У оружейного реставратора нет права на ошибку. Каждая операция просто обязана быть выполнена твердой профессиональной рукой.
Условно реставрацию, или восстановление, огнестрельного оружия можно разделить на три вида: «музейная», функциональная и коммерческая. Первые два напрямую связаны с принципом «НЕ НАВРЕДИ!». Третий, самый распространенный вид, — «ДЛЯ ГЛАЗЕТУ». Здесь принципов много, и главный — это получение максимального дохода. «Музейная» реставрация чаще всего вызвана необходимостью продлить срок существования оружия как предмета, имеющего историческую и культурную ценность. Это существование не подразумевает практического использования ружья по назначению.
Здесь уместно вспомнить Три Великие Идеи реставрации: 1 — Восстановление в первоначальном виде. 2 — Сохранение в неприкосновенности. 3 — Выявление исторической и художественной ценности.
Слово «музейная» я не зря взял в кавычки. Такой вид реставрации тоже условно можно разделить на три категории, обусловленные владельцем оружия. Если это именно музей (я имею в виду наши государственные музеи), то из трех принципов приоритетным будет второй — сохранение в неприкосновенности. Причем в неприкосновенности даже от глаз тех, кому сохраняемые сокровища и принадлежат — это я про народ. Если в Европе, например, все предметы музеи стараются выложить для обозрения на стендах, витринах, разместить на подиумах, развесить на стенах для привлечения посетителей и их количеством измерить чувство гордости за хранимые раритеты, то наши музеи привыкли гордиться сами для себя, втихаря, не для посетителей.
Раритет надо положить в ящик, ящик на стеллаж, а стеллаж — в самое дальнее помещение, и чтоб без пропуска-допуска — разрешения ни-ни! Если и покажут, то без фотографирования. Нет. Конечно, можно заплатив через кассу, запечатлеть на память то или иное редкое ружье. Но! Платить придется за фотографирование неэкспонированного предмета.
90%, если не больше того, что хранится в запасниках, никогда не экспонировалось. И не будет. Чтобы вытащить предмет из хранилища для экспозиции, надо оформить кучу бумаг. Кому это надо? Хранителям? Нет, не надо. Людям? Так они не видели этого и не увидят, и ничего не изменится. О каких людях можно говорить, если в оружейном городе оружейный музей оружейного же завода работает по заводскому же расписанию. Не подумайте, что беспрерывно. После 16 часов, а то и раньше, работники начинают сдавать стенды на сигнализацию, а в выходные и праздничные дни вообще музей не работает. И как в него могут попасть люди?
Расценки на фотографии в таких случаях совсем иные, нежели в залах, в экспозиции. При мне в закромах одного музея девушка для дипломной работы фотографировала глиняные свистульки по пять тысяч рублей за штуку. В ответ на мой вопрос: «А сколько же будет стоить сфотографировать ружье?» глаза и указательный палец музейного начальства мечтательно уткнулись в сводчатый потолок. «Это же Лебед-а-а-а-а! Вы понимаете?» Да, я понимаю. Понимаю, что у меня столько с собой никогда и не бывало.
Вероятно, догадываясь о существовании Третьей Великой Идеи, музейные работники занимаются выявлением исторической и художественной ценности — атрибуцией, но как-то сугубо в рамках денежного пособия в виде мизерной заработной платы. Как получают, так и «атрибутят». Предметы ведь лежат неприкосновенно. Торопиться некуда. С воплощением Первой Идеи дела обстоят так, что иной раз думаешь — лучше бы вы, работники, про нее и не знали. Опытных реставраторов (по части оружия) в музеях практически не осталось. Но есть считающие себя таковыми.
И появляются на витринах шедевры великих мастеров, принадлежавшие некогда царским особам, измазанные нитролаком. Есть хорошие мастера, которые с удовольствием бы помогли музеям, но в хранилище работать нельзя, а выносить предметы хранения из стен тем более. Замкнутый круг...
Вторая категория — это владельцы крупных, систематизированных частных коллекций. Здесь со всеми тремя Великими Идеями реставрации все в порядке.
В третью категорию я бы включил «несистемных» коллекционеров и коллекционеров «поневоле». Что я имею в виду: «несистемные» — это чаще всего начинающие, не имеющие необходимых средств для приобретения и сохранения достойных экспонатов, увлеченные люди. У них хватает времени и энтузиазма для досконального изучения каждой своей «железячки». Но часто не хватает средств для должного восстановления в первозданном виде. Наряду с коммерческой реставрацией такие коллекционеры наносят самый большой урон антикварному оружию, пытаясь своими силами произвести реставрацию.
Коллекционеры «поневоле» — это те, кому нежданно-негаданно что-то досталось. Бывает и по наследству. И лишиться жалко — память как-никак, и самому вроде как без особой надобности — «Пусть лежит до лучших времен». Здесь все три Великие Идеи просто наперебой да на перегонки. Но каждая в усеченном виде: 1 — сделай, как было. 2 — спрячу, никто и не увидит. 3 — сколько это будет стоить после того, как ты сделаешь, «как было»?
Пункт первый подразумевает чаще всего под собой полностью отчистить от грязи и ржавчины и полностью потом законсервировать. Пункт второй обусловлен не совсем законным хранением. Пункт третий — это «бриллиантовый дым». Приятно ощутить себя мгновенно разбогатевшим (как владельцам это представляется) человеком. Вот не было ни гроша, да вдруг алтын! «Дым» заслоняет все разумные доводы и ссылки на существующие цены. Если вздумается хозяину продать свое сокровище, то стоить оно будет ровно столько, сколько не хватает на покупку квартиры или, на крайний случай, гаража.
