Как истинный потомок гордого кавказского племени, Коша имел соответствующую стать: широкий торс, мощные лапы, не менее мощные челюсти и круглую «медвежью» голову. Какие мысли посещали эту голову, остается загадкой, но во взгляде пса все время читалось: «Мои способности достойны лучшего применения!»
Мирное течение сторожевой собачьей жизни ничем не омрачалось, и Коша исправно оглашал окрестности своим кавказским басом, все больше для острастки. Редкие прохожие издалека с опаской косились на ворота, где пес бегал вдоль забора на привязи.
Чтобы скрасить свою однообразную службу, Коша придумывал себе всякие развлечения, связанные с мелкой живностью, пытавшейся покушаться на собачью миску с едой. С живностью проблем не было — благо, прямо к забору подходила лесополоса.
Гвоздем программы стал номер, когда по весне массово выползли ежи и Коша, забыв свою кавказскую солидность, как оголтелый сорванец, начал играть ими в футбол, плавно переходящий в волейбол.
Но было видно: собачья душа жаждала большего.
Лето прошло, и вот уж осень подкатила с ее прозрачными деньками, кружевными паутинками, а потом и легкими морозцами. С усилением холодов, все чаще по ночам, в гости стала захаживать лисица и, говоря военным языком, проводить рекогносцировку. Главным ее объектом, без сомнения, была собачья миска, но, как в дальнейшем оказалось, не только…
Однажды, крадучись и поводя носом, лиса появилась в проеме ворот. Для собаки, очевидно, это было время глубокой ночи, а для лисы, что тоже очевидно, — раннего утра. Короче говоря, стрелки часов показывали 4:00.
Вот уж точно: «Кто рано встает, тому Бог подает!». Картина раннего утра напоминала басню дедушки Крылова еще и тем, что наш незадачливый пес спал в самом дальнем углу. Правильно оценив ситуацию, рыжая вальяжно продефилировала к миске и, нисколько не смущаясь, стала поедать казенные харчи.
Тонкий собачий слух во сне уловил, что происходит нечто такое, что на человеческом языке имеет точное название: вопиющий беспредел. Коша открыл глаза. Представшая собачьему взору картина сообщила мощному телу такой рывок, что крепление ошейника не выдержало. В следующую секунду рыжая летела — чудо! — не в лес, а на территорию завода, и наш «джигит» кипящих кавказских кровей мчался с ревом за ней.
Непрошеная гостья, нырнув в штабель упаковки и выскочив с противоположной стороны, ринулась на охранников, затаивших дыхание и наблюдавших за представлением. Вдруг увидев людей и поняв свою ошибку, лиса по диагонали бросилась в дальний угол забора. «Все! Точно к зиме будет лисий воротник!» — пронеслось в головах охранников. — Оттуда ей деться некуда».
Замешкавшийся в упаковке пес наконец-то выскочил и погнал зверя в самый дальний угол. Никто не ожидал того, что произошло следом. Лиса виртуозно «просочилась» в малюсенькое отверстие в углу забора, которого никто не заметил, а незадачливый Коша, остановившись, с остервенением стал метать громы и молнии на своем собачьем языке, высказывая все, что он думает о визитерше и обо всем ее лисьем племени.
Каково же было изумление охраны, когда через несколько мгновений лиса, обогнув забор, снова появилась у собачьей будки, подошла к миске, и, пока пес рыл землю в сорока метрах от нее, как ни в чем не бывало продолжила свою трапезу. Да уж! Дедушке Крылову такое и не снилось!
Тут, конечно, охрана не выдержала и разразилась неудержимым хохотом. Человеческого смеха рыжая не вынесла и на прощание всем махнула роскошным хвостом. Остается загадкой, для чего лиса проделала столь сложные маневры. Совершенно очевидно только одно: лисе ничто человеческое не чуждо, при случае она не прочь поводить кое-кого за нос. Ну а кого, мы говорить не будем, сохранив тем самым авторитет Кавказа.