Никогда я не представлял себе охоты без хорошей собаки.
Настоящей рабочей.
В моей жизни было несколько собак, о которых вспоминаешь с тоской, и что-то щемит в груди в этот момент, о которых говорят — «такой уже никогда не будет», «такую уже не воспитать».
Собак было много и разных. Разводил, натаскивал, охотился, получил «корочки» эксперта по норным, приглашали судить выставки.
Были времена и возможность, держал много собак разных пород. Но настоящих было несколько, об одной из них и хочу рассказать.
Еще мальчишкой, поначитавшись книжек, бредил охотой с гончими и борзыми. Но шло время, пропадал в лесу только с лайками, и как-то притупилось желание завести гончую. Да и не было рядом у нас таких собак.
И вот как-то уже после службы в армии мы с товарищем поехали посмотреть кобеля лайки у его знакомого и договориться повязать им суку. Подьехали к дому, и тут от ворот отбежал русский гончий выжлец! У меня чуть дар речи не пропал… Но виду не показываю...
В своих кругах уже тогда слыл опытным собаководом. Но и тогда, и потом, пересмотрев кучу собак и пройдя кучу выставок, я понял, что выжлец практически идеален по внешнему виду, но росточка небольшого, на нижнем пределе. Все остальное — нет слов. Голова, колодка, лапа! Именно смотря на него, я понял, что значит термин «кошачья лапа».
Выжлец был молодой. От силы 1,5–2 года. Посмотрели кобеля лайки, разобрались, откуда он, у него и выяснилось, что он потомок моих собак и вязать им мою суку ну никак нельзя. В процессе разговора выясняю про гончую.
Оказывается, почти год назад осенью на железнодорожный разьезд приезжали городские охотники с собаками, поохотились, постреляли по бутылкам, собрали собак, сели в поезд и уехали. А этот выжлец за кем-то увязался в лесу, но ждать его не стали, посвистели-посвистели, постреляли в воздух и уехали… И больше их никогда не видели.
Выжлец вышел к разьезду через два дня, дичился, не подходил к людям. Там его и увидел мой новый знакомый Иван. Сразу понял, что за собака, и наказал местной детворе его поймать. Голод взял свое, и местные мальчишки привязали его на веревку.
Благополучно прожил зиму в доме, хотя у нас в домах собак никогда не держали, но этот мерз, видно, квартирная собака была… Как только потеплело, он стал слоняться вдоль ограды дома.
— Вань, в лес пробовал с ним?
— Да ну его, пробовали, поднимет кого-то и гонит как сумашедший, на лошади верхом перехватить не успеваем, прогонит чуток и бросает. Выходит довольный, хвостом виляет.
— Отдай мне выжлеца, я тебе суку лайки отдам рабочую. Не отдашь, приеду ночью украду.
Так Рыдай оказался у меня.
Рыдаем назвал его Иван, услышав где-то кличку гончей, и не ошибся. В то время я уже перебрался жить в городок, который находился в 35 километрах от села, где жили родители. Желание нагонять и охотиться с гончей было неимоверное, и вот каждый вечер после работы я на служебной машине мчался в село, брал выжлеца и бежал в лес, чтобы успеть до темноты хоть часок побродить по лесу.
Надо сказать, Рыдай довольно быстро находил заячьи жировки, поскуливая и мотая гоном, начинал наматывать круги и поднимал зайца, слишалось — аххххх... Потом как будто все замирало на мгновение и начинался настоящий концерт...
Что это был за голос! Он двоился, троился, плакал и по-настоящему рыдал. Я до конца его жизни не мог поверить, что в таком небольшом теле может быть такая мощь… Гончатники меня поймут... Но все это продолжалось, увы, недолго. От силы сделав небольшой кружок, Рыдай, повиливая хвостом, возвращался ко мне довольный собой. Мол, прогнал я от тебя страшного зверя зайца.
