К этому времени относится классическое высказывание С.Т.Аксакова:
«Всякий охотник знает необходимость легавой собаки: это жизнь, душа ружейной охоты и, предпочтительно, охоты болотной, самой лучшей; охотник с ружьем, без собаки, это что-то недостаточное, неполное!
С доброю собакой он не только знает, что вот тут, около него, скрывается дичь, но знает какая именно дичь; поиск собаки бывает так выразителен и ясен, что она точно говорит с охотником, а в ее страстной горячности, когда она добирается до птицы, и в мертвой стойке над нею - столько картинности и красоты, что все это составляет одно из главных удовольствий ружейной охоты» («Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852).
С.Т.Аксакову вторит известный охотничий писатель Л.Ваксель: «Трудно определить, что на охоте важнее, ружье или собака. Впрочем, истинно хороший охотник пойдет в болото и с собакой без ружья, но едва ли согласится идти с ружьем, без собаки» («Руководство для начинающих охотиться с ружьем и легавой собакой», СПб, 1876).
В начале второй половины XIX столетия в связи с угасанием псовой охоты ее место занимает охота ружейная с гончими и легавыми. К этому времени доминирующее положение в России заняли островные легавые - пойнтеры и сеттеры (английский, ирландский и шотландский), нашедшие здесь свою вторую родину, - собаки быстроходные, обладающие отличным чутьем.
В какой-то, но незначительной степени продолжались попытки создания и сохранения российских легавых и в очень небольшом количестве начали появляться континентальные, преимущественно только что складывающиеся новые немецкие легавые.
Очень быстро охота с легавыми завоевала положение национальной охоты, обладающей своими чертами, отличающими ее от западноевропейской.
При этом существенное значение имело то, что в охоте с легавой так же, как и в русской псовой охоте и ружейной охоте с гончими, значительная доля присущей им привлекательности отводилась и отводится не «шкурятничеству» - количеству взятой дичи, а сопутствующему ей азарту и эстетическому удовольствию либо от удалой скачки борзых, либо от захватывающей музыки гона, либо от сопереживания, совместно с собакой, одуряющего влияния запаха дичи.
Слова П.М.Мачеварианова: «Истинный псовый охотник... смотрит на охоту, как на науку; строго держится всех ее правил, соблюдение которых и составляет гармонию, порядок и доставляет удовольствие в охоте» - с полным основанием относятся ко всем этим видам охот и охотников.
Старинное определение охоты, как «забавы молодецкой», полностью сохранило свое значение и в наше время.
Во второй половине XIX столетия в России сложилось несколько разновидностей охоты с легавой, отличающихся главным образом природными условиями тех мест, где она производится, и, соответственно, обитающей в них дичью.
Классическим вариантом является охота по болотной дичи (дупелю, бекасу и гаршнепу) - долгоносикам, как их любовно называют легашатники. Стации ее - это более или менее ровные, открытые «потные» или заболоченные луга, выгоны и пустоши с отдельными кустами, «мокрятками» и кочкарниками.
Работа по болотной дичи - коронный номер легавой. Здесь она может показать широкий поиск на карьере или галопе, планомерное обыскивание местности челноком, осторожную, будоражащую охотника потяжку к причуянной дичи, красивую стойку и энергичный, по первому посылу, подъем птицы, после которого она должна лечь.
Примерно так же выглядит работа по полевой дичи (перепел, коростель, фазан, серая куропатка), которая, однако, затрудняется привычкой полевой дичи убегать от собаки, прежде чем залечь.
Сложна работа легавой по боровой дичи (тетереву, глухарю, вальдшнепу и белой куропатке). Она производится в условиях ограниченной видимости, и собака должна уметь сокращать свой поиск и не терять контакта с охотником. Высшим проявлением присущего легавой интеллекта служат анонс и заход.
Первый из них - это возвращение к охотнику и «доклад» о найденной дичи, после чего собака ведет его к ней и делает стойку, второй - это не простой подъем птицы при посыле, а осторожный обход ее и подача на стрелка. Как же выглядит наша охота с легавой?
