В мудрости и глубине этого утверждения Ларисы Артуровны, вынесенного мною в эпиграф, я убеждаюсь стойко и регулярно.
И неважно, ведет ли нас с лайкой охотничья тропа тайгой Северной Руси, борами и подтаежными лесами Средней полосы, либо выжженными солончаками и непролазными, чисто африканскими, колючими зарослями джиды да тугаями в прикаспийских степях.
Да, Артуровна знала, о чем говорила, ведь за ее спиной длинная охотничья жизнь с собаками, начатая с легавых, а затем на десятилетия посвященная карело-финской (ныне карельской) лайке, колоссальный опыт охотничьего кинолога и эксперта и, конечно, главная ее заслуга — первая карелка, привезенная в Москву из карельских научных экспедиций, с последующим активным культивированием этой породы, оценка которой заслуживает самых высоких и даже цветистых оборотов.
Но и их не хватит для выражения восхищения рыжим, солнечным чудом — северной остроухой карело-финской лайкой, созданной совместными усилиями матери-природы и человека.
Сразу оговорюсь: люблю всех собак, охотничьих — особенно, и среди них люблю прежде всего наших отечественных охотничьих остроушек, которых знаю не по чьим-то рассказам об охоте с ними, а сугубо из личного опыта, приобретенного в Иркутской области с незапамятного 1977 года.
Там началась моя охотничья жизнь именно с лайками, и в своем отношении к ним, будь то «восточницы», «западницы» или «русско-европейки», я положительно пристрастен. Но здесь я поведу речь о карелочке и об охоте с ней на белку как ее напарник, точнее сказать, напарник молодого победителя межпородных состязаний лаек по белке и невероятного охотника «по всему» — карельского кобеля, которому этим ноябрем стукнуло одиннадцать с половиной лет.
С трехмесячного возраста он регулярно пребывает в многодневных и многонедельных охотничьих экспедициях в разных, часто географически противоположных местах России, демонстрируя исключительную эффективность, присущую этой породе, фантастическую охотничью страсть и совершенно бесподобную сообразительность.
Наверное, благодаря тому, что в своей охотничьей жизни он видел и работал все — от рябчика до северного оленя, сохатого и медведя, мы пока на физическую форму не жалуемся и барьер высотой 160 см берем почти без разбега, а на охоте пробегаем в поиске десятки километров.
Но вернемся к белке. Все сказанное выше лишь подтверждает то, что с нее, хвостатой, как правило, начинается лайка-мельчатница — вершина лаечного мастерства. Именно для охоты на пушнину и боровую дичь человек вывел когда-то лайку. А если она еще и склонна к универсальной работе, это вообще шедевр. Таким шедевром Бог меня за что-то наградил.
Несомненно, белка — это самый сложный для любой лайки звереныш, поэтому на ней все и оттачивается. В сравнении с белкой любой пушной или «мясной» вид дичи никакой особой сложности при добыче не представляет. Сила здесь не при делах, важнее отменная «физподготовка»: поиск, слежка, вязкость, чутье, слух, зрение и острота ума.
Если говорить конкретно о пушном звере, то разве может кто-либо из них сравниться с такой бестией, как белка? Ни в жизнь! Например, ход по верхам соболя и куницы, зверей размером с кошку, хорошо виден; уходя от преследования, они часто останавливаются и смотрят с дерева на собаку, охотника, а то еще начинают «ругать» собаку, сидя невысоко на суку.
Выцеливать их не очень сложно. Другое дело — белка. Скорость ее хода по кронам деревьев сверхъестественна, маневренность непредсказуема, молниеносна. При этом размеры зверька мизерны, благодаря чему даже на позднеосенних, совсем голых березах и осинах затаившуюся белку, которая растянулась на суку или прижалась к стволу, слившись с ними, не высмотреть даже в бинокль.
В хвойных же стациях, даже светлых, сосновых или лиственничных, не говоря уж о еловом чернолесье (а все эти места белочка сильно уважает), высматривание грызуна или преследование его, уносящегося верхами, нередко безнадежно как для охотника, так и для лайки. Если она не карело-финская, причем (желательно) в сухом легком типе.
Причин тому много. Местность здесь сильно захламлена, можно если не убиться или что-то себе сломать на бегу, то оставить глаза на еловых ветках с их сатанинской прочностью, корявостью, пружинистостью и концами-копьями. Лайке в таких условиях тоже нелегко.
Тем более крупной, в крепком типе, пусть даже сухом. Карелка же здесь идеальна: легкий сухой тип на высоких рычагах, маленькая, легкая, сверхчутьистая, вязко-настырная, зоркая и звонкая, внимательная, с аналитическим умом (скажем так, «прошаренная») и, что крайне важно, совершенно неутомимая. Скрыться от такой шансы есть, но их немного…
Белка была первой дичью Шамана, первым целевым объектом его охоты. Кстати, на гербе нашего Зеленоградского округа Москвы изображены две белки. И они действительно «начинаются» буквально от дома, что очень облегчило для меня нахаживание Шамана, начатое в максимально раннем возрасте, на третьем месяце его жизни, сразу после всех прививочных дел.
