Планы вечерней рыбалки нарушил дождь. Черная как деготь туча зашла с запада, величаво и торжественно проплыла по небу и, развернувшись, обрушилась грозовым ливнем. Водные потоки бежали с горки по грунтовой дороге, сметая все на своем пути – некрупные камни, мусор, палки...
По старой доброй привычке в шесть утра я уже был на ногах. «Ты куда, милок, собрался? На Днепр? Так вот, послушай меня, старика, нечего там сейчас делать, вода большая. И мутная. Нетути рыбы, не будеть она брать», – увидев, что я встал, заговорил дед Прокоп, возясь возле печки. «Ты вот обожди день-два, сходи за земляникой в лес, тады и на реку можно сбегать. Рыба, как вода посветлеет и начнет падать, охотна до разной наживки.» Я слушал напутственные речи старого рыбака, всю жизнь прожившего за счет рыбалки, пил молча чай и тоскливо смотрел на стоящие в углу хаты чехлы спиннингов и удочек. «Нет, дед Прокоп, я все же схожу на реку, не может быть, чтобы рыба кушать не хотела, дождь-то посбивал в воду различных букашек и улиток, она за ними и выйдет.» «Не хочешь ты старика слухать, ну и не надо, так вот, давай об заклад биться, что ничего не поймаешь. Кто проиграет, тому и бежать вечером к бабке Нюрке в конец деревни за поллитрой, да и пропустим за прошедшие именины. Годков-то мне восемьдесят пять исполнилось.» Я смотрел на этого веселого старикашку, всегда шустрого и проворного, и был удивлен – он настолько стар, а по виду бодрый мужчина предпенсионного возраста. «Ладно, дед Прокоп, кто б ни проиграл, схожу я бабке Нюрке.»
«Все-таки зря поспорил с дедом, – думал я по дороге к Днепру. – Что я могу поставить в противовес многолетнему опыту. Если только современные приманки, да и то дед частенько на свои старые, местами покрытые ржавчиной колеблаки облавливал меня. Остается одна надежда – на госпожу Удачу».
Накачав резиновую лодку, спускаю ее на воду и отталкиваюсь от берега. Над Днепром повисла туманная дымка, через которую вдалеке едва проглядывались очертания берегов с прибрежным кустарником и одинокие столбики цапель, караулящих зазевавшуюся мелочевку. Уровень воды в реке поднялся и грязный, мутный поток нес различный хлам: ветки, сорванные листья кубышки, пух. Каждая отдельная частица считала своим долгом зацепиться за леску, чтобы сбить проводку приманки. В омутках и небольших ямках водовороты кружили мусор по всей толще воды. Вращающиеся блесны сбивались с ритма, а воблеры, собрав некрупные частицы лопастью, заваливались набок или входили в штопор. Надежда что-то поймать таяла на глазах. Я уже представлял, как войду с пустым рюкзаком в хату и дед Прокоп начнет упрекать, что вот вы, мол, все такие молодые не хотите слушать стариков, не учитесь на чужих ошибках, а велосипед он давно изобретен и изобретать его не стоит.
На одном из участков река подворачивала вправо и основная струя под острым углом уходила к противоположному берегу. За мыском протянулась совсем узкая полоска воды, куда мусор, несущийся по реке, не попадал. Полоска летом зарастала лопухами кубышки, а из-за дождей уровень воды над ними поднялся на десять сантиметров. И в этом самом месте, прижавшись вплотную к берегу, стояла стайка голавликов, выдавая свое присутствие бурной реакцией на падающие в воду капли влаги с деревьев. Вся надежда теперь ложилась на ультра-лайтовую снасть. Малютка «Mepps Decore – 00» приводнилась чуть дальше стоящей стайки и сразу же вошла в работу. Первый ударчик произошел неожиданно, так что я не успел подсечь. Голавлики бежали за блесной до самой лодки, самые смелые едва притрагивались к лепестку, но не хватали. В дальнейшем я изменил проводку, придав ей рваный вид. Получалось так: первая реакция рыбы происходила во время падения приманки на воду, затем, медленно вращая ручку катушки, я совершал одно-двух секундные остановки, в результате чего блесна, не прекращая вращаться, опускалась вниз. При возобновлении подмотки «нулевка» снова занимала рабочее положение. Во время провалов голавль не стучал как обычно – по лепестку, а хватал тройничок блесны, узрев в нем что-то съедобное. Когда после очередного вываживания на леске паутинке голавлик обрел свободу, клев резко прервался. Место явно было подшумлено, и рыба уже с осторожность относилась к приманке.
Сплавляясь по реке, отыскал еще два тихих прибрежных участка, где помимо голавликов «нулевку» схватил полукилограммовый щуренок, чудом не срезавший миниатюрную приманку.
В старый, покосившийся от времени на одну сторону дом вечером я заходил с радостным чувством.
– Ну как, малец, от всего мусора Днепр очистил, – начал язвить дед. – Заодно и лесу, наверное, на спиннинге покрасил в коричневый цвет.
Я неспеша, развязал рюкзак и, вытащив корзинку с уловом, поставил на стол. Дед, подняв плетеную крышку, от удивления открыл рот. На свежесорванной крапиве лежали два десятка голавликов и одна щучка.
– Дед, а я все же изобрел велосипед, – с чувством гордости прервал я тишину.
– Какой велосипед? – недоуменно посмотрел на меня дед Прокоп.
– Тебе рыбу жарить, а я тем временем сбегаю к бабе Нюре, пока совсем не стемнело...
Комментарии (0)