Первое, что надо было сделать, это обзавестись профессиональным инструментом, ведь без него нечего было и думать о ремонте. Это ведь ружье,
а не водопроводный кран, для которого все сгодится.
ков Петрович для ремонта уже моего «Зимсона» одолжил кое-что из своего инструментария: настоящие тульские оружейные отвертки с грушеобразными гранеными ручками, удобными для большего упора при отворачивании тугих винтов, с острыми, как нож, лезвиями. Каждая такая отвертка была заточена под конкретный винт. Если на колодке было пять типоразмеров винтов, значит и открывались они каждый только своей отверткой, и никак иначе. Петрович снабдил меня также и специальными бородками различного диаметра для выколачивания втулок и шпилек и еще кое-каким мелким инструментом, без которого было не обойтись. Деревянный молоток с резиновым затыльником я раздобыл из ассортимента автомехаников и не спеша приступил к работе.
Начать надо было, конечно же, со стволов. Было ясно, что просто шомполом их не вычистить. Стволы ведь у немцев не хромированные и потому особо трудоемкие в плане чистки, а тут случай не просто вычистить, а как-то восстановить, чтобы хотя бы кольца сужений внутри ствола были видны. Для этого требовалась хорошая химия. Химия, которую в те годы не продавали в магазинах и которую знающие охотники делали для таких случаев сами. Так и я по продиктованному рецепту раздобыл компоненты, благо, что дефицитом они не были, и приготовил стволам настоящую баню, утопив их в специально приготовленном щелочном растворе. Отмачивая, вытирая и смазывая, опять отмачивая, вытирая и смазывая, я несколько дней отдирал всю грязь, вьевшуюся в стволы. Потихоньку стволы начинали блестеть,
и, наконец, можно было различить «три кольца ствольных сужений». Если вложить гильзу без капсюля в патронник и посмотреть в ствол с противоположной стороны, то различаются три белых кольца, которые многие, естественно неверно, истолковывали как три кольца в вензеле — клеймо одной из самых популярных крупповской ствольных сталей.
Когда со стволами было более или менее покончено, я взялся за замок. Его надо было вскрыть, посмотреть, что там делается, и, если все детали целы, удалить старую, окаменевшую смазку и смазать все заново. Здесь надо было соблюсти правильность и последовательность отвинчивания винтов, так чтобы расположенные внутри пружины не вылетели со своих гнезд, а шляпки винтов, имеющие части художественной гравировки, не были свернуты избыточным усилием. Эта задача при всей кажущейся простоте оказалась куда более сложной. За годы винты намертво схватились в своих гнездах, и провернуть их без повреждений было невозможно. Опять пришлось прибегать к помощи химии. Отсоединив замок от приклада, я «отпарил» замок сначала в обезвоженном керосине, а затем в растворе, близком по составу к тормозной жидкости. После такой бани винты под отверткой зашевелились, но все равно необходимо было отвинчивать их крайне осторожно, чтобы не повредить шлицы. Когда винты были вскрыты и механизм замка разобран, я увидел в целости все пружины оригинального образца. Это было очень важно, потому что в случае поломки найти им замену было бы просто невозможно.
Внутренней истертости металла в замке в виде металлической стружки и характерных углублений в корпусных поверхностях, к счастью, не оказалось. Механизм был цел и исправен, за исключением пружины запорного болта Гринера. Она, к большому сожалению, была сломана, и надо было искать что-то, чем ее заменить. Почему «что-то», потому что в то, что удастся найти такую же оригинальную пружину, я почти не верил, ведь ружье старое да еще иностранное, не в Германии же ее заказывать. На дворе ведь был 1994 год!