Белок он «пеленговал» чутьем, слухом, зрением, но главное — сердцем и душой. Учился следить за ними, преследовать их, уходящих по земле и по верхам; вырабатывал свой стиль и индивидуальный, чисто «беличий» голос (такой хозяину не спутать с работой по другой дичи).
Именно белка стала опорной, главной дичью для его прекрасной работы по всей остальной дичи, принося мне радость и счастье. Боровая, полевая, водоплавающая дичь, пушной зверь, копытные — все они стали возможны благодаря белочке. И даже медведь, я считаю.
В разные годы и в разных глухих углах Русского Севера Шаман дважды предотвратил, вероятно, не самый радостный для меня исход встреч с хозяином тамошней тайги, а по сути спас меня (никогда этого не забуду и вечно буду молиться за своего маленького и беззаветно отважного друга). И это, я уверен, был результат всех его охотничьих навыков, наработанных именно на самом святом — на белке.
Охота с карельской лайкой на белку зимой — тема, стоящая особняком. Отлично видны следы зверька, а беличьи посорки у подножий спелых елей и сосен дополнительно его выдают. Особенная зимняя тишина, русский морозец, шуршание лыж по снежной целине, упоительный воздух и задорный тугой круг хвоста, пушистые авторитетные гачи и маленькие треугольные, тугие ушки впереди…
По снегу легко катится полыхающе-рыжий живчик, то и дело внимательно осматривая все вокруг, запрокидывая голову, втягивая носом воздух. Он регулярно ныряет в чащи и обследует там все, что может хоть что-то сказать ему о дичи. Рябчики, косачи, глухари, куницы и прочий лесной народец, берегись!
Вам не будет послабухи, если попадете в поле нюха-слуха-зрения карелки. Без вариантов!
И это ли не счастье?
Встретив беличий след, карелка тут же принимается за него. Но если понимает, что он старый, интерес к нему теряет. Если же зверек был недавно, можно быть спокойным: его вскоре найдут и облают, в какой бы густоте хвои и на какой бы высоте он ни скрывался. Карелка ни за что не успокоится, пока не вынудит хвостатку показаться и начать спасительное бегство по сучьям и ветвям.
Иногда можно помочь другу, постучав по стволу обухом топора, столкнув таящуюся белку. Такое постукивание, кстати, приводит карелку в невероятно радостное возбуждение. Она просто пляшет у дерева. И поет.
Иначе такую полайку не окрестить. Выжлятники меня поймут: песнь выжловки, натекшей на горячий след, идентична по производимому впечатлению, по ощущениям, которые испытывает охотник.
У беличьего подранка, пусть и крепкого, если он упал на землю, шансов спастись от карелки ноль. Шустрый и стремительный рыжик, хоть по прямой, хоть петлями да зигзагами, быстро его настигает и приканчивает короткой, мгновенной хваткой. Впрочем, так происходит с подранком любой мелкой дичи.
К слову, не смотрите на точеный, изящный и маловнушительный в сравнении с прочими лайками щипец. Карелка такая же лайка, просто маленькая. А значит, наиболее близко стоит к волку и лисице. И челюсти ее жмут так, что мама не горюй! С удовольствием вспоминаю и часто повторяю слова одного пожилого охотника: «У лайки зуб едкий!» А кто не верит — разозлите карелку…
Важными свойствами карело-финской лайки при охоте на белку и на другую дичь, весьма выгодно отличающими ее от иных пород лаек, считаю такие, как управляемость, послушание и позывистость.
Во многом это обусловлено индивидуальными особенностями и, безусловно, всепоглощающей любовью и привязанностью к хозяину. Где бы и в каких бы условиях ни проходила охота, как бы далеко ни удалялась эта маленькая, быстрая и легкая на ногу лаечка (к примеру, у Шамана поисковый круг от 3 до 6 км), всегда можно быть уверенным: через определенные промежутки времени невидимая и неслышимая карелка неожиданно возникнет впереди.
На вас всегда будут направлены умные глаза, черная мочка носа и настороженные ушки. Но как только контроль хозяина будет сделан, ваш рыжик снова исчезнет в угодьях. Полагаю, многие лаечники-не-карелочники понимают, о чем я говорю.
Дозовитесь-ка ту же западницу или, русско-европейку, если они ушли за зверем! Сколько часов, а то и суток приходится их искать! С КФЛ таких проблем нет. Но справедливости ради должен сказать, что белка для нее — настоящий наркотик. Бывает, отозвать работающего белку рыжика невозможно.
Кричи, свисти, грози, дуй в охотничий рог — все без толку. В лучшем случае, обожающий хозяина рыжик прибежит пару-тройку раз с улыбкой во всю мордочку, с радостно сияющими глазами и языком, счастливо вываленным из пасти. Хитрюга сделает вид, что все по плану и ему не понятно, зачем его звали-отвлекали, оторвав от дела.