Сырое августовское утро. Тянет легкий, прохладный и влажный ветерок. Путь лежит к ближайшему пойменному лугу, и идущая рядом собака, дрожа от нетерпения, но не смея высунуться вперед, только поглядывает на вас - ну, когда же, когда! Но вот мы на месте.
Зашли против ветра для облегчения причуивания дичи, и пущенная в поиск собака пошла ровным, быстрым галопом, сосредоточившись и тщательно ловя запахи. Вправо, чуть вперед на ветер, влево, вперед и опять вправо - равномерный челнок, плотно покрывающий всю площадь.
Изредка на скаку она оглядывается на охотника: «Так ли я все делаю, хозяин?» Легким взмахом руки вы разрешаете ей продолжать работу. Вдруг она резко разворачивается на ветер, вся вытягивается, замедляя шаги, осторожно продвигается вперед и, наконец, замирает в скульптурной, напряженной стойке.
Вот оно, то мгновение, которого нетерпеливо ждали и вы, и собака. Ружье уже в руках, и быстрым, но осторожным шагом вы двигаетесь к стойке, пожирая глазами и картинно стоящую легавую, и кусок луга перед нею, где таится дичь, и всю радостную картину родных охотничьих угодий.
Но вы слишком медлите, считает ваша верная помощница, не отводя носа от чарующего запаха, она бросает на вас призывающий взгляд и едва заметно шевелит пером. Наконец вы достигаете нужной позиции и становитесь в паре шагов правее и сзади.
Собака вся замерла, лишь мокрая мочка носа в непрестанном движении: «Здесь он, здесь! Неужели ты не видишь этого!» Посыл, несколько осторожных шагов, и в полуторе десятков метров прямо по носу собаки из-под кочки срывается жирный дупель или вертлявый бекас.
Теперь уж не осрамитесь. Выстрел - и дичь падает в траву, а затем птица, поднятая и положенная под собачью морду, заставляет ее поднять нос вверх от очень сильного запаха и в истоме закатить глаза: «Господи, да неужели так может пахнуть!»
А охоты по тетеревиным или глухариным выводкам с их громоподобным взлетом, по белым куропаткам на моховом болоте, когда после 80-100-метровой пробежки, как по перине, за убегающим выводком после посыла из-за куста вдруг распускается черно-белый веер! А вальдшнепиные высыпки в зарослях пожухлой крапивы в мелкую осеннюю капель!
И всегда полное единение с природой. Никаких среднеевропейских «котлов» с их дичезаготовками, построениями и всей дешевой мишурой. Вы, собака и природа - ничего больше.
Русская охота с легавой вызвала к жизни неизвестное на Западе понятие о стиле работы легавой - врожденной манере хода, стойки и подъема (подачи) птицы под выстрел, свойственной каждой из пород и отличающих одну породу от другой. Не имеющая породного стиля легавая собака, как бы добычлива она ни была, теряет в глазах русского охотника большую часть своего обаяния.
Как говорил блестящий знаток работы легавых Б.А.Калачев: «Английский сеттер может соврать, но так, чтобы валидол потребовался». Понятие стиля - врожденной манеры работы - было впервые приложено к двум породам легавых, получившим к концу XIX века наибольшее распространение в России, - пойнтерам и английским сеттерам, очевидно, в силу их яркого различия.
В самом деле, высокий, летящий карьер пойнтера, с гордо поднятой головой ловящего дальние потяжки запаха и замирающего в скульптурной каталептической стойке, и непередаваемо изящный, «кошачий», стелющийся ход англичанина, переходящий в осторожное скрадывание и оканчивающийся прильнувшей к земле, а то и вовсе лежачей стойкой - две контрастные, но одинаково чудные картины.
Позднее сложились чуть тяжеловатый галоп шотландского сеттера, держащего на чутье все поле, оглядывающегося на стойке на охотника и торопящего его своим взглядом, и стремительный, борзоватый скок ирландца, золотистой молнией скользящего по лугу, устремленно застывающего на стойке и безразличного ко всему, кроме птицы.
Уже на наших глазах складывается рассудительный, расчетливый и осторожный стиль работы коротко- и жесткошерстных немецких (континентальных) легавых, обязанных в любых условиях подать под выстрел каждую встреченную птицу.