Стал я искать у друзей и знакомых оригинальные пружины. Как и ожидалось — не нашел. Нужно было переделывать пружину от «тулки» или «ижа». Эти пружины имелись, но как ее переделать? Материал пружин — каленая по особой технологии сталь, согнутая в «ласточкин хвост». Шлифовальным кругом к ней прикасаться Петрович очень не советовал. Из-за термической нагрузки может измениться ее жесткость. Выход был только один — напильником и ручками. Так я ручками ее и перетачивал. До сих пор мои домашние помнят, как я, сгорбившись за столом над тисками, кряхтел несколько дней, изготавливая деталь для своего любимца. Когда пружина была обточена под нужный размер, я поставил ее в гнездо и попробовал на жесткость. Результат-то всей этой переделки был не гарантирован. Переточенная и потерявшая в размерах пружина могла в итоге оказаться такой жесткой, что провернуть ее ручкой отпирания было бы невозможно без ущерба для всего механизма, или, наоборот, она могла получиться излишне мягкой и не способной надежно запирать замок. Однако, к моей большой удаче, все получилось более-менее хорошо. Замок она все же немного недозакрывала (буквально пару миллиметров), но на 90% рычаг вгонял поперечный болт запирания в ствольный засов. Ура! Мне и это удалось, ликовал я.
Новую ствольную антабку взамен той, что была на «Зимсоне» в виде согнутого гвоздика, мне все же удалось раздобыть, и, попросив об услуге одного человека, я исправил и этот недостаток. Скрученное гнездо под шуруп спусковой скобы я восстановил быстрее всего, поставив на клей деревянную пробку и вскрыв новое отверстие. Шуруп вошел в него плотно, с натугом, и стоит там до сих пор, не шевелится, несмотря на уже достаточное количество выстрелов, которое я успел сделать после ремонта.
Что касается восстановления и ремонта деревянных частей — цевья и ложи, я решил их сильно не трогать, и вот почему. Когда ружье «в возрасте», это видно и этого не надо особо скрывать. Наоборот, притертое ружье всегда выглядит гораздо красноречивее, чем подновленное. Поэтому я лишь подлечил кое-где имеющиеся выбоины тональной смолой, и — все.
Все должно быть соответствующим, подумал я — и, как мне кажется, не ошибся. Во всяком случае, лакирование деревянных деталей потребовало бы воронения стволов, а это уже в домашних условиях сделать гораздо труднее, да и к чему это... Я же не на выставку антиквариата ружье ремонтировал и не сватать его на продажу готовил.
Когда я вылечил все самые большие «болячки» и опробовал его на стрельбище, результаты оказались выше моих ожиданий. Оно стреляло процентов на 10–15% кучнее, чем мой ИЖ-27 в 12-м калибре. Всю значимость моей тихой радости надо понять, потому что сделано все это было в домашних условиях большим дилетантом, на чистом энтузиазме и преданности любимому делу.
После того как ружье было восстановлено, случилось то, что и должно было случиться, — я стал ездить с ним на охоту и параллельно испытывать его «боевые» качества, и прежде всего на дальность и резкость боя.
Поскольку в те годы, а именно в начале 1990-х, брендовые (т.е. от известных и авторитетных производителей) ружья у ташкентских охотников были большой редкостью, про их баллистические качества ходили разные легенды. На охотничьих привалах бывалые охотники с важным видом любили прихвастнуть, какие чудеса творит их ружье, снимая уток и гусей чуть ли не из-под облаков. Владельцы «тулок» и «ижей» в это время вынуждены были только с бессильной завистью слушать и глотать слюну.
Вот и я при первой же возможности решил проверить свой «Зимсон» на «невероятность». Чуда, как и следовало ожидать, не произошло. При своей великолепной кучности на стандартной дистанции на 50 метрах свалить утку «пятеркой» было уже делом больше удачи, чем закономерности. О приемлемой кучности осыпи на такой дистанции говорить уже не приходилось. И дело здесь было уже не в ружье, а просто в законах физики.
На охоте «Зимсон» серьезно поднял мою результативность. Он не только отлично справлялся со всеми пернатыми, от перепелок до гусей, но и так же уверенно клал и лис, и шакалов. При этом он замечательно управлялся в руках, сохраняя легкость и большой комфорт в движениях.
