На дворе начало октября, значит, сегодняшний настрой на перелетного вальдшнепа. Почему перелетного? Да потому что мест-ного нынче мало, и он так настеган грибниками, что поднимается при малейшей опасности, оставаясь недосягаем, или забивается в такие крепи, что только легашу возможно подойти и, обнаружив, стать на стойку. Но не более того. Подойти и сделать прицельный выстрел почти не удается, срывается при первых же шагах и благополучно уходит, иногда даже невидимым.
Хотя бывало, что практически на открытом месте сидит настолько крепко перед собакой, что удается с ружьем наизготовку тихонько обойти обоих по кругу, и начинаешь уже сомневаться в происходящем, задумавшись, и вот тогда-то ему и удается сорваться и уйти безнаказанным, сопровождаемым поспешным вдогонку выстрелом, а иногда даже и без него.
Это сейчас, когда я пишу эти строки, Алан уже безмятежно спит, чуть посапывая, улегшись на правый бок, положив голову на правую лапу и как бы прикрывшись левой. «Картина маслом», а всего лишь пару часов назад я не мог его отозвать, настолько он был возбужден, разбираясь в том, что происходит.
Утро стылое, пасмурное. Легкий, но какой-то неуютный ветерок. Ну, впрочем, все, как и должно быть, наверное, в октябре. В любом охотничьем сезоне каждый месяц имеет свои правила охоты, свои требования. Наделен ими и октябрь. Чаще всего это непогода, сопряженная с сыростью, до дрожи в теле холодные ночлеги, если таковые случаются, так как организм еще не перестроился и держит в памяти погожие сентябрьские денечки с ласковым солнышком и даже танцующей или толкущейся к хорошей погоде мошкарой, а тут вдруг температура ночью порой опускается до нулевой отметки. Или замечаешь, как в воздухе медленно, как бы нехотя, опускаются на землю, словно из пено-пласта, первые снежинки, которые тут же становятся невидимыми.
На Алане ошейник-воротник, еще в прошлом году изготовленный и неоднократно опробованный, широкий, сшитый из ярко-оранжевой полоски ткани, свернутой при помощи двух пришитых резинок наподобие полого цилиндра.
Я надеваю его собаке просто через голову. Он очень хорошо виден в условиях, когда пожухлые травы и различная растительность в октябре приобретают цвет, когда окрас курца теряется на общем фоне и помогает мне отслеживать его движение в зарослях кустарника да и просто в высокой траве.
Вообще-то, если быть откровенным, погода не вызывает особого оптимизма. Осень есть осень, впереди долгая, наверняка затяжная зима, которая, по моему убеждению, тянется почти полгода, если вести отсчет от ноября и до первого апрельского вальдшнепа. Осень действует на меня несколько удручающе, обостряются всякие болячки, да и годы начинают брать свое.
Если раньше мне говорили, что я неприлично хорошо стреляю, с чем я не соглашался, хотя кому это не льстит, то теперь чаще спрашивают, отчего прихрамываю? Вот и сегодня, видимо, не осознавая, вместе с камуфляжем и сапогами, незаметно для себя, я «надел» не то настроение и некоторую рассеянность, погоде и своему состоянию присущую. Так бывает…
Задумавшись о невеселом (зимой я не охочусь, и поэтому кажется, что тянется она для меня еще дольше), замечаю, что ружье, лежащее на сгибе левой руки, почему-то кажется тяжелее обычного, да и пальцы правой ладони, держащие шейку ложи, испытывают некий дискомфорт. Ну просто чужое ружье. Вдобавок ко всему побаливают колени, видимо, сегодня не мой день. Понимаю, что стрельба с такими ассоциациями не может быть результативной, но продолжаю плестись.
Оранжевый воротничок Алана не всегда работает безукоризненно. Кругом заросли молодого березняка и лозы с крохотными полянками, и охотиться в таких условиях сложно. Уходя в поисках дичи, он частенько на какое-то время выпадает из-под контроля, то есть из поля зрения, и тогда я прихожу в некое замешательство. То ли разбирается где-то в набродах, то ли меня отыскивает и вот-вот объявится, а может, уже и стоит, вытянув голову, указывая на дичь. Только вот где?
