Сергеич, лет семидесяти, маленький, подвижный, с седым каракулем волос и такими же седыми выцветшими глазами, морщинил лоб и постоянно ругался.
— Мать их всех, наваляли тут, ни пройти ни проехать, не было так никогда! — проклинал он высоким детским голосом павшие деревья, развалившийся до земли орешник, тонкие прутики шиповника с редкими красными ягодами.
— Скотина была, она все подбирала. Родники чистили. Нам, мальчишкам, по пятнадцать копеек за родник платили. А сейчас бобры одни хозяева. Охотников развелось...
— Так раньше здесь везде деревни были, а теперь пустоши. Зверя тревожили больше.
— Не-е, тогда кто тревожил — грибники…
Из кустов с шумом сорвался вальдшнеп, мелькнул бурым крылом в желтой листве, взял круто вверх и исчез.
— Ишь, зараза, поди стрельни его осенью. Больно скор. Тянут они и сейчас вечером, но не как весной. Быстро пульнет, по темному почти, ружья не успеешь поднять… А сейчас все с карабинами, — продолжил он прошлую тему, — лупцуют за полкилометра. Зверь на поле не выходит. А раньше чего ему человека бояться? Бабы да малые по ягоды. Он и не сторонился.
Старая дорога обозначала границы лесных кварталов, да и дорогой-то это назвать было трудно, трупы деревьев и выворотни пересекали ее через каждые двадцать метров. В колее змеилось отраженное водой небо. Идти было мягко по прелой листве.
— Тут самолет в войну упал. В сорок первом, — Сергеич махнул головой в сторону темных елей. Вместо погонного ремня у него была привязана бечевка, она вытянулась, и иногда я видел темные дула ружья. — Один подбородком на елку приземлился. Крыло у самолета отвалилось. Четверо летело.
— А как так, тут же тыл был?
— А никак, отвалилось, и все. Поломка, видно, вышла. Летели на Киржач. где Гагарин разбился, из Сибири летели, видимо. Я мальчишкой был. Горело все. Патроны рвались, как прибежал. Мне скотину загнать надо было сначала. Мы тогда как самолеты видели, всегда кричали — скиньте хлебушка! Всю войну одну картошку ели.
В этом коротком и сумбурном рассказе проглядывал октябрь сорок первого, самолеты в небе, восхищавшие мальчишку, голод.
Зверь уходил от нас поспешно, только затихающий треск бегущего чащей кабана доносился издалека. Ласкающий запах прелой листвы стелился вокруг.
В последнее время я изредка приезжал к Сергеичу на охоту, хотя раньше бывал чаще, участвовал в больших загонных охотах. Часто по его просьбе ходил загонщиком, для чего редко было найти желающих.
Он помнил это и относился ко мне снисходительно, терпимо, хотя другим не прощал никаких провинностей в охотничьем порядке. «На охоте как в бане, все равны», — говорил он, если его упрекали в том, что он накричал на уважаемого человека. Но все его резкости терпели, никто лучше не знал мест и не чувствовал зверя.
— Сергеич, тебе и собака не нужна, ты зверя и так чуешь! — со смехом отмечал гость. Сергеич молчал, сравнения с собакой ему не нравились, шутник отправлялся на самый малоудачный номер, даже не подозревая этого.
Я не был своим в мире, где все принадлежало ему, но негласно, не по закону, а по праву рождения, по тайному договору с богом, допустившим его на эту хмурую землю, с долгими и тяжелыми зимами, бедами и трудностями, известными ему одному. И Сергеич был ревностен в этой маленькой божественной отметке, требовал подчинения и уважения хотя бы в часы охоты.
— Отец ушел на заработки еще перед войной и все, пропал. Больше ничего о нем не слыхали. Так и жили с братом. Лежим на печке, мать пшеницу оставит сушить, а мы клюем ее как куры. Слаще свеклы не было ничего, и то дележ с дракой.
К пережитому Сергеич относился нежно, — там, хотя и среди трудностей, жила какая-то ему одному понятная правда. А сейчас она почему-то украдена, попрана: начальством, наглой молодежью да и просто новым временем.
Но самое главное — он потерял связь со своим маленьким богом, который вдруг забыл про него, бросил, не выполнил обещаний и оставил одного, среди таких же вожделеющих претендентов на эти охотничьи места и зверей, в них обитающих.
Лес густел и темнел, грузные осины дрожали листом где-то вверху, огромные ели прикрывали небо. В мелком ельнике фыркнул крыльями рябчик и сразу свистнул. Сергеич обернулся, ткнул в сторону улетевшей птицы желтым ногтем:
— Можно подозвать — баловство. Нам зверь нужен.
Мы бродили по лесу уже третий час. Сергеич все время бормотал, нашептывал свое понимание жизни, жаловался на трудности охоты, сельской жизни, злобу соседей. Я уже поддался очарованию прошлого, он показался носителем утерянной истины.
