Из опыта медвежатника

В 70-е годы медведей в этом краю было много, а в настоящее время, с выездом большей части населения, стало еще больше. Я тогда работал старшим охотоведом госпромхоза «Юбилейный». В свободное от работы время занимался любительской охотой на небольшом участке вблизи пос. Сеймчан. Участок за мной закрепило районное общество охотников и рыболовов.

Уже тогда я изучил опыт охоты на медведей Гавриила Сосновского, старейшего охотоведа Урала и Сибири. В 40–50-х гг. он работал директором охотхозяйств Якутии, Иркутской, Новосибирской, Томской и Тюменской областей. Был членом союза журналистов. Убил за свою жизнь почти 50 медведей.

«Свои первые охоты на овсяных полях и около привады на медведей я тоже начинал, сидя на лабазе. Затем стал охотиться скрадом, стараясь двигаться совершенно бесшумно навстречу ветру. Но и в этой охоте я скоро разочаровался и стал подкарауливать медведей, сидя на земле в каком-нибудь укрытии: в большом кусте, у пня или заранее вырытой яме. Иногда на опушке леса в шалаше, если овсяное поле или привада примыкают к ней», — пишет Гавриил Георгиевич.

«На своем опыте я убедился, что медведь хуже чует запах человека, сидящего на земле, чем подстерегающего его на лабазе. Особенно на охоте с привадой или у трупа задранного животного. От туши в сторону сидящего охотника распространяется запах испорченного мяса, перебивающий запах человека» (Сосновский Г.Г., «Таежные тропы». М., Физкультура и спорт, 1976 г.).

В те годы лицензии на отстрел медведей не требовались, ограничения были только по срокам и способам охоты. Недалеко от бывшего лагеря заключенных времен Гулага «2-я фабрика» (по обогащению оловянной руды) выбрал удобное место: небольшую поляну в лиственничном редколесье. В центре, около одинокого дерева, из досок изготовил довольно-таки вместительный ящик.

В 500 метрах в лесу около ручья стояла моя палатка с печью, где я ночевал зимой, охотясь на лося и соболя. Еще зимой из местного мясо-молочного комбината знакомый снабженец привез и вывалил во двор моего дома в поселке некондиционную колбасу — один самосвал ТАЗ-53 и костей домашних животных два самосвала.

Эту приваду на снегоход «Буран» ранней весной я завез на место охоты, уложил в ящик и заколотил сверху крышкой.

Здешние медведи до середины апреля находятся в берлогах. Выйдя из них, отощавшие, как и везде, начинают рыскать по тайге в поисках пищи. В первую очередь посещают места зимнего стояния охотников, где они частенько находят что-нибудь съедобное. В первые дни мая я выезжал на место. Палатка, к которой я прислонял множество лиственничного валежника с целью защиты от медведя, стояла, как обычно, нетронутой. Около ящика с колбасой и костями были следы подхода медведя. На деревьях там и сям сидело воронье. Я открывал крышку и уходил в палатку.

На поляне начинался птичий пир. Целыми днями черные и серые вороны и вороны и даже сизые чайки, оглашая округу истошными криками оповещали все живое, что здесь есть харч.

Часов в 11 вечера, закинув за плечо армейский карабин 7,62 мм, с ножом за поясом иду к приваде. Оружие заряжено патронами и полуоболочечными пулями, которые недавно появились в продаже. Комары, которые на днях вылетели из своих зимних убежищ, не столько жалят, сколько греются на моем лице. Намазываюсь мазью от комаров. Прибыв на место, устраиваюсь в засаде за кустами карликовой березы. Метрах в 100 — привада. Ветер дует от нее в мою сторону. Птицы уже улетели на ночевку. Солнце ушло за горизонт. Но не темнеет. Можно читать книгу. Приваду и окружающую тайгу видно прекрасно.

Минут через 20 слева, из лиственничного леса, вышел здоровенный медведь. Неожиданно над ним от ветра треснула веточка дерева. Зверь моментально, как-то необычно легко, встал на задние лапы, но, поняв, что ему ничто не угрожает, успокоился и смело подошел к приваде.

Стараясь успокоить биение сердца, выцеливаю медведя под лопатку и стреляю. Он упал, но тут же вскочил и убежал в ту же сторону, откуда пришел. Под лапами тяжелого медведя еще немного хрустел валежник, и затем все стихло.

Без собак я не рискнул идти за зверем. Пошел отдыхать в палатку до утра. Наутро моя лайка нашла медведя метрах в 100 от привады. Это был самец весом около 250 кг, с прекрасным зимним мехом. Несмотря на то что зверь семь месяцев провел в берлоге, у него было много сала. Желчный пузырь был полон желчи.

Видя по следам, что на приваду ходят еще несколько медведей, я решил добыть, если удастся, еще одного. Ввиду того что ветер, дующий с севера, поменялся на восточный, я надумал устроиться караулить подход зверя по другую сторону привады. После заката солнца, взяв с собой оружие и табуретку для сиденья в густой чаще карликовой березы, я пошел к приваде. Обошел подальше ящик и стал к ней осторожно приближаться. И уже хотел, было, устроиться сесть.

Но, оказалось, рядом со мной метрах в десяти к приваде направлялся огромный черный медведь. Он, по-видимому, напугался и, пыхтя, бросился назад, в левую сторону от меня. Я отбросил табурет, выхватил из-за плеча карабин (патрон был в патроннике) и два раза успел вдарить по убегающему зверю, пока он не скрылся среди лиственниц. Было слышно, как он упал.

Таким образом, я на своем личном опыте убедился в правоте Гавриила Георгиевича, что лучше всего добывать медведя около привады, находясь не на лабазе, а на земле. Но я не хочу умалять действия Владимира Заварзина и других охотников, имеющих большой опыт стрельбы с лабаза. Г. Сосновский писал: «Молодым охотникам лучше начинать охоту на медведя с лабаза на овсяных полях. Привыкнув терпеливо коротать долгие часы в полной недвижимости, можно переходить на охоту на зверя скрадом, а затем и подкарауливать его на земле».

Отсутствие товарища при моих охотах, а также зверовой собаки, которую я был вынужден оставлять на привязи около палатки, делали мои действия в некоторой степени рискованными. Но зато какие впечатления!» Как нынче пишут — какой адреналин! Не зря я эти охоты помню до мельчайших подробностей!