Возникшая ситуация возвращает к действительности. Останавливаюсь и внимательно оглядываю все вокруг себя. Собаки не видно. Постояв минуту-две, решаю пойти в том направлении, куда двигались, наверняка Алан что-то прихватил, а то бы уже давно объявился.
С этого момента охота как бы перестает быть классикой с легавой, а переходит в разряд почти бродовой охоты в одиночку, но сохраняется некая интрига, и ружье становится твоим, и сам ты превращаешься в единое целое с ним. Появляется азарт, и твоя собственная походка начинает напоминать осторожно крадущегося зверя. Нутром чую – дичь и собака где-то рядом.
…Взлетевшая почти одновременно справа от меня, метрах в двадцати пяти, пара тетеревов уходит, прикрытая часто поросшими молодыми березками. И только тут я замечаю Алана, сделавшего несколько шагов – в сторону взлетевших. Понимаю, собака нервничает, простояв на них, ожидая моего подхода, видевшего меня, идущего стороной, ждущая завершения, а его не последовало. Хочу подозвать легаша, поговорить, поблагодарить за работу, попытаться объяснить, что стрелять я все равно не стал бы, так как лицензию на тетерева мы уже закрыли, что нашей целью сегодня является вальдшнеп, если, конечно, повезет, только вот замечаю Алана снова замершим.
Теперь, видимо, моя очередь нервничать. Ну и что ты стал, говорю ему, улетели ведь, не видел что ли? Алан?.. Никак не реагируя на мои слова, напротив, приняв еще более напряженную позу, вытянувшись всем телом, делает всего полшага и снова замирает, оставив приподнятой лапу, ровно на том же месте, откуда поднимались тетерева.
Вот те раз, я почти растерян; то сниму с плеча, то снова беру наизготовку ружье, топчусь на одном месте, веря и одновременно не веря собаке, решая, как быть. Это потом, чуть позже, я пойму и вспомню – так бывает, это потом я буду клясть себя, что собаке нельзя не верить, это потом, пряча глаза, я буду подбирать слова, оправдываясь и заискивая перед ней, а сейчас вальдшнеп, словно подпружиненный, сорвавшись буквально в двух метрах от собаки и воспользовавшись моей нерешительностью, благополучно уходит. Шельмец, оказавшийся между мной и собакой, поднялся по ветру и тут же прикрылся зарослями. Запоздалый заряд «шестерки» только сорвал последнюю листву.
…Собака и человек бок о бок существуют уже много столетий. Собачья преданность, искренность намерений, ум, готовность идти за человеком куда и когда угодно, привязанность, готовность к самопожертвованию поражают. Преданность всегда внимательно смотрящих на тебя глаз, их выражение, трепет или достоинство, беспокойство, чистота помыслов завораживают.
Собаку нельзя обмануть – прочитает ложь в твоих глазах, в твоем голосе. Поймет, почувствует, не поверит. Поняв – смирится, будет страдать, обижаться, но простит в любом случае. Всегда будет ждать и радоваться твоему возвращению и твоим друзьям, приняв их однажды. Иногда мне кажется, что собака умеет гордиться чему-то одной ей понятному. Столько достоинства и, если угодно, благородства и изящества в манерах просматривается в ней подчас.
Природа наделяет каждую тварь Божию по своему усмотрению. И вовсе не всегда, да и далеко не каждый владелец родословной является счастливым обладателем диплома чемпиона, а иногда в силу причин вовсе его не имеющим, но то что, имея собаку и отдавая ей свою любовь, вы взамен получаете в стократ больше, это бесспорно. Это называется слиянием человеческого разума и собачьей верности. Недаром говорят, хочешь завести себе друга, заведи собаку.
Собака рядом, это когда есть, с кем встречать праздник и делить будни. Бытует мнение, что охота без собаки лишена смысла, думаю, что это так. Для меня легавая является синонимом охоты по перу, даже если сама охота не удалась.
Считаю, что мне повезло в жизни, и что началось это с моего босоногого детства, с того момента, когда мне впервые отец доверил почистить ружье, а может, куда как раньше.
Неуютному октябрю можно найти альтернативу где-нибудь на морском побережье, только вот не могу объяснить себе, а зачем? Чтобы мучиться потом о потерянном времени?
Охота, ты прекрасна! Мы влюблены в тебя и никогда тебе не изменим!