АЛЧНОСТЬ

Нечего говорить, чтобы хорошо узнать человека, нужно с ним пуд соли съесть. Это общее правило. Но, как известно, нет правил без исключения.

Исключителен в этом отношении человек с охотничьим ружьем в руках (я намеренно не употреблю слова «охотник»): такого после мимолетной встречи можно узнать, как облупленного, и во рту при этом не будет солоно. В этом и состоит вся изюминка моего рассказа...

Не в нынешнем сезоне это было, а лет так пятнадцать тому назад... Зайцев в ту невозвратную пору водилось на полях – не то, что в нынешние времена. Нить воспоминаний привела меня в пригожий воскресный денек макушки осени... На юге тепло, так уж тепло. И сухо. Погода на Кубани стояла – чудо! Я, правда, больше люблю, когда по-осеннему дождит. Природа ослепляла своей красотой: лес предгорий еще пестреет, над головой синь, по балкам и обширным неудобьям низин пожухли бурьяны и осоки, на дикорастущих кустарниках поспели даровые «витамины»: красная и черная боярка, шиповник, калина, терн. Фантастический пейзаж! И охота – фантастика!

Отъехав от Крымска на тридцать километров в западном направлении, я сошел с пригородного автобуса. В поисках русака мне предстояло бродить полями и огородами окрест селений. Здешние живописные места – мои излюбленные угодья, которые изобиловали дичью. Познавая природу, охотиться я предпочитаю в одиночку. Скажу без ложной скромности, что по своему обыкновению, я держался твердых принципов: чем есть что попало, лучше оставаться голодным, чем быть с кем попало, лучше быть одному... Я не привык делить этот вольный воздух, эти броские цвета, эти пьяные запахи, этот восторг от созерцания природы с первым встречным...

Только о Жоре подумал (всего два года, как он появился на моем горизонте), глядь, а он сам идет. Жора, бывавший здесь у брата наездом, – мужик-жох. Мало сказать, нарушитель правил охоты, он еще и плут. Его цыганская натура – это еще ничего. Про такого не скажешь, что он пороха не выдумает, и голыми руками такого не возьмешь. Он охотник, этого у него не отнимешь, и можно сказать, мой конкурент по охоте, который не раз у меня хлеб отбивал. Образ этого героя я опишу при случае.

– Почему не на охоте? – спрашиваю хитрюгу. – Куда это ты разогнался с сумкой?

– Я вчера смотался, а сегодня, жаль, не могу: дел по горло. Шабашка горит.

– Ну, рассказывай! Где был? Сколько зайцев взял? Говори правду, не темни.

– Взял одного. А поднял за час шесть штук! Досадно, что второго заранил.

– Да ну? И где, если не секрет?

Я заранее подготовился к тому, что притворщик начнет говорить с выкрутасами и закавыками, но он неподдельно выдал секрет:

– В старой пашне, что за свинарником.

– Брешешь, чертячья морда, знаю я тебя!

– Не вру – не сойти мне с этого места! Сходи проверь. Увидишь, никуда они не делись. Даю гарантию – через час будешь с зайцем.

Я ему поверил, хотя до этого мы по-охотничьи играли с ним в жмурки. Ходким шагом до свинарника минут пятнадцать-двадцать. Старая пашня тотчас за ним. Когда перед глазами открылось поросшее осотом вспаханное поле, я понял, что появился позже, чем нужно: пашню неторопливо пересекал наискосок человек с ружьем...

«Поле большое, – успокоил я себя, – помиримся. Лишь бы еще кого черт не принес». Я глянул под ноги: земля была буквально усыпана катышами заячьего помета.

Зарядив своего «ижака», я побрел по бороздчатой поверхности. Земля под ногами – пуховик. Местами на мягкой земле читались заячьи следы. Гляжу во все глаза, поглядывая за охотником. Тот завернул в мою сторону и стал быстро приближаться. «Придется, видно, покалякать с ним накоротке», – подумал я. Стою, поджидаю незнакомца, который несомненно хочет войти в контакт со мной. Охотник подходит, пожимает мне руку. Обладатель поджарой фигуры был высокого роста и имел приятную наружность. Он был немного старше меня. Однако несмотря на свой внешний облик, он не смог расположить меня к себе, разве только на его ружье я глаз положил. Я нутром угадал в этом человеке жлоба.

Зато ружье у него было – сказка! Прекрасно сохранившийся курковый «Зауэр» двенадцатого калибра, сработанный золотыми руками немецких оружейников в первой четверти двадцатого столетия, – моя мечта.

– Ну что, – первым заговорил долговязый, – попытаем счастья вместе? Вдвоем как-никак веселее, да и шансы на успех возрастут вдвое.

«Навязался на мою шею», – подумал я.

Я не был готов к такому повороту и кочевряжился. Он прилип ко мне:

– Ну чего ты? Пойдем, не ломайся. Одному скучно.

Сам себя не узнаю: я поддался уговорам. От такого «банного листа», думаю, легко не отделаешься, хотя ничего путного из этого не выйдет. Не мог же я ему дать от ворот поворот! Что ж, вместе так вместе. Разойдясь в стороны, выдерживая интервал в полсотни шагов, мы медленно двигались краем пашни. Едва мы пошли, как мой новоявленный спутник вскинул к плечу своего немца и, слегка согнув ноги в коленях, повел влево неворонеными стволами. Раздался выстрел, и огромный русак забился в борозде в семидесяти шагах от стрелявшего. Я застыл в восхищении. «Есть!» – ликовал незнакомец. Во ружье! Во бой! Я от всей души поздравил счастливчика. Меткий стрелок поднял трофей, выдавил из зверька мочу, полюбовался на крупного ушастого и засунул его в рюкзак. Затем закинул рюкзак за спину, и мы двинулись дальше охотничьим порядком.

