Охотники и не очень

Оставшиеся с зимы патроны, заряженные на глухаря, годятся, но это не то. Охотники начинают мудрить и по рецептам «знатоков» вечерами заряжают патроны. Одни пересыпают дробь в гильзе крахмалом — для лучшей кучности, другие добавляют в заряд две-три картечины — «для верности» выстрела и «химичат» с весом заряда пороха и дроби.

В оставшееся до начала охоты время, в выходные дни, едем на машине по зимнику, а потом идем на лыжах к «своему» болоту, прихватив топоры и немного харчей. По кромке болота рубим лапник и выносим на места будущих караулок. Рядом с болотом и большим озером, в перелеске, стоит наша избушка. Соорудили мы ее пару лет назад из подручного материала, обив буровым покрытием. Плотный прорезиненный брезент защищает надежно от дождя, снега и ветра. Местные аборигены из сел, которые стоят на реке Печоре, не мудрствуют лукаво: с осени они копают траншеи на открытых песчаных косах и перекрывают их, присыпав песком, а весной, покуривая на завалинке своего дома, ждут пролетных гусей и ходят на реку, как на работу. Гуси хоть и осторожные птицы, но таких укрытий не замечают, поэтому соленая гусятина в бочках — до августа, а там и красная рыбка пойдет на нерест...

Ежедневно летая, видим, как начинают помаленьку чернеть кочки, а маленькие речушки вздулись и уже громоздятся заторами. Только озера стоят непоколебимо в своем ледяном панцире толщиной с метр. В городском обществе охотников и рыболовов «гадают» о сроках открытия охоты и пользуются долгосрочным метеопрогнозом. Больше же, как признался один знакомый охотовед, они полагаются на маленьких птичек — пуночек и трясогузок. Прилетела трясогузка — к гадалке не ходи! — река «откроется» через две недели. У нас рюкзаки собраны и, как говорят, осталось только подпоясаться!

Наконец-то! Вся команда охотников в аэропорту, билеты куплены до ближайшей от «нашего» болота посадочной площадки. Вот и изба. Она небольшая. Лежачих мест на нарах только человек на пять, а прилетело нас восемь. Гусиная охота — дело коллективное, и отдыхать придется в порядке очереди. Залит керосином подвешенный на соседнем дереве бак, гудит потихонечку печка со встроенной капельницей.

Выбираются охотники (и «не очень охотники») на весеннюю охоту с разной целью. Одни — сбить накопившуюся страсть по охоте на пролетного гуся, отдохнуть от рутины, набить руку и, наконец, добыть птицу. Другие — отдохнуть от вечно бурчащих жен и весело провести время в компании друзей, не отягощая себя различными условностями. И тем и другим это удается сполна. Охота открывается на заре следующего дня, а пока все заняты ремонтом и уборкой — наводится эдакий мужской скромный порядок. Второй час ночи. Пора расходиться и обустроить скрадки, расставить профили и приноровиться к местности. Уходим парами. Идем с напарником открыто. Над озером, прямо на нас, на очень малой высоте тянет стайка гусей. Выстрелы точны: два гуся вывалились из стаи и, рикошетируя ото льда озера, бороздят мокрый снег.

В мае на севере ночи белые «и заря сменяется зарей», как тонко заметил великий поэт. Тепло. Утренний туман сгущается и покрывает огромное болото белой пеленой. Лет прекращается. Только игривые, как дети, чирки, не обращая внимания на нас, плюхаются в трех метрах от шалашика и затевают брачные игры. Потом они так же быстро, будто по команде, срываются и исчезают в тумане.

Идем в избу и там, не сговариваясь, собираются все. В избе тепло, даже жарко. Уставшие и довольные началом открытия сезона охотники упражняются в словоблудии: веселые байки катятся одна за другой, и в избе царит атмосфера коллективной охоты. Прихватив чайник, иду за водой к протоке. Над головой послышался шелест рассекаемого крыльями воздуха. Низко, едва не задевая кроны редких березок, над головой летит стая крупных гусей-гуменников. Ружья с собой нет, хоть чайником в них бросай. Вожак повернул голову в мою сторону и, коротко гакнув, чуть отвернул стаю влево и вверх.

