Бисмарк

Стоял декабрь. Давно открылась норная охота. Встреча давнишних знакомых закончилась решением взять на выходные молодого ягдтерьера по кличке Бисмарк и пройтись с ним по лисьим норам за городом вдоль Казанки. Лисиц развелось так много, что лицензии на отстрел выдавались пачками.

Встретились, как и договаривались. Наш дружок легко воспринял расставание с хозяином и послушно сидел на заднем сиденье. Зачарованный поездкой, он всю дорогу просмотрел в окно. Оставив машину у дороги, пройдя остаток пути пешком, мы оказались на месте. Бисмарк шел на поводке. Оказавшись на природе, он проявлял любопытство ко всему и настойчиво тянул нас в разные стороны. Стараясь не шуметь, мы добрались до примеченной норы на склоне овражка, уходящего к реке.

Бисмарк вошел в нору, как к себе домой. И исчез. Тогда я почему-то был уверен, что мы пришли за лисой. На деле же оказалось, что мы и понятия не имели, чей покой нарушили. Но то, что нора была жилая, сомнений не вызывало. Следы и натоптанная площадка у входа были очевидны. Отступив шагов на десять, мы зарядили ружья и приготовились стрелять. Оружие на охоте — это почти аргумент везения и удачи. Необыкновенно удобное и почти родное, оно может легко вводить в заблуждение, заставляя нас воображать себя хозяевами положения. Много раз убеждался в этом.
Конспирация была полнейшая. Общались мы исключительно жестами, да так успешно, что я сам удивлялся простоте такого языка.

Однако время шло, а ничего не менялось. Стоять в напряжении с ружьями наперевес оказалось утомительным. Минут через сорок мы посмотрели на часы. Было около одиннадцати. С этого момента пошел отсчет. Подождав немного, я на четвереньках прильнул к ходу. Ничего не услышав, тихонько окликнул собаку. Без ответа. Какое-то нехорошее чувство охватило меня. Встав с колен, я уже не боялся говорить и, прислонив ружье к дереву, закурил. День был ясный, но на долгое стояние в морозном лесу мы не рассчитывали.

— Надо же было так собаку назвать — Бисмарк! — непонятно зачем выдал я. — Других кличек мало? Почему не Ленин, не Сталин?
— Какая теперь разница! Ему бы Троцкий подошел. Или Бухарин… Вот как его из норы выманить?

Мы уже не стояли с ружьями наизготовку, а сидели на корточках у норы и по очереди звали Бисмарка. Раздраженно, почти в отчаянии. Но он не выходил. Так прошел первый час нашей норной охоты, и когда мы в полной безнадеге начали скакать по полянке, стараясь хоть как-то согреться, в земном чреве началось какое-то оживление.
Возня стала прослушиваться и приближаться к выходу. Наконец-то в глубине показался тощий собачий зад. Было ясно, что Бисмарк кого-то тащил, и этот кто-то сильно рычал и упирался. И вот когда собачье туловище почти наполовину вылезло из-под земли, жертва пересилила охотника и потянула собаку под землю. Нам, дуракам, бросить бы ружья да помочь, но все произошло так стремительно, что мы и сообразить-то не успели, как задние лапы Бисмарка исчезли в темноте лаза. В последний момент я бросился на землю, но ухватить Бисмарка не успел, а только ткнулся лбом в обмерзшие края норы.

А бой под землей шел ожесточенный. Мы даже слышали топот и грозное звериное рычание. Но по-прежнему оставались безучастными слушателями. Вскоре звуки оборвались и наступила полная тишина. Слышался только шум проходящих в нескольких километрах поездов и поскрипывание мерзлых стволов на ветру. «Вот влипли! — подумал я. — Сглупили! Надо было хватать его за зад — и конец спектаклю».

Молчаливое ожидание нарушил Игорь:

— А у тебя друзья по норам охотились? Может, позвонить кому?
— Сам пытаюсь вспомнить. Никто на ум не приходит.
— Вдруг это не лисья нора...
— На медвежью берлогу не похожа.

Пытаясь скоротать время, мы несли всякую ахинею, подпрыгивая на месте, чтобы хоть как-то согреться. В конце концов я подогнал машину поближе, направил свет фар на ненавистную дыру в земле, и наше ожидание стало комфортным, хотя по-прежнему безнадежным.

