Одно из сооружений сохранилось лучше остальных. Оно походило на большую деревянную юрту. Жерди, поставленные наклонно, были скреплены друг с другом специально оставленными развилками и толстыми сучьями. Если этот деревянный конус покрыть травой, он будет напоминать большой стог сена. Толстым концом бревна уперты в землю по периметру большого круга. Внизу у основания с внутренней стороны и снаружи стояки-бревна придавлены такими же толстыми бревнышками. Поставленные кверху жерди были хорошо подогнаны друг к дружке. В одном месте между жердями был широкий просвет, оставленный, видимо, для лаза.
Ранее не приходилось встречать подобных строений. Слыхать — слыхивал. Отец рассказывал, что когда-то оленеводы огораживали свои юрты деревянным частоколом, защищаясь от нападения медведей-шатунов. В давние времена у оленеводов-кочевников не хватало огнестрельного оружия и боеприпасов, вся надежда была на луки, копья и топоры. И на толстые жерди.
Таежники знают, насколько дерзок и опасен медведь-шатун. Пребывающий на грани голодной и холодной смерти, он не оставит в покое и оленье стадо. Волки боятся человека, а шатун смело нападет на целое стойбище, подкрадывается к жилью человека столь тихо, что не слышат и собаки. При нападении шатуна юрта, обложенная жердями и залитая льдом у основания бревен, неуязвима. А обычную юрту он мигом развалит. В лютую зиму медведь, не залегший в берлогу, обречен: он не может найти пропитание и тепло. В поисках муравьев валит трухлявые деревья. Да что там этих муравьев — на один зубок.
Неурожайные годы, болезни, не позволившие накопить достаточно жира за лето, высокая степень инвазированности медведей паразитами — это объективные причины массового их бродяжничества в зимнюю пору. Бывают случаи, когда желудочно-кишечный тракт застреленного больного медведя оказывается буквально набит круглыми червями длиной от 7 до 9 сантиметров. Их там столько, что извлеченные из утробы кишки и желудок перекатываются, словно выброшенный на сушу осьминог.
В пустом желудке и кишечнике залегшего в берлогу медведя активность червей возрастает. Шевелятся, разрушают целостность тканей, раздражают слизистую оболочку кишечника, вызывая неимоверную боль. А выделяемые паразитами токсичные вещества отравляют организм, зверь катастрофически худеет. Такой доходяга покидает берлогу и бродит по заснеженной тайге в поисках еды.
Бывают единичные случаи, когда зверь не залегает в берлогу по вине человека. Любой подранок — это потенциальный шатун.
Медведь — не волк, подошва голая, ступни мерзнут, трескаются и кровоточат. Зверь ищет спасения у незамерзающих открытых водоемов, жует водоросли, бродит по воде, чтобы согреть лапы. Часто зверь купается в полынье, потом валяется в снегу, по-видимому, чтобы высушить шкуру. При этом он покрывается ледяным панцирем. При ходьбе ледышки позванивают. Старые эвены утверждают, что медведь нарочно покрывает себя льдом перед тем, как нагрянуть в стойбище пастухов. Тогда ни копье, ни пуля ему не страшны. И в самом деле сильно обледеневшего на морозе медведя пуля может не взять. Зверь, находящийся на грани жизни и смерти, ни перед чем не остановится, он хитер и жесток. Ему не поймать лося, снежного барана или дикого оленя, но он может часами гоняться за домашними, чтобы съесть застрявшего в глубоком снегу оленя при давке скученного стада. В таких случаях добычей может стать и пастух, караулящий стадо.
При охоте на шатуна его уязвимое место под лопаткой. Стреляя в голову, можно не достичь цели. В старину эвены предпочитали охотиться на шатуна с копьями. Огнестрельное оружие носили для подстраховки.
Однажды мне довелось видеть в заснеженном лесу место продолжительного пребывания крупного похудевшего медведя. Назову его Топтыгин. Было это в марте. Дни были уже солнечными и продолжительными, но морозы стояли крепкие, особенно по ночам. Предположительно медведь покинул снежную нору еще в январе. Снежная берлога была устроена на берегу ручья, густо поросшего молодым лиственником, по берегам не менее плотно рос тальник. По какой-то причине медведь не стал рыть берлогу, а просто слегка сровнял мох и лег на голую землю, и его накрыло снегом. Обходиться без устройства берлоги у бурых медведей — явление обычное, так же как и у их белых собратьев в Арктике.
Пастух Николай Ханькан в начале зимы гнал стадо к палаткам. Бредущие по пушистому, свежевыпавшему снегу олени вдруг шарахнулись врассыпную. «Что это они? Теленок небось в яму провалился?» — подумал пастух, медленно шагая на лыжах. Зашевелился сугроб, из него встал медведь. Постояв немного, зверь лениво побрел на сопку. У зверя не было берлоги, лишь моховая подстилка.
В другой раз оленье стадо разрушило снежную берлогу молодой медведицы. Было это в феврале. Два новорожденных медвежонка, весом не более килограмма каждый, замерзли в снежной норе.
Помнится, на одном из маленьких притоков реки Малая Авландя (правый приток р. Омолон) на истоке ручья, в густом ольховнике, я наткнулся на огромное гнездо из веток, построенное медведем, очевидно, для зимовки. В диаметре «гнездо» косолапого было не менее двух обхватов и высотой метра полтора. Основание гнезда было выложено из толстых кустов. В вершине было углубление, устланное ягелем вперемешку с кустиками багульника и шикши.