Ружья по неписаному закону леса всегда остаются вне избы. Уже перед сном слышим отдаленный, усиленный водной гладью болота рев зверя. Что и с кем делит «хозяин», остается только предполагать. Возможно, он встретил лося на своем пути, а может быть, свою подругу, и это был зов. «Медвежий угол, — решили мы. — Надо быть осторожней!»

Проснулись все вдруг от сильного шороха и скрипа потолочного перекрытия. «Медведь!» — пронеслась мысль, навеянная вечерними разговорами и пересудами. Притихли...

— Тащи ружье и стреляй через потолок! — громко шепчет Василий кому-то.

— Где взять-то его? Они все на улице, — отвечает тот.

— Подъем, ребята! — услышав возню и ропот в избе, кричит Мишка с крыши. — Гусей проспим!

Спросонок мы и не заметили, что Мишки нет. Он поднялся раньше всех и, увидев, какой прекрасный день разгорается, решил поправить покосившуюся трубу на избе и сыграть «подъем».

Охотники попивали крепкий чаек с клюквой, а те, кто приехал отдохнуть от жен, не упустили случая пропустить по стаканчику-другому. Утренний перелет гусей — самый массовый, поэтому дружно выходим на болото. Отдыхающие от семей остаются в избе — мол, обед приготовим, а поохотимся тут, на протоке.

Профили гусей установлены, остается ждать... С шипением рассекая воздух, высоко в небе проносится стайка шилохвостей. Идут утки на север, а это значит, что перелет гусей будет добрый. Над дальним лесом появляется чуть заметная черная черточка. Это гуси. На болоте охотники пересвистываются, а те, которые разминали ноги, скрываются в скрадках.

Гуси летят на середину «нашего» болота и не обращают внимания на профили — они недавно снялись с места отдыха и кормежки. Сначала вижу на середине болота, как из стаи выпадают два гуся, а секунды через две раздаются раскаты выстрелов и поднимаются фонтаны брызг в местах падения крупных птиц. К обеду лет прекращается.

Потянулись наши друзья к избе; и нам пора отдохнуть и перекусить. На вечерний перелет уходим тремя парами. Те двое, которые «не очень охотники», остались.

Вечерний лет еще не начался. Солнышко пригревает все пуще. Кулички и турухтаны перелетают дружными стайками с кочки на кочку, а около леса неторопливо прохаживается по мелкой воде пара журавлей. На большом разводье, в конце болота, пристроилась на отдых лебединая стая, до нашего слуха четко доносится их гомон. Парами они взлетают и облетают болото по кругу. Лебеди уже в полете, а звук хлопающих по воде крыльев в момент взлета до нашего слуха доходит только теперь — так далеки они от нас. За все охоты на севере среди охотников даже разговора не было, чтобы кто-то стрелял в лебедя. На большие лужи садятся утки. Одни тихо, как тени, пролетают над нами, а другие с шумом и шелестом плюхаются в воду. Хохлатая чернеть без комплексов, на нас, стоящих в полный рост, не обращает никакого внимания.

Первая вечерняя стая гусей пролетает высоко, но делает свое дело: попрятались в свои шалашики охотники, не видно дымков от сигарет. Накатывает первый вал гусей, за ним второй, третий. Выстрелы звучат часто. Иногда гусям везет и, рассыпавшись веером и набрав высоту, они снова собираются в клин уже далеко от опасности. Солнце зашло, сгустились сумерки. Одинокий гусь, потерявший свою подругу, гогоча, низко летает по кругу над караулками, избой, протокой. Летает он медленно, зависая над скрадками и осматриваясь по сторонам. Никто из охотников не поднимает ствол. Но что это? Видим, как гусь падает рядом с протокой, где остались наши «отдыхающие». Лебединая верность, выходит, присуща многим на земле. Радует одно: по этому гусю стреляли не все, а только «не очень охотники»...

Совсем стемнело. Небо заволокли низкие разорвано-слоистые облака. Пора отправляться в избу. Видим, что и наши друзья с середины болота потянулись ближе к теплу, к отдыху.

Утром подул северный ветер, принося обильные снежные заряды. Болото сплошь покрылось снежной мокрой кашицей, а потом, когда подморозило, — чистым белым снегом. Норму отстрела гусей мы выполнили. «Не очень охотники» не только отдохнули, но и порадовали родных и близких дичиной.

Весенняя охота — дело коллективное.