Качествами, которые определяют рабочие возможности легавой собаки и которые всегда ценились охотниками, являются дальность и верность чутья, то есть способности причуивать дичь.
Дальность чутья - расстояние, на котором собака может причуять затаившуюся птицу, зависит от многих условий: состояния погоды, ветра, объекта охоты и, конечно, в первую очередь, от остроты ее обоняния. Хотя еще Л.П.Сабанеев указывал, что отдельные собаки могут причуивать дичь на расстоянии до 120 шагов, многие авторитеты и сейчас утверждают, что пределом в этом случае служит дистанция в 20-25 метров.
На самом деле, экспериментальными исследованиями С.А.Корытина строго показано, что в благоприятных условиях собаки способны улавливать запах на расстоянии 100 метров и более.
Естественно, что верность, то есть безошибочность причуивания именно самой дичи при этом страдает. Отбор чутьистых собак для племенного разведения, начавшийся после внедрения в конце XIX века полевых испытаний и особенно после перехода охотничьего собаководства СССР в середине XX века на зоотехнические принципы, привел к заметному повышению чутья легавых.
Практика свидетельствует, что одаренные легавые зачастую достаточно точно работают по птице за 40-50 метров. Стрелять на таком расстоянии, конечно, бессмысленно, поэтому в этих случаях приходится приучать собаку поднимать дичь с приостановками, поджидая подхода стрелка.
Значение быстроты и манеры поиска легавой состоит в минимальной затрате времени на отыскивание дичи и одновременно в полноте и тщательности проверки угодий. Свойственный первой половине XIX века поиск легавой «на кругах» сменился более рациональным поиском челноком, при котором собака работает на параллелях поперек ветра, двигаясь noпеременно вправо и влево перед охотником.
Быстрота хода собаки в поиске должна согласовываться с остротой чутья, что определяется, как «чутье по ногам». Скоростная собака со слабым чутьем будет проскакивать дичь.
Развитию желательных для русских охотников рабочих (полевых) качеств собак способствовали полевые испытания легавых, которые начались в России в конце XIX столетия.
При этом, в отличие от борзых, официальным испытаниям которых («садкам» по зверю), проводящимся по установленным правилам и программам, предшествовали товарищеские «мерки собак» на охоте («садки» Василия III были основательно забыты), испытания легавых в связи с наличием к тому времени многочисленных обществ правильной охоты с самого начала проводились как официальные мероприятия этих обществ.
И хотя вначале они разнились между собою по правилам и целям в зависимости от взглядов проводивших их обществ, однако в конечном итоге организация этих испытаний заложила базу для выработки единых принципов подхода к полевой проверке рабочих качеств и постановке такой проверки для всех пород охотничьих собак, как краеугольного камня их разведения.
В результате в то время как островные породы легавых в России все больше завоевывали положение в качестве неотъемлемого элемента ружейной охоты по птице, на своей первой родине, в Англии, а затем и в других странах они начали утрачивать охотничье значение.
Появились разводимые многочисленными кеннелями чисто выставочные линии, уделом которых стало демонстрировать красоту форм на выставках-шоу. Ярким примером этого явились ирландские сеттеры, которые уже с начала XX века перестали рассматриваться как охотничьи собаки и остались лишь ярким пятном, подчеркивающим либо туалет дамы, либо антураж интерьера.
Для нас же ирландский сеттер - один из замечательных полевиков и лучших охотничьих спутников. Полевые же испытания, возникшие ранее из естественного на компанейской охоте желания сопоставить своих собак по их охотничьим качествам, на Западе выродились в значительной степени в чисто спортивные игры - фильдтрайлсы, проводимые по олимпийской системе попарно с «вылетом» побежденного и сведением победителей в новую пару.
Вот как описывает американский фильдтрайлс известный американский кинолог А.Ф.Хохвальд: «...работая в паре по 3 часа под верховыми ведущими и судьями, они (собаки) держатся на линии горизонта».
Тот же Хохвальд, описывая выступление пойнтера Команч-Франка, отметил, что желание выиграть приз было у опытного натасчика столь велико, что он не пожалел любимую лошадь, загнал ее и выиграл чемпионат. Естественно, что такой способ отбора легавых собак не имеет ничего общего с нашими представлениями об охоте с легавыми.