Вот наглядный пример такого подхода.
«Русский коллат» — интересный медвежий штуцер третьей четверти XIX века. Обретен, иначе и не назовешь, он был во время разборки кирпичной кладки стены старинного особняка. Судя по месту обнаружения «клада», смело можно предположить, что замуровали его сразу после белогвардейского мятежа 1918 года. Тогда захватившие город большевики всех просто, без особых церемоний, расстреливали. Тех, у кого находили что-либо стреляющее. На улицу не вынести, а значит, не избавится, и как быть? Только прятать внутри дома. Да так, чтоб не нашли.
Разумеется, хранение в кирпичной кладке в продолжение девяноста лет не самый идеальный вариант ни для дерева, ни для железа. Но зато никто не смог ничего испортить.
Почему «русский коллат»? Потому как это штуцер с системой запирания ствола аналогичной системе Коллата (Коллата — Тешнера). Мы привыкли читать и думать, а тем, кому удалось держать в руках, то и видеть, что запорный рычаг в системе Коллата двигается против часовой стрелки (а у Лефоше по часовой), но у штуцера рычаг поворачивается как раз в правую сторону, то есть по часовой стрелке. Прихоть мастера? Отнюдь. Был у меня опыт «общения» с ружьем системы Коллата. Оказалось, не очень-то и удобно, удерживая ствол правой рукой, левой отводить рычаг. Тяжелые стволы обреченно падали вниз, дергая все ружье. И производить перезарядку, когда правая рука занята тоже, как говорится, не с руки.
Для перезарядки же этого штуцера можно было смело браться левой рукой за ствол и правой отводить рычаг и перезаряжать. После изучения такой конструкции закралась мысль: а не был ли сам Вильгельм Коллат левшой? Раз сконструировал механизм «рычагом влево».
Почему «русский»? Это, конечно, мое предположение. Дело в следующем — на всем ружье не нашлось ни одной буковки, клейма, цифирьки, которые смогли бы прояснить его происхождение. Снаружи — ничего! Настоящее браконьерское ружье!
Но внутри механизма на тщательно выделанной детали предохранительного механизма я обнаружил клеймо — двуглавый орел Златоустовской оружейной фабрики. С соответствующими буквами. Случайно или нет «залетел» этот орел на столь важную деталь внутри колодки? Мне больше нравится думать, что нет, не случайно.
В двух словах о самом штуцере: ствол дамасской стали длиной 92 см имел четыре широких нареза, совершающих полный оборот на протяжении длины ствола. Диаметр канала ствола 22 мм. Диаметр патронника — дюйм. Орех замечательный, приклад разборный на две части, целик утрачен, мушка серебряная, поворотный рычажок предохранителя установлен впереди предохранительной скобы. Формы частей оружейного прибора и стиль торопливо-самоварной гравировки очень похожи на работы венского мастера Карла Пирко.
Очень жаль, что утрачен откидной штык. Я видел подобные конструкции на медвежьих штуцерах той поры. Штык полуметровой длины располагался снизу ствола и был подпружинен. Защелка-кнопка расположена перед цевьем. В случае необходимости промахнувшийся охотник нажимал на защелку, и штык-«выкидуха» превращал ружье в рогатину. Теперешний владелец этого штуцера, попав в положение коллекционера «поневоле», решил просто его законсервировать. Что и было сделано. Но прежде нужно было полностью очистить ружье. Приличный слой ржавчины был удален со ствола таким же старым способом, как и сам штуцер. При помощи обезвоженного прокаленной поваренной солью керосина, латунной щетки и ветоши. Керосин был смешан с парафином в пропорции 10:1. Хотелось бы отметить, что дамасские стволы, да еще и с серебряной всечкой, не рекомендуется подвергать при очистке разными кислотными или щелочными составами.
«Внутристенное» хранение обеспечило отсутствие излишней влаги, защитило от резких перепадов температур, сквозняков. Поэтому ружье особо не пострадало от времени. На железе не было раковин, а древесина не подверглась кислородной эрозии и разрушению грибками и насекомыми. Как это бывает при «чердачном» хранении. Вообще ружье, лежавшее долгое время на чердаке, сразу легко отличимо, равно как и ружье, хранившееся где-нибудь за печкой. Дерево было полностью отмыто в специальном растворе. Применение каких-либо абразивных материалов при реставрации абсолютно недопустимо. Это касается как деревянных, так и металлических частей. Если каждый реставратор будет снимать даже минимальный слой, то через определенное время от предмета останется лишь название. Остается только мыть, мыть и чистить. Потом на поверхности чистого приклада были подняты, насколько это возможно, замины и царапины. Даже не пришлось высветлять потемневшие от контакта с корродирущим металлом участки древесины. При подготовке к консервации этого просто не требовалось. Осталось защитить древесину синтетическим шеллаком и потом воском. Именно синтетическим. Легко удаляющимся при необходимости этиловым спиртом, но не подверженному биологическому старению.
Чем закончилась реставрация? Да как обычно в таких случаях — обладатель спрятал, и даже жена не знает, что оно у него есть.
Окончание следует.