Кто-то полистает потрепанный альманах «Охотничьих просторов» тридцатилетней давности или старенькое издание Аксакова с пожелтевшими от времени страницами.
Кто-то посмотрит фильм об охоте. Да может, просто погладит своего пса, поглядит ему в глаза, и они сразу поймут друг друга…
В один из долгих, как водится, зимних вечеров затосковало по охоте и мое сердце.
Я сел за рабочий стол, достал гильзы, дробь и все необходимое для снаряжения патронов.
Не то чтобы мне в середине зимы понадобились патроны, снаряженные «семеркой», конечно же, нет.
Сигнал в уставший от зимы мозг получен! Воображение включено, и механизм запущен. Я — на охоте!
А неслись они, охоты, перед глазами со скоростью двадцать пятого кадра. Но одна…задержалась.
Случилась эта история несколько лет назад. Взял я тогда путевку в соседнюю, Владимирскую, область. Ну что ж, дальше все как обычно — трепетное ожидание, сборы, потом снова ожидание. Электричка везла меня уже не к мечтам или воспоминаниям, а в реальность настоящей охоты…
Каким восторгом встретило мое сердце весенний лес, описать невозможно! А лес меня — невероятным благоуханием, пением птиц, праздником весны! Придя на место и оглядевшись, я понял, что это действительно вырубка.
Полоска леса так и тянулась, описывая большой круг, и смыкалась там, где я вошел. Совсем недолго побродив вдоль опушки, я решил остановиться, найдя неплохое местечко у поваленного дерева.
До тяги было несколько часов, и перспектива прекрасно провести время, сидя на нем, прельстила меня. Я присел, расчехлил ружье и поставил рядом с собой. Все! Недостающий, как мне показалось, элемент пейзажа был нарисован, и я принялся созерцать.
Читайте материал "О работе в поле разных легавых"
Потом из рюкзака появились бутерброды и термос с кофе. На душе стало еще веселее, а на желудке комфортнее. И тут… мою идиллию нарушил шорох, который через несколько секунд стал… псом.
Курцхаар, а это был именно он, появился с той же стороны, с которой пришел и я. Появился он так неожиданно и стремительно, что я даже вздрогнул. Стремительно, не смотря на то что был… без передней лапы. Я оторопел, отложил бутерброд на подстеленную на бревне газету. Собака остановилась метрах в пяти от меня.
Через несколько секунд ступор прошел, и я, подумав, протянул ей кусочек сыра. «Держи, пес, ты откуда здесь?» — спросил я, передумав за минуту огромное количество версий появления здесь собаки. Но она не обращала на меня совершенно никакого внимания, даже не пошевелилась. «Вот странно», — подумал я.
Эта пауза продолжалась недолго. Вдруг с той же стороны, откуда сначала пришел я, потом пес, донеслось негромко: «Альма, Альма, ты где есть-то?!» Собака оживилась, завиляла хвостом и, ковыляя, но очень бойко направилась на голос. Через мгновение ей навстречу вышел человек.
Он был почтенных лет, сложно было сказать, сколько ему на вид лет. Седая борода, старенькая телогрейка. Ничего особенного. Он подошел ближе. Я привстал с бревна, здороваясь и представляясь. Он протянул мне почему-то левую руку, не вынимая правой из телогрейки.
«Петрович», — сказал он очень добрым и теплым голосом. «Может, кофе?» — предложил я ему.
«Нет, спасибо, кофе я давно не пью. У меня чай с собой, если мы не помешаем, конечно». Я молча, но всем своим видом показал, что буду только рад. Он скинул вещмешок с плеча и очень ловко одной рукой развязал узел, достал из мешка термос, присел на корточки и, зажав его меж коленей, открутил крышку.
И тут я разглядел его лицо, он еле заметно улыбался. Казалось, улыбка не сходила с его лица. Вместе с тем глаза его… Они тоже улыбались. И как-то светились очень добрым светом. Я молчал и думал, кто этот человек с собакой?
Читайте материал "Знать каждому владельцу: психологический тест для определения темперамента собаки"
Отложив крышку термоса с налитым чаем и покопавшись в мешке и достав оттуда кусок белого хлеба, он дал его собаке, все делая упорно левой рукой, держа правую в кармане.
Потом он начал свое повествование: «Мы сюда часто приходим с Альмой. Весной особенно. Вальдшнепа послушать. В основном, мужики все в противоположном краю вырубки стоят. Здесь редко, ну и здесь хоркает, бывает. А мы, чтобы не смущать, туда не ходим. Тут постоим, душу отведем. Охотниками-то мы быть не перестали, хотя и безрукие оба».
Он улыбнулся еще шире, и тут я понял все! Рукав телогрейки… «Поездом ей лапу отрезало», — продолжал он. — «На охоту шли. Сюда примерно и шли, только тогда здесь лес был, а ходили туда», — он указал рукой. — «Там, в конце просеки, поляна есть, туда и ходили. Лапа в стрелку попала, вот и… Так выжил же. По полям, как бывало прежде, уж не бегаем, а сюда приходим».
Он потрепал пса рукой и снова улыбнулся. Его рассказ нарушил далекий выстрел на другом конце вырубки. Они обернулись на него, два охотника... «Рановато что-то сегодня. Ну, пойдем мы», — он протянул руку и улыбнулся.
Они ушли, а я остался. Остался и долго думал. Сложив ружье, я просидел до глубоких сумерек, вглядываясь в весеннее небо. Иногда где-то вдалеке слышалось хорканье, слышались выстрелы на другом краю вырубки.
Петрович не рассказал, как потерял руку, а мне не хотелось прерывать его рассказ, да и задавать такие вопросы некорректно.
Он улыбался, он постоянно улыбался, не жалуясь на судьбу, не злился ни на кого. Добрый человек просто жил и улыбался…