Лишь в последние годы, не без российского влияния, на Западе начали обращаться к полевой проверке легавых собак для их племенного использования.
Чтобы наиболее выпукло проявить природные рабочие качества легавых, особое внимание следует уделить полному и правильному обучению - натаске. Даже такие закрепленные длительным отбором признаки легавой, как склонность к остановке перед затаившейся дичью - стойка, поиск при помощи чутья самой птицы, а не ее набродов - следов и другие, должны быть, как правило, выявлены и закреплены обучением.
Отечественная школа натаски складывалась не сразу. Вначале натаска в основном производилась доморощенными «егерями», которые, каждый в меру своего разумения, пытались копировать иностранные подходы, часто ошибаясь и портя собаку, чему имеются многочисленные примеры в старых охотничьих журналах.
Зачастую, особенно в середине XIX века, легавые завозились уже натасканными. Однако такие собаки с трудом воспринимали нашу дичь и условия работы и лишь спустя определенный период акклиматизации принимались за дело.
Развитию и совершенствованию собственных методов натаски способствовало появление, начиная с середины XIX столетия, целого ряда книг, посвященных охоте с легавой и содержащих рекомендации по натаске, написанных Патфайндером, Л.Вакселем, М.Ф.Домбровским, Н.И.Яблонским, А.С.Тюльпановым и другими.
К концу века в России складывается своя школа или, вернее, школы натаски, ориентированные на российские условия охоты и требования к собаке, и кадры натасчиков, способных выявить все лучшие стороны легавой.
В конце XIX - начале XX веков в России исторически сложились две тенденции в натаске легавых - московская и петербургская. Первая из них, возникшая под влиянием Московского общества охотников, основное внимание уделяла выявлению природных качеств легавых, руководствуясь словами А.И.Чевакинского: «Цель полевых испытаний... в том, чтобы указать тех победителей, от которых охотник может получить заведомо кровную полевую собаку»; вторая, ориентировавшаяся на Петербургское Общество любителей породистых собак, провозглашала: «Чутье от Бога, а ты мне покажи, что ты с собакой сделал».
Некоторые реминисценции такого расхождения заметны и до настоящего времени.
В первой четверти XX века значительная часть легавых все еще натаскивалась профессиональными егерями-натасчиками, среди которых сложилась плеяда блестящих мастеров своего дела.
Нужно упомянуть московских: братьев П. и К. Лихачевых, П.Старостина, Г.Алексеева, С.С.Телегина и петербургских: А.Богомолова, В.Яковлева. Однако и в XIX и в XX веке многие собаки натаскивались, и весьма успешно, самими владельцами. Сейчас последний вариант доминирует уже почти полностью.
Российское охотничье собаководство с самого своего возникновения где-то в глубине веков в первую очередь интересовалось рабочими (полевыми) качествами собак, их пригодностью для охотничьего использования.
Это же требование легло в основу и разведения легавых с самого начала их использования в России. Отдельные попытки конца XIX - начала XX веков повести выставочные линии легавых (питомники А.В. и В.А.Малама, Н.А.Гена и др.) были немедленно отвергнуты охотничьей общественностью.
Как результат - все породы легавых у нас, вплоть до 90-х годов XX столетия, велись как единое целое, сочетающее экстерьерные и рабочие качества. Именно благодаря этому у нас нашли свою вторую родину островные легавые - пойнтеры, английские, ирландские и шотландские (гордоны) сеттеры.
Развитие островных пород легавых в России в XIX-XX веках шло параллельно со становлением и развитием ружейной охоты по птице и неразрывно с нею.
Недаром современный американский охотничий писатель Р.Барлоу в статье «Итак, русский ирландский сеттер», помещенной в журнале «Американский охотник» («The American Hunter», 1976, № 11) и посвященной завозу в США ирландского сеттера Руслана, писал: «Что-то мы потеряли в наших ирландских сеттерах, что-то, что русские сумели сохранить и при царях, и при комиссарах».