Пришел мой черед стрелять зайца. Всяк знает, что такое охотницкое состязание, помноженное на азарт! По прошествии каких-нибудь двадцати минут я чуть-чуть было не наступил на косого. Палево-рыжий красавец выскочил из-под моих ног подле тракторной колеи и понесся в сторону. В один момент поднимаю ружье, беру нужное упреждение – щелк! – осечка. Держу косого на мушке, спускаю второй курок – промах! Ай-ай-ай! Такой русак ушел! Достали меня эти осечки из нижнего ствола, ох как достали! Стою, кляну ударно-спусковой рамочного типа, будь он неладен вместе со всеми его шепталами. Штучное ружье тоже мне! Я испытал горькое чувство от неудачи, а этот из породы двуногих давай язвить на мой счет. Не подобает так поступать, когда охотимся вместе!

Ближе к середине поля мой прилипала стал ходить, взяв ружье наизготовку, озираясь по сторонам. В тот самый момент, как он замер, заяц вскинулся из пашни позади него и задал стрекача. Расторопный владелец «Зауэра» повернулся назад и выпалил из двух стволов, почти не целясь. «Так держать!» – воскликнул я, увидев, как кувыркнулся русак. «Норма добычи выполнена, – подумал я, – по зайцу на нос взяли». Какая наивность! Ну и экземпляр оказался мой новый знакомый! Такие чудеса у нас и видом не виданы: он опустился на корточки, развязал свой рюкзак, как-то воровато взглянул на меня и начал запихивать в него добычу. Вот так номер выкинул!

Стою я, оглушенный его поступком. Видал миндал?! Я чужд зависти. Во мне заговорило гипертрофированное самолюбие, так и хотелось сказать: заворачивай оглобли, шагай отсюда! Его действия я обошел молчанием. Мне захотелось отпасть от такого спутника, но я почему-то смешался и все силился понять: что это, отсутствие такта и охотничьей этики с его стороны или...? Низкая душа! Знал бы он, что добытый не мной заяц нужен мне, как рыбке зонтик, что я вообще не охоч до зайчатины и обычно раздаю добытых русаков тем близким и знакомым, кто обожает ножки заячьи по-бургундски и гуляш из заячьих потрохов. Короче говоря, на охоту я хожу не добычи ради, а процесса для!

Плетясь в паре с мерзкой личностью, я осознал, что больше не вынесу его общества. «Сейчас выйдем на дорогу, – внушаю себе мысль, – и я его отошью. Будет!» До дороги оставалось метров сто. Тип, с которым мне привелось сойтись, шлепнул третьего зайца прямо в лежке, после чего выдал себя с головой: по-быстрому, без колебаний, жлоб затолкал третьего зайца в свой рюкзак  и взвалил ношу на спину. Я округлил глаза, подумав: «Зачем тебе столько зайцев, солить что ли?»

– Жду гостей, – выдал чужой, будто прочитав мои мысли. – Мне нужно мясо.

Это был перебор. Глаза жадюги сияли: похоже, овеществилась его мечта. Удача ему привалила, он был в полной мере удовлетворен. Принял ли он во внимание на будущее, что я непременно пройдусь по его адресу и буду трепать его имя?!
А Жорины рассказы, оказывается, не трепотня!

– Пойду-ка я выгружу рюкзак, а то лямки режут плечи, – отколол хапуга. – А ты еще потопчись: тут зайца – завались. Через полтора часа я вернусь, и мы еще их набьем, – хватил хапуга через край. – Дождись меня, не уходи.

Ну и особа! Хуже горькой редьки. Вот ситуация! Слава богу, наши пути разошлись, и я потопал один.

На самой окраине хутора Плавненского, уродуя ландшафт, располагалась свалка. Сюда выбрасывали всякий хлам: битое стекло и керамику, рваные калоши, отслуживший свое керогаз и трехколесный велосипед. Буйный дурман произрастал на кучах перегноя. Не далее, как в прошлое воскресенье матерый русачина обставил меня здесь. Заяц давно обосновался на свалке, уживаясь с домашней птицей и тявкающими шавками. На сей раз косой не вынес моего вторжения на свою территорию и не стал таиться, как он умеет. Я шуганул его из зарослей дурмана. Переполошив кур и индюков, заяц собрался шмыгнуть в канаву, да не успел... Я действовал безошибочно, и моя ижевка не дала осечки.

Поднимаю увесистого русака. Заяц что надо! Наконец-то я сгладил неприятное впечатление от незапланированной встречи. Понемногу растворялся неприятный осадок.

...По прошествии месяца я лицом к лицу встретился с моим другом ситным у входа в рынок. Его лицо расплылось в улыбке. Я ему руки не подал, сделав вид, что я его не узнал, хотя это лицо мне хорошо запомнилось. Этот человек был мне гадок.

От тех событий меня отделяют десятилетия, но как вспомню, становится отвратно на душе, такую он оставил о себе память.