В минувшем году весенний пролет вальдшнепа почти по всему Поволжью был настолько силен и продолжителен, что, как говорится, из годов вон. Я собственною персоною истребил в лесных дачах гор. С-ва С-ской десятков пять лесных красавцев-долгоносиков, несмотря на то, что не причисляю себя к категории тех заядлых егерей, кои едва появятся проталины, уже живмя-живут в лесу и перекочевывают оттуда лишь тогда, когда ни одного пера не останется. (В те времена весной охотились на вальдшнепа преимущественно на весенних высыпках с подхода или с легавой собакой. — Ред. ). Я слышал от своего товарища по службе, что один из С-ских охотников-промышленников за прошлую весну на деньги, вырученные от продажи избиенных им вальдшнепиных душ, сгоношил себе такую расчудесную кельеночку, что одна “душу спасающая, целомудренная, спасова согласия дева” предлагала за нее, даже при своей скудности, три четвертных бумажки!
Такая небывалая масса вальдшнепов привлекла в леса всех С-ских обывателей, обладающих ружьями. Даже, как гласит стоустая молва, у одного приходского дьячка задрожала уже давно успокоившаяся егерская жилка, и он совсем было вычистил по наследству доставшуюся ему от деда фузею, да было ему “в нощи видение”. Убоялся дьячок видения и снова сложил в архив свою блестящую, как стекло, фузею.
На улицах, в трактирах, в клубе — одним словом, везде, где только был хотя бы один из породы оружейников, слышался разговор на тему о различных деталях вальдшнепиной охоты.
— Ну что И-н А-вич, как вчера поохотились? — спрашивал педагог педагога одного учебного заведения в большую перемену, беседуя около самоварчика.
— Чудесно, восхитительно! — с пафосом отвечал И-н А-вич. — Потешился, что называется, всласть… Дублет за дублетом так и отпускал… По тройке, шельмецы, вылетают… Справа сорвется — раз! Лежит! Слева — два! Кувыркнулся…
— Сзади — три! Тоже валится! — пропародировал И-на А-вича директор, вызвав тем всеобщий хохот, к неудовольствию И-на А-вича, над коим коллеги-охотники нередко подтрунивали, так как знали его слабость похвастаться своими егерскими доблестями и притом маленько прилгнуть…
— Анамнясь (т. е. намедни) С-гей С-ныч нам пару дичины подарил. Говорил, что нынче ея поналетело ужасти сколько!
Так говорила молоденькая мещанка, разодетая во все спектральные колера, совершая “променаду” по “козьему бульвару”, в обществе юного канцеляриста, ухарски заломившего набекрень полинявшую фуражку с кокардой и преважно курившего грошевую сигару, от которой сильно отдавало копытом.
— Да-с… Это они говорят правильно: понаперло-таки вальдшнепов порядочно, — и он плюнул в кусты.
— С-н И-ныч! С-н И-ныч! Погоди-ка, постой! — кричали толкущиеся на бирже купцы молодому человеку в очках, ехавшему мимо с ружьем. Он остановился. — Ну-ка, иди, показывай!
Охотник молча приподнял из тележки грузный ягдташ и снова поехал.
— Почем покупал? — кричали купцы ему вслед, громко хохоча, в ответ на что он им показал не то кулак, не то символическое изображение того, что зовется у нас на Руси “фигою”.
Комментарии (0)