Он вышел из норы так же непринужденно, как и вошел. Уже смеркалось. Красное солнце коснулось самого края дальних полей, и последний свет от него был невнятный… Бисмарк все время облизывался. Первое, что я сделал, — набросил на пса поводок, чтобы он снова не улизнул в эту проклятую нору, затем почти окостеневшими пальцами схватил ледяное ружье, и мы поскакали к машине. Это было почти счастье. Но длилось оно ровно до того момента, пока мы не осветили фонариком морду нашего обалдуя. Хуже и представить было сложно.

— Надо в ветеринарку! Срочно!

Разложив на заднем сиденье охотничьи куртки, мы посадили собаку и рванули в город.
Доктор Дягликов равнодушно посмотрел на собаку. На его лице было написано: «И не такое видали».

— Судя по всему, ваш пес побывал в барсучьей норе…. Это его первая охота?
— Да, — кивнули мы, — первая.
— Что ж, рваные губы я ему отрежу, и правое ухо можно укоротить наполовину. Если хотите, для пропорции и левое. Уши ему и не нужны. В работе только мешаться будут, а на слух такие изменения не влияют. Если уж так все удачно сложилось, можно его косметически подправить и подровнять одним разом. Зато в следующий раз будет почти неуязвим. Живым из норы вылез — будет охотиться.

Они азартные и на редкость безбашенные… Вижу, и плечо кровит… Но лапу оставим. Пригодится. Шов наложу…
Мы в ужасе слушали доктора и не понимали, где он говорит в шутку, а где всерьёз. Растерянная улыбка не сходила с лица моего друга, и я осознавал, что сам так же глупо и растерянно улыбаюсь.

— Всё. Вы свободны. Хотите — погуляйте, хотите — в коридорчике посидите. Часа через полтора заберёте своего охотника.

Первым очнулся Игорек:

— Доктор, это чужая собака. Нам ее дали на один день. Как мы ее вернем безгубую и безухую хозяину? Какие еще варианты есть?
— Вариантов немного. Могу все пришить на место. Если будет хороший уход, возможно, через две-три недели все срастется. Придется повозиться. Обычно охотники все лишнее режут, но вы сами решайте. С хозяином посоветоваться не хотите?

Взгляды наши встретились, и я понял, что звонить мы не будем. Иначе как объяснить Сереге, что его собака лежит на операционном столе, нервно подергивая хвостиком, под действием тяжелого наркоза? И что для ее же блага ей необходимо вырезать верхнюю и нижнюю губы? А заодно ополовинить уши, потому что правое держится на честном слове, а в паре с целым левым будет выглядеть некрасиво. Непропорционально. Я представил себе незакрывающуюся клыкастую пасть Бисмарка со слюнявым оскалом и ужаснулся. И эта собака еще утром так весело и беззаботно играла с хозяином, принося ему брошенную игрушку, радуясь жизни! Я ненавидел себя за глупое легкомыслие. За то, что не подумал о последствиях. Собственно, идея-то была Сергея… Ссылаясь на занятость, он попросил нас прогулять собачку… Но кому от этого легче?

— Да вы радуйтесь, что он вообще из норы вышел. Бывает, что там и остаются. Барсук — это же маленький медведь. У себя дома он как рыба в воде. Неопытного пса может легко загрызть или в два счета закопать в проходе, а сам уйдет по запасным каналам. Новичкам на такой охоте делать нечего. Повезло вам и вашей собаке!
Доктор достал из коробки свежие перчатки и кивком показал на дверь:

— Мне работать пора. Наркоз ждать не будет.

…Дверь открыл Сергей. Бисмарк как ни в чем не бывало проскользнул между ног и привычно улегся на своем коврике у двери, влюбленно глядя в глаза хозяину. Его морда была похожа на любимую детскую игрушку, которую латали, как могли. Отовсюду торчали жесткие черные нити, завязанные узелками. На наш глупый вопрос, нельзя ли обрезать покороче, чтоб так в глаза не бросалось, Дягликов категорично ответил: «Нет!» И пояснил, уже почти сжалившись над нами, что так швы снимать будет удобно. Серега, отчего-то слишком веселый, начал нас зазывать в дом на чай, поболтать, но мы вежливо отказались, сославшись на дела и усталость. Я все ждал, когда он взглянет на собаку, и готовил слова, но Сергею хотелось рассказа, а нам хотелось как можно скорее сбежать.

По дороге домой, мы нервно сжимали в руках телефоны в ожидании звонка. Но Сергей позвонил только на следующий день. Я, как мог, рассказал обо всем, стараясь избегать подробностей. Что могло быть подробнее, чем морда Бисмарка! Напоследок я все-таки задал вопрос, который мучил нас столько холодных часов ожидания у норы: «Зачем ты собаку так назвал?» Оказалось — просто так.