мне, и Анатолию необходимо было вернуться в Москву раньше других. Проблемы это не составляло — мы выходили к трассе, на попутной машине добирались до Углича и уезжали московским вечерним поездом.
До трассы было километра 3–4, а так как дорога шла через лес и уже смеркалось, то шли мы с расчехленными ружьями в надежде, что протянет вальдшнеп. Но вальдшнепов не было, да и откуда им было взяться в высокоствольном сосновом лесу? Вальдшнепы любят сырые полянки в чернолесье, где они могут добыть свой любимый корм — земляных червей.
На полпути встретился нам охотник на мотоцикле с коляской. Как потом выяснилось, фамилия у него была такая же, как у моего — Харченко. Мотоцикл остановился, и мы немного поговорили. Потом охотник поехал становиться на тягу, а мы продолжили свой путь. Но не прошло и пяти минут, как он вернулся и скомандовал: «Садитесь!». Не задавая неуместных и глупых вопросов, мы сели в его мотоцикл и поехали в сторону города. По дороге не разговаривали из-за шума мотора, промолчали и тогда, когда проехали поворот на вокзал, недоумевая про себя, куда это он нас везет.
Привез нас Харченко к себе домой. Открыв ворота, въехали в большой двор, и нас тут же пригласили в комнату с уже накрытым для застолья столом. В графинчиках стояла выпивка, оказавшаяся хорошо очищенным самогоном, настоянным на перегородках грецких орехов, на блюдах лежала всякая домашняя закуска. Почему стол оказался накрыт, когда хозяин уехал на охоту, — навсегда так и останется загадкой. Мы с Толей решили ничему не удивляться и воздали должное гостеприимству Харченко.
Только когда мы выпили и закусили как следует, прояснилась причина нашего появления в этом доме. Хозяин привел в комнату двух прекрасных гончаков — выжлеца и выжловку, а потом показал коробочку, наполненную полученными ими медалями, стал рассказывать об успехах на выставках и испытаниях, об охотах на зайца с этими собаками.
Он пожертвовал вальдшнепиной тягой, чтобы продемонстрировать своих собак и увидеть наше восхищение. До конца я понял его, только когда сам завел собаку и тоже наполнил коробочку медалями. Харченко оказался страстным любителем собак, особенно гончих. Чтобы иметь возможность держать их, он поменял благоустроенную квартиру в современном доме на одноэтажный частный дом с большим двором. Помимо гончих, в доме были и другие собаки.
Почему-то он сразу проникся ко мне симпатией и усиленно приглашал приехать осенью поохотиться с его гончими. Может быть, он почувствовал, что я тоже очень люблю этот вид охоты. Такое приглашение он передавал и позже через родственников Елисеева, которые жили в Угличе. Я же все никак не мог выбраться, а потом пришло очень огорчившее меня известие, что Харченко умер, хотя на вид он был совсем не старым.
Оказалось, что мы с Анатолием вовремя выбрались из-под Углича. На следующий день, когда Борис один ушел на охоту, Виталий сыграл с ним злую шутку. Убив прямо с крыльца ворону, он потушил ее в сметане и предложил вернувшемуся Борису в качестве якобы добытого им чирка.
Проголодавшийся Борис с аппетитом съел «дичь», хотя у него и закрались кое-какие сомнения. И они полностью подтвердились, когда, выйдя на крыльцо, он увидел, как фокстерьер Виталия раскапывает ямку во дворе и вытаскивает оттуда голову и крылья вороны.