Малый вес и маневренность ружья оказались особенно ценными для походов в горы. В горах борьба за вес становится очень жестким условием. Кроме этого, на рельефе надо сохранять максимальную устойчивость, твердо стоять на ногах и помогать себе руками, хватаясь за уступы и растительность. А как это сделать, когда надо не только передвигаться, но и стрелять?
Если сохранять устойчивость за счет ног и рук, то уже точно не будешь охотиться, а если балансировать, опираясь только на ноги, то велика вероятность свалиться даже от отдачи после выстрела. Охотничий азарт часто «выключает» голову, и тогда — берегись, можно сломать не только ружье, но и шею.
Для того чтобы добиться большей устойчивости во время охоты в горах, не только твердо стоять на скалах, но и цепляться за уступы руками и при этом иметь возможность быстро изготовиться к стрельбе, я позаимствовал у бывалых охотников один мудреный способ ношения ружья на груди. Ремень этот представляет из себя двойную петлю, жестко фиксирующую ружье только за нижнюю антабку, которая к тому же проскальзывает по всей длине ремня вверх и вниз, а верхняя антабка пристегивается к ремню посредством специального крючка или быстросъемного карабинчика.
Карабкаясь по скалам с пристегнутым к груди ружьем, риск стукнуть его о камни гораздо меньше, нежели когда оно болтается у вас где-то за спиной. Это происходит оттого, что ружье у вас постоянно перед глазами, и упредить неловкость движений гораздо легче.
При необходимости быстро изготовиться к выстрелу; левая рука одним движением снимает ствольную антабку с крепления и ложится на цевье, а правая уже находится на уровне шейки приклада, и таким образом ружье с минимальным движением рук за секунду (подчеркиваю — за секунду, и даже не за две) приводится к изготовке стрелять. К слову, за две секунды опытный стрелок может изготовиться к выстрелу, если ружье весит на плече на обычном погонном ремне. Удобным такой способ ношения ружья оказался и для охоты на фазана, когда много часов надо ходить, как говорится, «по-английски», держа ружье все время наготове в полусогнутых руках. Очень скоро руки устанут, и ружье переедет сначала на плечо, с удержанием одной рукой за шейку приклада, потом еще как-нибудь с использованием обеих рук.
Нагрудный петельный ремень позволяет чувствовать себя и здесь максимально свободно, вовремя предоставляя разгрузку рукам и всему телу. Во всяком случае, я за все 30 лет своего охотничьего стажа ничего для себя более удобного пока не нашел.
«Зимсон» оказался очень «благодарным» на творческую мысль. Для него все время хотелось изобретать все новые и новые «приспособы», которые экономили силы на охоте, делали сам процесс более результативным и менее трудоемким. Так бывает только с очень «правильными» ружьями, которые оказываются впору для любой охоты — «что на мышку, что на мишку».
Несмотря на то что моему «Зимсону» исполнилось уже 64 года, он по-прежнему находится в хорошей спортивной форме. Старое ружье дало мне очень многое и прежде всего, если так можно сказать, привило спортивные ценности к охоте. Ведь охота — это, в том числе, умение побеждать, выходить из соревнования с дикой природой победителем, где победа измеряется совсем не количеством добытого, а тем, КАК это было сделано. Так вот это самое «КАК» старый «Зимсон» и позволяет мне делать с максимальным удовольствием и уверенностью в результате.
С ним я могу пройти гораздо дальше и выше по своим охотничьим маршрутам, а значит, смогу увидеть и сохранить в памяти гораздо больше неповторимых охотничьих сюжетов, уникальных природных пейзажей в захватывающих золотых красках осени и в сказочном белом убранстве зимы.
Из этого ружья я попаду точнее и чаще по огненным фазанам и красавцам кряковым селезням, что подарит мне те неизгладимые впечатления, которыми и живет душа человеческая, от сезона до сезона, из года в год, на протяжении всей жизни.
И хотя со временем в моем оружейном шкафу появились и другие не менее именитые ружья, для меня мой старый «Зимсон» по-прежнему остается самым любимым и заслуженным ружьем, подарившим мне столько эмоций и воспоминаний, которых хватит на долгие годы вперед.