И вообще… Давай быстрей за мной, а то некогда! И тут же слиняет обратно. А вскоре серебряные колокола снова огласят лесное благолепие. Но это хоть и приятно, не есть хорошо, поскольку в поглощающем ее азарте карелка может просто не заметить, не причуять тихо появившихся волков.
Такие случаи мне, к прискорбию, известны. У северного карелочника «санитары леса» кончили двух восхитительных работяг, мать и сына, с которыми добывалось все — от рябчика, до медведя. В тот роковой день парочка самозабвенно, как и положено карелкам, работала глухаря...
Из безусловных преимуществ карелки перед прочими породами лаек, как при охоте на белку, требующей самой большой отдачи от собаки, так и на всех других охотах, полагаю, можно отметить следующие. Это совершенно «неубиваемая», удивительно выносливая собака, работающая с неубывающим азартом весь день, столько, сколько длится охота.
Она в беспрестанном активном поиске. Никакие климатогеографические условия, особенности рельефа местности ей не важны. Я не видел ни одной карелки, которая бы плелась в конце охоты сзади хозяина с понурой головой, регулярно утыкаясь нижней челюстью или носом в его сапоги. А вот у других пород наблюдал такое не раз, как и их быструю утомляемость.
Но это, конечно, не недостаток данных пород, а просто преимущество карелки. Ведь она маленькая, легенькая, ее мышцам и органам нужно меньше кислорода, нагрузка на ноги почти никакая. А врожденной энергии у нее столько, что хватит на небольшую электростанцию. Это отличительная и известная карелочья особенность, очень выгодная для охотника.
Отохотившись в самых тяжелых условиях весь день и поздним вечером вернувшись в лагерь, карелка неспешно, без жадности ест, затем спит (пару-тройку часов), после чего принимается за два важнейших дела.
Первое — нетерпеливое ожидание утра и нового выхода на охоту; второе — несение караульной службы с зашкаливающим рвением по соблюдению Устава караульной службы. А ранним утром вас будет ждать возбужденное, юрко крутящееся под ногами пушисто-рыжее охотничье божество с требовательно-просящими, короткими взлаиваниями.
Несомненным и внеконкурентным преимуществом КФЛ является то, что охотиться с ней можно с августовского открытия по водоплавающей и до дня закрытия осенне-зимнего сезона в феврале. С какой другой лайкой так получится? Ни с какой.
А все просто: карелку отлично держит даже некрепкий наст. Она по нему просто летает, как по асфальту. Так легко это могут делать лишь лисицы. Остальным лайкам сие недоступно, они будут проваливаться, быстро выдыхаться, ранить лапы о наст. В общем, как занастилось, прощай, охота с ЗСЛ, ВСЛ и РЕЛ!
Для промысловиков-бельчатников, соболятников и кунятников карелка незаменима. Правда, умирает беличий и иной пушной промысел. А с ним умрет и бесценный дар Всевышнего — охотничья лайка-мелочница. Грустно. «Спасибо» за это холуйски прогнутым под западные «ценности» некоторым властителям и невменяемой фракции зоозащитников.
В связи с беличьим промыслом архангельские охотники позапрошлого века вывели определение рабочих лаек (у них карелки были очень распространены). Они подразделяли их на поедную, походную и духовую.
Самой ценной являлась духовая, работающая зрением, слухом и чутьем, особенно верхним (верхочуйка, как говорят сибиряки). Походная — это лайка, работающая белку с использованием больше зрения и слуха. И, наконец, поедная — собака, у которой главное — это зрение, и которая находит белку, кормящуюся на земле или на небольшой высоте над ней.
Свою принадлежность к духовым лайкам Шаман продемонстрировал мне в очередной раз нынешним октябрем. Мы с с ним шли от гаража мокрым, холодноватым лесом в пылающей листве. Лил дождь, безветрие стояло полное. Рыжик трусил у правой ноги, на поводке. До жилмассива микрорайона и нашего дома было менее километра.
Перед крутым спуском к ручью Шаман вдруг резко развернулся на 180° и скульптурно застыл с запрокинутой точеной головой и взглядом в одну точку. Лишь через несколько секунд, проследив его взгляд, я высмотрел на толстой высокой березе белку. Она растянулась вдоль сука у самого ствола, слившись с деревом.
До нее было метров двенадцать. «Ах ты, мой духовой братан! Ну как же ты ее причуял?!» — только и успел подумать я, как Шаман заголосил, заплясал под деревом, наполняя меня и мир вокруг первобытным, но светлым охотничьим восторгом. Дав карелу от души поработать и всячески нахваливая его, я снял его с белки, и мы продолжили путь домой. Серый дождливый день, подкрашенный лишь яркой листвой, словно стал светлее. Как будто засияло солнце.
Работающая по белке и просто работающая карелочка — это диво дивное, награда свыше. Признаюсь честно: для меня белка или тетерев из-под карелки неизмеримо дороже и ценнее самого удачного выстрела на номере в копытном загоне.
Всем охотникам удачи и настоящих рабочих собак, а собакам — здоровья и долгой, радостной охотницкой тропы!