Охота с подсадной уткой - истинное наслаждение

Ночной мрак еще и не думал отступать, а мы уже крались к блестящему ртутью разливу, осторожно ступая по раскисшей дороге. Подсадные, почувствовав шум воды, подали голос в корзине. Им отозвалась разбуженная дикарка. С разных сторон нежно ответили проснувшиеся, но невидимые еще кавалеры. Сердце радостно забилось от предвкушения удачной охоты.

Собираю скрадок и, устроив друзей, высаживаю подсадных.

Утки начинают крякать, стараясь перекричать друг друга.

Не успеваю выйти из воды, как первый, самый нетерпеливый кавалер падает с небес к ногам коварных обольстительниц, но, заметив опасность, с тревожным жвяканьем исчезает во мраке.

Никто из нас не успевает среагировать, хотя все прекрасно понимают, что еще слишком темно.

Оставляю Николая и Петра в шалаше и, пожелав им ни пуха ни пера, удаляюсь, прихватив корзину с оставшейся уткой.

Стараясь не шуршать, тихо ступаю по пожухлой осоке, идя вдоль мелиоративной канавы. Взору открывается гладь укромной заводи, на которой решаю остаться.

Без суеты готовлю место для моей засады. На полноценный шалаш времени нет, но у меня есть «леший» и небольшой стул со спинкой, а шалашом мне послужит ивовый куст и прошлогодняя осока.

Небольшой пилкой спиливаю мешающие мне ветки, и через пять минут импровизированный шалаш готов. Изменения привычного ландшафта минимальны, и осторожные селезни без опасения присаживаются к подсадной утке.

Осматриваю со стороны засаду — все как надо! Выпускаю на воду утку и возвращаюсь на место. Зарядив ружье, надеваю капюшон и замираю в томительном ожидании. Уточка начинает плескаться, прихорашиваясь и смазывая перья.

Легкая дымка клубится над зеркальной гладью воды. Ночной мрак отступает, отдавая свету все новые и новые предметы. Справа, у разлива, в туманной дымке еле угадывается поставленный мною шалаш. Голос подсадных уток, разносящийся в предрассветной мгле, стихает с первыми признаками рассвета.

Читайте материал "Прошли состязания подсадных уток"

Моя уточка тоже молчит, перебирая клювом поднявшуюся ряску. Слева неожиданно громко чуфыкает проснувшийся тетерев, затем еще и еще. Ему отвечает другой, вдалеке отзывается третий, и наконец звонким ручьем разливается нежное воркование, будя всю округу.

Расплывшись в довольной улыбке, я облокачиваюсь на спинку стула и слушаю, слушаю природу, закрыв глаза, представляя, как краснобровые петухи важно расхаживают друг перед другом, распушив лирообразные хвосты. До уха доносится приближающееся квохтанье.

Открыв глаза, замечаю летящих над кустами тетерок. Быстро пытаюсь сосчитать: одна, две, три… семь... И три петуха. Ну, сейчас начнется!

В подтверждение моих мыслей ток начинает бурлить с неистовой силой, раскаляя атмосферу до предела. Достаю из кармана манок и, ни на что не надеясь, выдуваю пару квачек. В то же мгновение в ста метрах поднимается селезень и, нежно жвякая, летит ко мне.

Я замираю, неотрывно следя за его полетом и боясь пошевелиться. Еще секунда — и зеленоголовый кавалер, выпустив вперед оранжевые лапки, шумно приводняется перед уточкой, замирает, осматривается и, успокоившись, направляется к избраннице.

Снимаю с предохранителя и плавно пытаюсь поднять ружье — чуткий селезень явно собирается взмыть вверх, почувствовав подвох. Ложе само прижимается к щеке, мушка находит цель и стремится вверх.

Грохот выстрела эхом проносится по окрестностям. Селезень, несколько раз перевернувшись в воздухе, падает на воду. Держу его на мушке, но второй выстрел не нужен. Спускаюсь к своему трофею и, схватив за шею, поднимаю из воды.

Кряковой приятно оттягивает руку. А какой красавец! Щедра матушка природа на краски! Тут тебе и зеленый перламутр, и оттенок шоколада, и богатство серебра... Восхитительный трофей!

Возвращаюсь на место, положив селезня на рюкзак, и снова замираю в ожидании. От подсадной сегодня помощи не будет, так что берусь снова за манок. За кустами, в болотине, недовольно отзывается дикуша, ругая мнимую соблазнительницу, пытающуюся отбить у нее кавалера.

Слышен неуверенный голос сомневающегося селезня, находящегося рядом с ней. Жду еще час и меняю позицию. Медленно продвигаюсь вперед, метров на двести, и маскируюсь. Выпускаю утку и, вернувшись, выжидаю несколько минут.

Подсадная, освоившись на новом месте, нерешительно крякает, затем еще раз, уже более уверенно. Ей отвечает дикарка. Снова голос моей подсадной дает мне надежду. Наконец нервы любвеобильного кавалера не выдерживают.

Читайте материал "Охотничьи зори со странностями"

Слышу всплеск за залитыми водой кустами и замечаю приближающегося селезня, а следом утку. Не обращая внимания на ее окрики, он летит прямиком ко мне, не понимая, что его ждет. В этот раз подсадная утка дает осадку, и второго приглашения не нужно.

Жаждущий новой любви кавалер коршуном пикирует к зовущей его подруге. У самой воды резко машет крыльями, с плеском приводняется и торпедой мчится к цели. Я резко вскакиваю, одновременно вскидывая ружье. Летевшая крякуша с ужасом шарахается в сторону с набором высоты.

Охваченный страстью селезень, увидев меня, замирает от неожиданности рядом с подсадной, ошарашенно смотрит на меня. На миг мне становится жалко зеленоголового Казанову. Словно почувствовав это, он машет крыльями в попытке подняться над водой. Палец инстинктивно давит на спусковой крючок, и свинцовый град сыплется по воде, накрыв птицу.

— Сидел бы под боком у подружки, был бы цел! — слетает с языка философская мысль, звучащая как оправдание.

Забираю добытых селезней и возвращаюсь к ребятам на разлив. Свою норму я взял, большего не надо. Утренняя зорька удалась на славу. Теплый ветерок ласково касается моего лица. Пьянящий дух свободы витает вокруг, заставляя забыть обо всем.

Осознание того, что впереди еще не один день охоты, наполняет душу радостью. Я тихо иду, погруженный в эти сладостные мысли, и довольно улыбаюсь, словно ребенок.