И далее: «В СССР продолжают разводить собак, фактически идентичных тем, которые разводились в XIX столетии. Эти сеттеры из Советского Союза до последней точки напоминают старинные английские спортивные гравюры: напряженные, вытянутые, почти прямая линия от носа до кончика хвоста.
Это не так важно само по себе как указание на то, как много от первоначальных собак перешло в ирландских сеттеров этих линий. Вполне возможно, что это чистейшая охотничья порода в мире».
Слова эти с полным основанием можно отнести ко всем породам островных легавых в России. Несколько меньше повезло у нас континентальным - немецким курцхаарам и дратхаарам.
Появившись у нас в основном после Великой Отечественной войны (до этого эти собаки в России и в СССР были довольно малочисленны), они сразу завоевали признание охотников своей разумностью, уравновешенностью и дисциплинированностью.
К сожалению, нашлись горячие головы, которые, отбросив все, о чем писала, например, М.Д.Менделеева - о полной пригодности этих собак для русских охот, занялись переделкой немецких легавых в скоростных собак, своего рода «недопойнтеров», что шло вразрез с целями, для которых были выведены эти породы, целями, требовавшими от легавых уравновешенности, дисциплинированности и способности в любых условиях подать дичь под выстрел.
Провал попыток в корне переделать породы вернул все на свои места, и континентальные легавые в России восстановили свойственный им облик. Они не столь обаятельны в работе, как островные, но безотказны и «всепогодны».
Опыт, накопленный в отечественном охотничьем собаководстве псовыми охотниками, был унаследован в разведении легавых и использован на следующем уровне развития в заводском разведении пород.
Племенное разведение собак, отбор и подбор производителей, полевая проверка, одним словом, переход на современные зоотехнические принципы - все это нашло свое продолжение в работе с легавыми и сделало эту область охотничьего собаководства наиболее развитой и устремленной в том именно направлении, которого требовало развитие охоты с легавыми собаками в России.
Традиционное для России содержание легавой в доме на правах «члена семьи» привело к значительному ее «очеловечиванию», что бросается в глаза при сравнении с вывозимыми с Запада собаками, как правило, менее подвергавшимися отбору на такое тесное сожительство с человеком.
На тесное «семейное» сожительство легавой с человеком в России обратил внимание заводчик ирландских сеттеров проф. Куртис Коннер-мл. из штата Массачусетс в США, несколько раз посещавший нашу страну, в статье «Заметки из России» (журнал «American Kennel Gazett», 1977, June).
Другой американский охотник, проф. Сэм Кирквуд из штата Миннесота, после получения из Советского Союза щенков английского сеттера был, по его словам, потрясен сообразительностью и приспособленностью их к квартирному содержанию уже в 2-3-месячном возрасте.
Недаром руководители Московского «Пойнтер-клуба» говорят, что иностранцы «сами делают каталептическую стойку при взгляде на наших пойнтеров».
Современные легавые в нашей стране являются, наряду со спаниелями, самыми «интеллигентными» изо всех охотничьих собак, и охота с такой легавой доставляет чисто интеллектуальное удовольствие, как общение с близким по духу существом.
С начала XX столетия охота с легавой стала основным видом спортивной охоты с собакой. Она производится практически на всей территории России и стран СНГ - от тундры до полупустынь по многим видам охотничьих птиц: болотной дичи (дупель, бекас, гаршнеп, болотная курочка), боровой дичи (тетерев, глухарь, белая куропатка, вальдшнеп) и полевой дичи (перепел, серая куропатка, фазан).
Вежливые и дисциплинированные легавые помогают на утиной охоте, отыскивают подранков на вальдшнепиной тяге. К концу XX века ружейная охота с легавой в ее классическом виде сохранилась, похоже, только в России.
Этому способствовало, помимо сохранения дичи во многих местах наших просторов, также и наличие высокосовершенных пород легавых, в которые был вложен труд отечественных кинологов и охотников-собаководов.
Русская охота с легавой, ее душа и сущность нашли проникновенное отображение в строках, посвященных Л.Н.Толстым описанию охоты Левина («Анна Каренина»), в очерке И.С.Тургенева «Пэгас» о его любимой собаке, в книгах и рассказах С.Т.Аксакова, М.М.Пришвина, В.А.Дубровского (Лесника) и многих других.