Не знаю, сколько по времени мы слушали гон.
Поставили греть банки с рисом и тушенкой, что случилось в лесу, не знаем, но мы ошиблись.
Крупный лисовин пошел прямо через вспаханое поле.
Это было его ошибкой.
Выскочив наверх, мы увидели вдалеке огонь лисьей шкуры на черной пахоте и ревущего Рыдая сзади, увидевшего на открытом месте своего врага.
Лисовин и собака то скрывались между стогов соломы, то появлялись, с размаху влетели в лес и закружили, и гон смолк… Все это время мы бежали с ружьями наперевес к одной-единственной дороге, что прорезала кустарник и вела к селу. Лисовин должен был выскочить на нее.
Вот и дорога. Не успели? Остановились перевести дыхание, не мог Рыдай потерять след! Нор там тоже не было. Что случилось?
И в это время из папоротника появилась морда Рыдая с крупным лисовином в зубах! Выжлец небольшой, а держит добычу поперек. Лапы и хвост волочатся по траве, но он очень старался: поднимал морду и с гордым видом шествовал мимо нас. Я обнял покусанную морду, видно, лис непросто сдался. Как же я любил эту собаку!
Вернулись к костру доесть кашу. Рюкзаки лежат, костер разбросан, банок нет. Нашли банки метра за три. Греть-то поставили, а дырки сделать не успели. Взорвался наш обед.
После армии я работал водителем. Возил директора предприятия, как-то незаметно втянул его в охоту. Рыдая он называл Другом, и без него желания ехать в лес у него не было.
Как-то по первому снегу выехали на зайцев. Друг честно отработал первого зайца, а вот второй помотал и нас, и его. Увел в овраги с небольшими речушками и холмами. Долго, нудно и упорно пытался оторваться от собаки заяц, и с таким же упорством мы пытались перехватить его.
Наконец взяли зайца. Встали у нашего родного уазика пить чай. Рыдай отлежался и незаметно исчез в лесу. Поднял третьего. Поднял далеко через поляну. Заяц сразу по прямой ушел в сенокосные угодья и стал кружить по высохшему руслу реки.
Наверное, это был самый длинный по продолжительности гон. Осенний день короток, стало смеркаться, и, отбросив все попытки взять зайца, мы стали ловить собаку, нужно было выбираться домой. Но Рыдай уцепился как клещ, решив, что этот заяц мечта всей его охотничьей жизни.
Не знаю, что решил на этот счет заяц, но вымотались все. Пытались поймать пса в кустах, обдираясь о коряги и царапая лицо и руки. Мчались наперерез на машине, когда слышали, что гон выходит на поляну.
Стемнело… Стоим слушаем у машины. Стрелять уже темно, даже если и выскочит на нас. Бросить друга не можем. Вообще район чужой… Сколько еще простояли, не знаю, но по голосу осознаю, что гонит какой-то механический пес, гон кружится в одном и том же месте по маленькому-маленькому кружку. Заяц уходил в кусты, потом через небольшую поляну в колок, из колка опять в кусты.
Заводим машину, двигаемся в сторону гона, при свете фар наблюдаем картину, как из кустов в колок через поляну ковыляет заяц, а следом как заводной идет Рыдай и, как робот, издает — «ав-ав-ав».
Прямо из машины ловлю его за холку, отрываю от земли, но он продолжает свое механическое ав-ав-ав и переберает лапами. Александр Федорович (так зовут директора, с кем охотились) сказал, что никогда не видел такой самоотдачи. И еще сильнее зауважал друга.
Где-то в старой книге мне попалась статья о гончих, в которой было сказано, что чутье считается сильным, если спустя час после того, как заяц пройдет по паханному полю, гончая возьмет этот след и поднимет зайца.
Всегда хотел проверить, и вот представился случай. За селом сразу начинался лес вперемешку с полями, как-то ехал к родителям и уже на подъезде увидел зайца, который, испугавшись трактора, перемахнул через паханное поле и исчез в лесу.
Чтобы доехать до родного дома, переодеться и покушать мамин борщ (иначе буду враг номер один, она «готовит, готовит, а никто не съедает, и только продукты переводит»), взять Рыдая и вернуться к полю, на это ушло часа два.