Очевидно, в «гнезде» этом зимовал шатун. Был и другой, аналогичный случай, когда зимой мы нашли обиталище исхудавшего медведя и покинувшего снежную берлогу. Медведь наломал тонких лиственных жердей, уложил рядками в виде плотика, под кронами нетолстых раскидистых лиственниц с густыми ветвями, потом залезал на дерево до самой верхушки и оттуда спускался, ломая мерзлые ветки, которые аккуратно складывал на жерди, и лежал на них, пока ветки не покрошатся. Затем строил себе новую постель. Питался кустиками тальника, грыз кору, как это делает заяц. Наломанный в ручье тальник медведь перетаскивал к своей лежанке и там его обгладывал. Время от времени бегал по твердому наддуву по берегу ручья, чтобы согреться, разгребал снег и ел ягель, которым кормятся олени. Недалеко на опушке леса было озеро, он натоптал туда тропу. Выкапывал осоку. Незадолго до нашего прихода ушел вверх по реке.
Шатун может ложиться на неделю-другую под корнями упавших деревьев под обрывом берега. Бывали случаи, когда оленеводы находили замерзшего насмерть шатуна. Один старик нашел берлогу, в которой находился ослабевший медведь, и добил его. Шатун активно ищет жилую берлогу, чтобы съесть сородича, может помнить с лета свежевыкопанную другим медведем берлогу и наведаться к спящему.
Как-то зимой оленеводы во время перекочевки наткнулись на слегка запорошенный след медведя. Назавтра спозаранку пошли с собаками по следу. К середине дня в распадке, на склоне сопки, собаки подняли медведя: большой зрелый самец шел прямиком к занятой берлоге. Разломав ее, шатун без особой возни убил спящую там медведицу. Защищаясь, она сумела нанести шатуну лишь неглубокую рваную рану на груди и покусала ступню правой передней конечности. Убитая была упитанной, шатун половину туши успел съесть, поселился в ее берлоге, спал на теплой мягкой подстилке хозяйки...
Начиная со школьных лет, мне долгие годы пришлось работать в оленеводческих бригадах. Поэтому не раз приходилось быть непосредственным очевидцем нападения зверей, в частности бурых медведей, на оленье стадо, в том числе и во время отела.
После удачной охоты полгода пустовавшие и бездействовавшие желудки медведей работают как мясорубки. Неподалеку от места кровавой трапезы на чистом снегу можно обнаружить их кишечные пробки. Пробки были из затвердевшей наподобие цемента глины.
Однородно бурая глина распространена на территории Северо-Эвенского района. Эту глину едят (преимущественно с начала и до середины лета) снежные бараны, лоси, олени. Но мне не приходилось видеть ранее, чтобы ее ели бурые медведи. Однако кишечные пробки аналогичного состава встречаются часто.
Попадается еще светло-голубая глина тестообразной консистенции. Вот ее-то, кроме вышеуказанных парнокопытных, с удовольствием едят и медведи. Попадается светло-голубая глина и в составе экскрементов волка, иногда в чистом виде. Белую глину любили поесть некоторые оленеводы-кочевники.
Интересно, почему некоторые медведи оставляют пробки на длительную зимовку? И не внутри прямой кишки, а с выходом наружу. Это в то время, когда весь желудочно-кишечный тракт пуст и стерильно чист. Перед залеганием в берлогу после очищения желудка и кишечника медведь съедает глину и при испражнении последнюю «порцию» содержимого кишечника задерживает на выходе из толстой кишки. Получается своеобразный запор на весь период спячки. При берложной охоте у добытого медведя со значительным усилием удается извлечь выступающую пробку.
С незапамятных времен эвены слыли хорошими охотниками на бурого медведя, добывали его преимущественно в берлоге. В тонкостях зная повадки зверя, охотились в начале зимы, после накопления жира, соблюдая традиционную технику безопасности и сложившиеся в давние годы старинные правила охоты. Эвены охотились на медведя не ради забавы, а чтобы обеспечить себя мясом и жиром. Шкура использовалась преимущественно в качестве дождевика, особенно в начале лета и поздней осенью во время холодных ливней. Через хорошо выделанную шкуру, легкую и теплую, капли воды не проникают в медвежий мех, а скатываются с поверхности. В медвежьем дождевике (нэгдэкэс) можно спать на холодной земле.
Мне много раз приходилось удивляться опыту и терпению бывалых охотников-эвенов, умеющих находить берлогу без всякого следа медведя даже уже глубокой зимой.
Прекрасными охотниками на медведя в берлоге были мои дед и отец. Благодаря им я многому научился, с юношеских лет принимая участие в этом виде охоты.
Медведь — удивительное животное, умен, хитер. Идя к берлоге, перед лежкой петляет порой похлеще зайца. Как живой барометр, чувствует приближение непогоды. Часто перед самым снегопадом уходит к берлоге, чтобы занесло следы, обычно залегает в берлогу по снегопаду.
Когда-то мне не верилось, что медведь, идущий к берлоге по снегу, не доходя до логова, может остановиться и пойти «задним» ходом до нужного места, чтобы снова проделать петлю. Он может пятиться задом сотни метров, ступая след в след, а потом прыгнуть в сторону на залегший стланик или выступающие камни или кочки и пойти по их верхушкам. В моей практике несколько раз приходилось сталкиваться с подобной медвежьей тактикой.
Часто медведь приготавливает своеобразный указатель, чтобы не потерять свою загодя приготовленную берлогу, если ее занесет снегом. Не доходя до берлоги 50−150 метров, обычно ломает верхушку молодого деревца или куста и направляет не до конца сломанную верхушку строго по направлению к берлоге — получается своеобразный деревянный указатель.
Многие мне рассказывали, что часто зимой опытный охотник по такому «указателю» обнаруживал медвежью берлогу, скрытую под толстым слоем снега. Если ветка-указатель свежая, значит, берлога вырыта этим летом. Я встречал такие указатели, но уже высохшие, прошлогодние. Естественно, и берлоги попадались мне тоже старые.
материал: Константин Ханькан