Захотелось вернуться к тому идеальному миру, где трава в окрестных лесах и полях почти газонная, березовые рощи свободны от рыхлых трупов упавших деревьев, много солнца и тихого счастья. И казалось, уже и я бежал по жизни вперед, при этом повернув голову назад, как это умеют делать только волки.
Вдруг кто-то затрещал в орешнике, я коснулся рифленой шейки приклада. Вышел мужик с корзиной. Высокого роста, широкогрудый, одетый в маленькую сизую телогрейку и нелепую женскую мохеровую шапку красного цвета.
— Ой! Мужики! — загудел он сильным голосом, протянул к нам здоровенную ладонь с растопыренными пальцами. Сергеич посторонился, я осторожно пожал руку. — Плутанул я. Приехали тут с друганом к тетке его. Выпили.
Снарядила нас за грибами. — Он похлопал себя по шапке, засмеялся. — Ни вот грибов нет ни хрена, ни Сашки. И не пойму, куда идти. Буреломы одни.
Я представил, как он со своим моржовым телом пролазил под завалами. Место было глухое, несколько лет назад в летней жаре здесь погибло много елей, они высохли, сбросили кору и при сильных ветрах валились беспорядочно, создавая непролазные навалы.
— Мячиково, деревня. Подскажите, куда?
Я знал, что это на юг, километра три, через заросшие осинником и лещиной вырубки, никаких внятных ориентиров, кроме тусклого пятна света сквозь нервные осенние облака.
Сергеич казался рядом с ним мальчишкой, маленьким опенком рядом со здоровым подосиновиком. На вопрос Сергеич отвечать не стал, а чуть склонив голову на бок, спросил:
— А сам-то откуда?
— С Москвы. Тут тетка у Сашки. Работаем вместе на автобазе… — Загудел сначала уверенно, но потом растерялся, утих. Посмотрел на меня, пытаясь понять, что он сделал не так, почему ему не могут ответить прямо вопрос.
— С Москвы… — Сергеич подтянул веревку с ружьем. — Туда, — он указал на восток, туда, откуда только вышел грибник. Там километров на двадцать стояли леса. Я вопросительно поглядел на Сергеича. — Иди, иди, — поторопил он мужчину.
Тот покорно развернулся и затрещал кустами, из которых вышел минуту назад.
Отвечая на мой немой вопрос, Сергеич как-то по-собачьи встряхнулся, дернул плечами и выкрикнул высоким голосом:
— А вот не знаешь леса, какого черта соваться?!
Комментарии (6)
Александр Арапов
Не простая тема. Не простые люди. Такие как Сергеич, для многих -иностранец с непонятным языком, своим подчас только ему понятным прошлым, своим суждением обо всём. Интересно, понял ли заблудший мужик, что он сделал не так? Вряд ли...
Хороший рассказ!
Михаил Юдин
Не помочь заблудившемуся в лесу человеку, а напротив направить его в заведомо ложную сторону, это конечно ... не нахожу слов. Обычное хамло.
КСН
Отправил человека блуждать и подыхать.
Что хорошего-то в таком рассказе?
Александр Арапов
Вот-вот, я и говорю: Иностранец!
А чем плох рассказ? Даже в русских народных сказках не всё благостно. Думайте, ребята, думайте!
КСН
Рецензии
Написать рецензию
Тихон...
Настороженно отношусь к прямолинейности повествования, ярко выраженной оценочной позиции автора, воспринимая ее по меньшей мере попыткой покуситься на мое право самостоятельно формировать мнение в комфортной среде нейтрального/обезличенного повествования–без визгливости авторских эмоций, брызганья слюной и кувалдоподобного забивания в меня какой-то крайне важной с точки зрения автора мысли, на деле зачастую примитивно-убогой.
Настороженно...мягко скажем...
А у Вас всего этого как раз и нет в данном рассказе.
Напротив, холодная авторская отстраненность от героев и ситуации от первой и до последней строчки изредка раскрашивается легкой эмоциональностью в описании природы и тонко-шлейфовой ностальгией по ушедшему. Оценок нет, даже намека.
И тут споткнулась на свою одноколейную позицию относительно уместности развешивания авторами личностных ярлыков, сюжета, меченного клеймом сделанных за читателя выводов…
Мы для чего все это пишем? Такие разные, на разные темы с разными степенями умения и таланта, а кто и вовсе без оных? Вы ведь что-то хотели сказать, да, Тихон?
С Вашим талантом художника какую картину нарисовали?
Трогательного лесовичка, бережно хранящего свои сокровища памяти? Детскую непосредственность пожилого человека, утратившего связь с настоящим, навсегда затерявшемся в человеческом прошедшем? Измученную за поруганную природу душу, исстрадавшуюся до полного растворения этой самой души в этой самой природе, растворения до потери самоидентификации своей принадлежности к роду людскому…
А ради защиты и охраны сокровенного можно пойти на преступление? Даже и при мнимой угрозе?
