Ловля на бортовые донки по-своему уникальна и азартна. Момент поклевки здесь, наверное, один из самых волнующих среди снастей подобного вида.
Сторожок, тихо прогибаясь под напором течения, вдруг останавливается, резко прогибается вниз, а затем, безвольно откинувшись назад, начинает резко и нервно трястись, заставляя звенеть колокольчик. Чаще всего так берет лещ и, скорее всего – крупный. И подлещики берут примерно так же, но всё равно характер поклёвки крупного леща отличается какой-то солидностью и властностью, которая определяется не сразу. Лишь высидев на воде пару дней, начинаешь отличать все эти особенности.
С борта
На предыдущей рыбалке береговые донки обловили бортовые. На фидерные снасти и закидушки попадалась довольно крупная рыба. А с лодки ловилась только серебристая мелюзга. Это вначале было неприятным сюрпризом, но потом вспомнилась волжская рыбалка, когда вдруг лещи и язи отказывались брать на уловистых прежде местах у фарватера и правого холмистого берега Волги. Там, на глубине в семь-десять метров и стремительном течении, держались стаи золотобоких лещей и язей, сазаны ломали удочки и рвали леску. Но что-то происходило под водой, и переставали клевать даже густерки с вездесущими ершами. Приходилось поднимать тяжеленные якоря, заводить мотор и искать-искать эту хитрую и своевольную рыбу. Находить случалось у низкого левого берега, на какой-нибудь песчаной косе, где глубина не достигала и четырех метров. Но рыба брала только на легкие донки с подвешенной на леске кормушкой. Наши тяжелые и грубые «кольцовки» были на мелководье и слабом течении совершенно неуместны и беспомощны. Клевало только на донки-«чувашки». И то приходилось бросать их ниже по течению, иначе под лодкой можно было и не ждать поклевки. Рыба просто боялась подходить к странному большому предмету на поверхности, всё время издающему какие-то звуки. В дюралюминиевой посудине невозможно было не громыхнуть чем-то, даже просто перейдя на другой борт.
И здесь, на лесной Большой Кокшаге, была та же ситуация. Но в этот раз мы вязли с собой легкие фидерные кормушки весом 20 граммов. Опустив вначале на дно 40-граммовые, убедились, что ничего не изменилось: они падали на дно в метре ниже лодки, то есть леска уходила почти отвесно в воду. Когда же опустили в струи течения легкие кормушки, то они сразу сплавились метров на пять от лодки и там легли на дно. Приподняв их и стравив еще ниже, мы начали ловлю. Вот и первая поклевка!.. Не чета тем, в прошлый раз… У товарища сторожок согнулся почти до борта и заколотился короткими ударами. На леске упруго завис крупный подъязок. Он взял на пареный горох. Затем встряхнулся сторожок у меня. Это подлещик. Здесь всё проще. Он взял на червя с подсаженным к нему крашеным опарышем. Наживка традиционная – «бутерброд»… Первая рыба на крючке. И это не юркие сорожонки с ладошку. Но здесь, у правого обрывистого и коряжистого берега, куда половодье постоянно приносит топляки и куда падают подмытые деревья, другая проблема – зацепы. Оборвав подлесок с поводками, пытаюсь прощупать дно грузиком с подвязанными на него крючками из мягкой проволоки. Товарищ рядом, тоже чертыхаясь, достает обрывок лески и смотрит на мои странные действия:
– Не наигрался что ли, баландаешься в воде?
– Лучше так побаландаться, чем крючками дно чистить от коряг, – замечаю.
Вскоре я нащупал относительно чистое дно ближе к лодке, и рыба заклевала без помех. Поймали за утро не много, но норму выполнили. Брал в основном некрупный подлещик, но изредка попадались и вполне достойные рыбины.
Три заброса – три хищника
Приехал я как-то к своему старому приятелю Леониду, живущему в деревеньке Сенюшкино. Раньше селение было обычной деревенькой вблизи Волги. Но когда пришла Большая Вода водохранилища, высокий яр стал крутым волжским берегом, конечно, с натяжкой – волжским… Под крутояром раскинулся мелководный залив, заросший травой, где толкали кочки крупнотелые золотистые лини и чавкали теплыми ночами лещи, слизывая с нижней части кувшинок разную водную мелочь. Водился тут и карась, почти круглый, тяжелый, словно слиток серебра с медью. За килограмм весом попадались караси, но удочку избегали. Только в сети и попадались. Тут же под деревней, в заливе, ставили местные рыбаки морды-жаки. Нередко можно было видеть, как какая-нибудь бойкая старушка, орудуя веслами, проверяла снасти и доставала из жаков то линя, то карася, а то и сомика на жареху.
