В то время охотобществам спускали обязательный план по сдаче пушнины, и я в одиночку успешно отчитывался за весь наш полусотенный первичный коллектив.
Тогда считалось, что ружье промысловика должно быть мелкого калибра, 28-го или 32-го. Боюсь, что здесь больше случайно сложившегося в силу привычки стереотипа, чем взвешенно сделанного выбора: на протяжении жизни двух или даже трех поколений самым дешевым, а значит доступным для сельчанина ружьем, была «Берданка» — рассверленная под гладкоствольный патрон мелкого калибра, снятая в конце XIX века с вооружения винтовка Бердана. Именно с ней и добывалась львиная доля всей пушнины.
Занявшись белкованием, я тоже приобрел ружье 28-го калибра, но очень скоро отказался от него. Хотя белку из него стрелять и неплохо, но, когда я оказывался перед необходимостью добыть какую-нибудь иную дичь, я сразу чувствовал, что мне не хватает полновесного 12-го или 16-го калибра.
Кого только в длительных поездках не приходилось стрелять: и зайцев, и лисиц, и копытных, и боровую дичь. К облаиваемому глухарю подойти в лучшем случае удается метров на сорок, а выстрел патроном, снаряженным 20 г дроби, с такого расстояния лишь случайно может оказаться эффективным. Выигрыша в весе патронов тоже не ощущалось: тяжелая латунная гильза сводила на нет разницу в навеске дроби.
Вернувшись к 12-му калибру, я стал снаряжать специальные «беличьи» патроны с навеской дроби, характерной для 28-го калибра. Кстати, навеску пороха в этом случае надо класть увеличенную, близкую к 20-му калибру, чтобы компенсировать потерю импульса в слишком быстро увеличивающемся объеме более широкого ствола. А в наше время можно и не снаряжать ничего, а пользоваться спортивными патронами с навеской дроби 24 г. Достаточно сменить патроны или просто держать в одном стволе нормальный патрон, а во втором — «беличий», чтобы быть готовым к встрече с любой разрешенной к добыванию для вас дичью.
Гораздо существеннее калибра оказался выбор номера дроби. Большинство промысловиков — это сельские жители отдаленных районов, которые пользуются на всех охотах одним и тем же, обычно крупным, номером дроби, зачастую катаной вручную, номера от нулей до 3. Но такая дробь прошивает белку насквозь и портит шкурку, разрывая ее на спинке. Имевшие нарезное оружие, целили из мелкашки белке в голову, потому что разрывы на голове сортность шкурки не снижали.
Глядя на них, кое-кто пытался соорудить нечто похожее с гладкостволкой, закладывая в патрон одну картечину и центрируя ее парафином или каким-нибудь иным способом. Результат, увы, был никакой: гладкостволка есть гладкостволка, и попасть с помощью такого «снайперского» патрона белке «в глаз» никак не получалось — не пройдя по нарезам, такая «пуля» вообще летела не только мимо головы зверька, но и мимо дерева, на котором он сидел.
Способ не портить шкурку дробью я нашел случайно, выстрелив по белке полновесным патроном «девятки», которую я брал с собой на рябчика. Думал я, что, когда сниму шкурку, она будет как сито. Но, к моему изумлению, после того как я поскоблил ее и слегка потянул, как и положено, прежде чем повесить на сушку, ни одной пробоины на мездре я не обнаружил.
Дело в том, что живая кожа представляет собой слоистый материал, и, пока эти слои не спаялись при сушке, они легко смещаются при растягивании относительно друг друга, и мелкие пробоины, например от иглы или от самой мелкой дроби, закрываются так, что после сушки обнаружить их уже невозможно.
С тех пор за пробоины при сдаче пушнины мне сортность не снижали. Вся белка шла только 1-м сортом (европейская белка «высшим» не идет из-за сохраняющейся рыжеватости меха) — пробоин в моих шкурках не было никогда.