Зайдя в колок, откуда выскочил заяц, выжлец чуть покрутился, поскулил, «пропылесосил» носом кусты, обрезал круг и пошел по полю точно там, где бежал косой. Минут через десять он поднял зайца!
Как-то товарищ купил пегую выжловку с документами и дипломами. Звали ее Плакса. Крупная псина чуть ли не в половину крупнее Рыдая. Дело в том, что сколько не пытался охотиться в паре с другими гончими, ничего хорошего не выходило. Ни одна из них не успевала ногами за Рыдаем.
Получалась чехарда — гонит мой выжлец, а спустя время по его следу другая гончая. И только Плакса, несмотря на массивность, успевала за ним. Но вот с подъемом были у нее проблемы. Несколько раз в шутку спорили с Владимиром, владельцем Плаксы. Держу своего на поводке, заходим в лес.
— Пускай Плаксу, пусть ищет.
Ждем минут тридцать. Время прошло, участок небольшой.
— Нет тут ничего, — говорит Владимир. — Давай проверяй своим «сканером».
Держит Плаксу, пускаем Рыдая, и через минут пятнадцать выжлец поднимает зайца!
Однажды осенью по пестрой тропе Рыдай гонял лису по оврагам с норами. Пытаясь перехватить, бегу в сторону нор. Вдруг слышу раскатистый выстрел. Кто-то, видно, взял лису из-под выжлеца. Гон смолк.
Выбегаю на пригорок, начинаю звать Рыдая, бегу, пытаясь найти следы, вижу след и пятна крови, под кустом лежит мой пес весь в крови и слабо шевелит хвостом. Хватаю его на руки, кровь алой струйкой стекает по левой лопатке и шее. Несу его к машине, падаю на мокрый снег, глажу, смотрю в глаза. Суки, за что? Что это за люди, которые стреляют по гончим на охоте?
Пес выжил, но на память под шкурой на лопатке и у основания шеи перекатывались картечины. Может, они и решили его дальнейшую судьбу…
К концу сезона Рыдай ослеп, не знаю, полностью ли или нет, но в лесу, пытаясь найти следы, постоянно с разгону врезался в деревья, влетал в кусты и падал в канавы. Гонять не перестал, стоило поднять зверя, не знаю, как, но уже его не бросал.
Прошел еще сезон, и выжлец потерял слух… Со слезами смотрел я на родную поседевшую морду, которая не представляла себя без охоты. Он честно работал без зрения и слуха, много тому свидетелей моих знакомых.
Гон, конечно, потерял скорость, но, честно скажу, не на много, больше стало уходить времени на подъем. Без охоты он просто не мог, по каким-то своим собачьим часам и календарю он точно знал, когда открытие сезона, начинал метаться, подвывать и тянуть в сторону леса. Будка у него стояла так, что виден был лес, он начинался метрах в ста от дома.
Рыдай ложился головой в сторону леса и тихо скулил. Он был добродушный пес дома, у него в будке могла ночевать курица с цыплятами, и он запросто мог поделиться с ними своей порцией еды. В лесу стало сложно, позвать я его не мог, накликать на след тоже, до момента подъема зверя мы как бы были каждый сам по себе.
Потом выработалась тактика, как-то он, видно, сообразил: минут 10–15 в лесу без подъема, и он начинал нарезать круги, пока не обрезал мой след и по следу бежал ко мне, утыкался в ноги мокрым носом, смотрел пустыми бездонными глазами и радостно вилял гоном. Все-таки чутье у него было дано ему свыше.
Пишу сейчас, а у самого слезы в глазах стоят… Получалось, что он меня водил по лесу, я шел постоянно, чтобы не терять его из виду.
Так прошел еще год. На следующий сезон к открытию позвонил отец: «Рыдай скулит и подвывает в лес тянет, может, отпустить побегать?» «Не нужно, я приеду утром, пойдем с ним в лес».
Утром выйдя из машины, не заходя в дом, пошел к Рыдаю — он лежал, положив голову на вытянутые лапы по направлению к лесу и как будто вглядывался в темную даль тайги, на спине мирно дремали подросшие цыплята. Так не стало самого преданного охоте пса, самого верного друга…