Так вот, приехал я больше по работе. Просил Леонид настроить фортепиано у внучки да у знакомых в соседнем селе Арда. В первый день вышел я на лодке ненадолго покидать спиннингом. Но только оставил на дне свой испытанный воблер «Рапала», который мне принес не одну щуку. Хищник не брал. Да и мне работать надо было. Переночевал у Леонида в баньке. Обидел вначале этим старого друга, мол, чего же ты не в доме? Но не понять ему, живущему у воды и рыбы, имеющему в избытке ветреного чистого простора и воздуха свободы, что значат для городского жителя эти простые радости. Если не удалось поспать у костра или в рыбацкой землянке, так хоть в протопленной баньке послушать пение угольков и вкусный хруст сосновых поленьев… А когда я смог это втолковать Леониду – тот просиял и, кажется, понял меня. Хотя выразился чуть иначе, чем думалось мне: «Так тебе экстриму не хватает, туда его! Га-га-га!.. Нюхнуть копоти?! В канаве поваляться?! Га-га-га!»
Ну, объясни такому… Ладно, тот ещё пират Леонид. Выпили немного с ним, вспомнили, как бывало, посмотрели на луну темноглазую и спать.
Утром вышел я на ботнике Леонида покидать спиннингом перед работой. Как и накануне, не брал хищник. А тут с берега послышалось: «Са-а-ня! Подплывай!» Леня проснулся. На заре я так и не смог его растолкать, а тут проснулся, старый лежебока…
Ладно, подплыл. Попили с ним на бережку чаю да и собираться начал я опять строить пианино местные и чинить их заброшенную и запылившуюся механику, сплошь проеденную молью. Но перед этим решил всё же еще покидать для очистки совести спиннингом. Но вроде все уж перебрал приманки, разве что эту не пробовал… Черную, в алых крапинках вращающуюся «Blue Fox» мне подарил старший сын. Казалась мне эта блесенка пустой безделушкой. Но другого ничего уже не было. Ладно, нацепил ее. Проверять так проверять. Заброс!.. И сразу остановка!.. «Трава?» – смеется Леонид. Но трава пошла вдруг в строну и вскоре у лодки заходила кругами щука на кило с лишком. А там и на кукане оказалась. Это уже интересно. По телу побежала азартная дрожь, знакомая всем рыбакам. Еще заброс и еще остановка… На этот раз на тройнике блесны сидел окунь на полкило.
Пока я вываживал рыбин, лодку стащило в сторону от травянистого залива. Пришлось вернуться. И на третьем забросе взяла третья подряд рыбина. Это был жерех!
Только рыбак поймет меня, как трудно было мне сматывать спиннинг и уходить к берегу – работать…
Поплавочная ностальгия
Что ни говори, но ловля поплавочной удочкой среди зеркальных тиховодий, сонных зарослей камыша и кубышек была и есть самой любимой и распространенной рыбалкой среди населения России, от мала до велика… Этот момент, когда красноверхий поплавок вдруг дрогнет на тихой воде, упадет на теплую воду и нырнет вглубь, не заменят никакие новомодные спиннинговые приманки, фидерные оснастки и бортовые донки, на которые так яростно берут крупные лещи, язи и сазаны. Всё равно в генной памяти и памяти детства остались сладкие воспоминания простой ловли на удочку с поплавком, пусть из пробки или гусиного пера. Рано или поздно самого узкопрофессионального спиннингиста может одолеть эта тоска, и он на время вернется к удочке своего детства…
Бродил я всё утро среди островов и островков зоны затопления Чебоксарского водохранилища, пробирался на резиновой лодке в самые заросли роголистника и камыша на мелководьях, где ворочалась лениво сонная от жары щука. Подбрасывал ей под «нос» блесны-незацепляйки. Но щука, блеснув золотистым боком, так же лениво уходила в тень острова, отвернувшись от приманки. Иногда, мелькнув в траве, она застывала на мелководье. Ее было хорошо видно в отстоявшейся воде песчаного мелководья. И от этого еще горше было сидеть со спиннингом в лодке, как с простой бесполезной палкой. Не интересовали щуку также воблеры и черви, баландающиеся в самой траве. Сам бы клюнул на такую живую игру…
Но я знаю, как поймать летнюю щуку, одуревшую от жары. Подплыв к острову, я нарезал коротких ивняковых шестов, воткнул их по кромке травы, окаймляющей этот небольшой островок. Повесил на шесты летние жерлицы-рогульки и потом уже выгрузился на берег.
Мне нужны живцы. Можно было бы ловить и с лодки, но меня уже основательно скрутило от долгого сидения в ней, тесной. А тут под липками, ольшаником и березками как раз тенисто и уютно. Забросив за травку пару легких поплавочных удочек на червя и опарыша, я лег на холодный песок и блаженно вытянул гудящие ноги. Когда еще клюнет?..
Но полежать не удалось. Поплавки, чуть покачавшись, нырнули под воду! На удочки начала весело брать некрупная, но плотненькая красноперка – золотистая красавица тихих вод. За ловлей я и не заметил, как загустели теплые сумерки. Спохватившись, сел за весла и пошел ставить живца. Поздно, конечно… Но пару щук я всё же снял с жерлиц. Щуки взяли ночью.
Комментарии (0)