Может все прозаичней? Случился рецидив «болезни суслика» ( того, что в поле агрономам) и потерявшийся в настоящем дед, оставленный своим маленьким богом, по-детски неосознанно и жестоко отомстил всем, кто с маниакальной подозрительностью отнесен им в разряд врагов и обидчиков… А первозданность природы и единение с альма-матерь наших жизней и ни при чем.
Ранимость душевную … или немощь духовную, что показали?
Ваша проза завораживает не менее Ваших картин. Вот не знаю, талант - это счастье или крест? В любом случае, как мне думается, с Вас и спрос больше.
Нельзя жестокость, пусть и не сформировавшейся детской души застрявшего в счастливом прошлом деда-лесовика, преподнести совершенно индифферентно, или можно? А преступление против человечности можно? А убийство? А невмешательство в разгул чужих амбиций и не предотвращение преступления тоже можно?
А ведь рассказ от первого лица...И невольно Вы провоцируете отторжение от этого первого лица...
Отличный стиль, отличный русский язык, сильная вещь, но, кажется теперь мне, не обо всем можно настолько отстраненно...мы ведь уже не первобытные...
«И казалось, уже и я бежал по жизни повернув голову назад, как это умеют делать только волки»- ради такого стоит писать...
Спасибо. Я не прощаюсь.
Ирина Коцив 04.02.2019 18:09 • Заявить о нарушении
+ добавить замечания
Здравствуйте, Ирина. Спасибо за развернутое мнение, мысли.Вы правильно ставите вопросы. Прежде всего я боюсь писать с точки зрения дидактичного морализатора точно знающего кто есть кто. Обычно это всегда выстрел в молоко. Прожитая жизнь искажает человека, меняет его взгляды зачастую причудливо и неповторимо, заметить это, не превратить в клише, вдохнуть жизнь, задача автора. То, что повествующий не противится поведению деда... ну так вы отметили это как читатель, поняли всю опасность такого отношения. А природа бузучастно красива на фоне этого - верно... Выводы всегда делает читатель, а не автор, да и выводов то может не быть вовсе у читателя - просто стронуть мысль, уже много.
Власов Тихон 05.02.2019 12:17 Заявить о нарушении
Все правильно, Тихон, все правильно… Да и сама изложила свои позиции в начале отзыва. … Все правильно, вроде бы…Но после рассказа осталось смешанное послевкусие. И кислинку добавляет именно полная отстраненность автора от событий. Согласитесь, речь ведь я вела не о крайности-«дидактичном морализаторстве»… А вот у Вас другая крайность. Более того, Вы меня как читателя обманули…,ужасть! Ничего не предвещало оскомины… И дед вполне симпатично вырисовывался, в начале с сочувствием к нему-его потерянности во времени. Пришлось перестроиться. Я конечно все увидела, но осталось ощущение «фальшивой ноты»…И исключительно из-за индифферентности авторской позиции. Споткнулась. Да и ситуацию описали крайнюю, опасную и человеческую, не о природе вещь-то получилась… Между полярностями «безразличие» и «морализаторство» есть много полутонов… Но судя по ответу, в своем «спотыке» и допустимой мере «участия» автора в героях в части транслирования своего мнения (разными литературными приемами-совсем нет необходимости в лоб и наотмашь)буду разбираться сама, у Вас сомнений нет, похоже. Все равно еще зайду на Остров и Зверя. Заинтересовали меня.
Ирина Коцив 05.02.2019 13:05 Заявить о нарушении
Хм, я тоже подумаю, может и не прав я с такой полярностью. Хотя тут не столько равнодушие, сколько растерянность от поведения деда, неспособность противостоять его авторитету - тая я задумывал, что вышло дело другое.
Власов Тихон 05.02.2019 13:30
1 ответ
Александр Арапов
А что рецензии? Хорошие рецензии! Всё разобрано по косточкам, пожалуй, и добавить нечего, но... Давайте разберём тот момент, который называется в рецензии преступлением (?), тоесть "посылание" встреченного мужика в неведомые дали. Возникает вопрос почему не помог страждущему? А теперь встречный вопрос, а страждущий ли это? Как по мне так это праздношатающийся раздолбай, ещё и выпивший накануне. И действительно, "не знаешь леса, какого черта соваться?!"
Чтение это не простое, ситуации описаны неоднозначные. Как понимает и принимает ли это всё читатель это зависит от читателя. Автор сделал своё дело честно и добросовестно. " Выводы всегда делает читатель, а не автор, да и выводов то может не быть вовсе у читателя - просто стронуть мысль, уже много." Я думаю, "стронуть мысль" автору удалось.