Надо сказать, что это было в середине лета, стояла жара и трава по пояс. Условия жесткие. Но я лез по лесу, туда, где слышал его в последний раз, и, наматывая там круги, с упорством барана приговаривая и уговаривая, заставлял его снова искать брошенный след. И снова круг, и снова трава, пот по спине, липкая паутина с пауками вместе, беготня до тошноты и с привкусом железа во рту...
Возращаясь памятью в те дни, всегда думаю, что меня заставляло изо дня в день все это повторять? Но все было не зря. К осени у меня был такой выжлец, что вот уж правда «такого никогда больше не будет»! После него и уж до него тем более я не видел и не слышал такого гона.
Скорость гона неимоверная, в благоприятных условиях он в прямом смысле висел на хвосте у зверя, бывало, прокусывая себе балтающийся язык, пытаясь схватить.
Куча друзей-свидетелей, с которыми мы охотились, несколько раз он просто сганивал зверя, давил, брал в зубы и отправлялся домой. Звучит как сказка. Думаю, у него было феноменальное чутье, которое попадается раз на тысячу. Не существовало погодных условий, когда бы он ни гонял, ни снег, ни пестрая тропа, ни дождь не мешали ему.
По припорошенному снегу было видно, что гонит он с подветренной стороны от следа метрах в четырех верхом с высоко поднятой головой, иногда пересекая след, чтобы снова поймать запах.
Охотились мы часто с тем товарищем, кто и привез меня к Ивану. Зовут его Игорем. Практически в шести случаях из десяти при охоте с Рыдаем мы убивали по лисе и по зайцу. То есть в день охоты двух зайцев и двух лис.
Кстати, Рыдай никогда не терялся! Гончатники понимают, о чем я. Сам после него тысячу раз лазил по лесу до темноты, оставлял вещи на месте стоянки в надежде, что собака вернется и будет там ждать. Предупреждал всех знакомых собачников. С ним все было не так.
Не знаю, как, но он находил меня и за 10, и за 15 километров. Даже если я отьезжал на машине, а потом специально просил его выпустить через полчаса. Если он видел у меня в руках ружье, то у меня даже тени сомнения не возникало — он меня найдет!
Снять с гона было нереально, иногда, махнув рукой, уходили домой и, выйдя поздно перед сном на крыльцо, в ночном лесу слушали его гон. После такого он обижался, отворачивал морду и отлеживался дня два весь в колючках и со сбитыми лапами.
Однажды, побродив на охоте и переходя поле, спустились в овраг и решили присесть пообедать. Рыдай покрутился возле нас и побежал через поле. Разожгли костерок, и тут на другом конце поля выжлец кого-то помкнул.
Решили пообедать, зверь все равно пойдет через овраг к лесу, больше некуда, мимо не пробежит! Не знаю, сколько по времени мы слушали гон, поставили греть банки с рисом и тушенкой. Что случилось в лесу, не знаем, но мы ошиблись. Крупный лисовин пошел прямо через паханое поле, и это было его ошибкой!
Выскочив наверх, мы увидели вдалеке огонь лисьей шкуры на черной пахоте и ревущего Рыдая сзади, увидевшего на открытом месте своего врага. Лисовин и собака то скрывались между стогов соломы, то появлялись, с размаху влетали в лес и кружили там. Гон смолк…
Все это время мы бежали с ружьями наперевес к одной-единственной дороге, что прорезала кустарник и вела к селу. Лисовин должен был выскочить на нее... Вот и дорога. Не успели?!
Остановились перевести дыхание, не мог Рыдай потерять след! Нор там тоже не было. Что случилось?! И в это время из папоротника появилась морда Рыдая с лисовином в зубах! Лис крупный.
Выжлец небольшой, держит добычу поперек. Лапы и хвост волочатся по траве, но он очень старается, поднимает покусанную морду и с гордым видом шествует к дому мимо нас. Я обнял пораненного пса, видно, лис не просто так сдался! Как же я любил эту собаку!
Вернулись к костру доесть кашу… рюкзаки лежат… костер разбросан, банок нет. Нашли банки метра за три. Греть-то поставили, а дырки сделать не успели. Взорвался наш обед!