Когда все впервые

Изображение Когда  все  впервые
Изображение Когда  все  впервые

Кто-то из великих и мудрых сказал: «Молодость – это когда все впервые». Кратко и очень точно подмечено. Трудно не согласиться с тем, что именно на эту жизненную пору приходится львиная доля открытий и познаний неизвестного.

 Что же касается охоты, то с этой порой у подавляющего большинства охотников связаны самые радостные и незабываемые воспоминания добычи первых в жизни трофеев. Именно во времена далекой юности сделали они свои первые выстрелы и добыли свои первые трофеи. Будь то горлица, вальдшнеп, кряква или заяц – они на всю жизнь завлекли их в стан верных поклонников Дианы...

Через месяц мне должно было исполниться четырнадцать лет. Невзирая на юный возраст и благодаря отцу, я уже умел обращаться с оружием, приобрел некоторые навыки в стрельбе. Среди добытых трофеев в моем послужном списке значились горлицы, погоныши, камышницы, чирки и несколько кряковых уток. Был даже один бекас. Что же касается зайцев, они пока были для меня недоступны, хотя и приходилось не единожды стрелять по ним. Но то ли выдержки мне недоставало, то ли с выбором упреждения были проблемы, не знаю, а только трофей в виде матерого русака по-прежнему оставался для меня несбыточной мечтой. Но рано или поздно эта мечта должна была реализоваться.

В тот субботний день января меня взял с собой на охоту муж сестры Григорий, опытный уже к тому времени охотник. Отец грипповал, из-за чего отлеживался в постели.
Стрелки на часах перевалили за полдень, а мы так и не удостоились охотничьей удачи, хотя пару русаков нам удалось поднять. Один заяц вскочил на пашне за пределами выстрела, а второго в совхозном саду поднял наш русский выжлец Шарик. Заяц попался хитрый. Он не стал кружить по саду, а сразу же вышел на полевую дорогу и был таков.

Достигнув угла сада, мы сделали остановку, чтобы дождаться Шарика, ушедшего за зайцем. Полевая дорога была изъезжена гусеничными тракторами, возившими на санях из уже наполовину разобранной скирды солому на животноводческую ферму. Вот почему русак и вышел на разбитый санный путь, здесь ему легче запутать гончую.
Около получаса ушло на ожидание нашего четвероногого помощника, но этого времени нам вполне хватило для того, чтобы прочувствовать все «прелести» северного ветерка. В стороне от нас раскинулся островной лес со странным названием Харина. Кратчайший путь к нему лежал через озимое поле. Туда мы и направились.

Вскоре показался по-зимнему задумчивый лес. Приблизившись почти к краю озимого поля, Григорий остановился и стал пристально всматриваться в сторону Харины. «Смотри! Что это там впереди?» – спросил он меня, указывая рукой вперед. По низине к лесу двигалось «пятно». Достигнув опушки, оно замерло на некоторое время, после чего неспешно направилось в лес. «Заяц!» – в один голос воскликнули мы. Потревоженный кем-то русак в поисках дневки решил заглянуть в повстречавшийся на его пути лес.

План созрел сам собой. Гриша направил меня к лесу, объяснив, что я должен буду стать на входном следе русака, а сам, взяв выжлеца на поводок, направился в обход слева от меня.
Подбегая к лесу (идти шагом силы воли не хватило), я наткнулся на малик перевиденного нами зайца, уходившего в самую чащу. Осмотревшись, решил остановиться возле зарослей терна, примыкающих к лесу. Как учил отец, утоптал возле куста снег, снял с плеча ТОЗ-БМ 16-го калибра и, взведя курки, замер на месте.

Знал, что стоять нужно тихо, не шевелясь, чтобы не «оттоптать» зайца.
Не могу сказать точно, сколько времени прошло с начала моего томительного ожидания. Но вдруг из глубины леса донесся голос выжлеца, натекшего на русачий малик. И сразу же лес ожил, начав наполняться звуками жаркого гона. Меня словно током пронзило! Вот оно, началось! Стоя на лазу, я с замиранием сердца наслаждался этой берущей за душу музыкой.
Гон, удаляясь, начал смещаться в сторону.

Похоже, заяц стал заворачивать на круг. Испарина покрыла мой лоб. Стрекотание сороки за спиной заставило меня оглянуться. Но не обнаружив за спиной никого, я снова направил взгляд вперед. Вскоре к стрекотавшей сороке присоединилась еще одна. Да что же их там так разбирает?! Поддавшись любопытству, я вновь обернулся, но «сорочья тревога» опять была ложной. Медленно перевел взгляд на лес и… От неожиданности все похолодело у меня внутри. Впереди, под деревом, сидел матерый цвелый русак. Насторожив уши и повернув голову в сторону, он слушал приближающийся гон. С замиранием сердца, дрожащими руками, осторожно, не дыша, я начал вкладывать приклад в плечо.
Определив степень опасности, исходящей от гончей, русак сообразно своему плану сделал прыжок вперед, но раздавшийся следом выстрел опрокинул его на снег. Не понимая еще до конца, что произошло, я так и продолжал стоять с поднятым ружьем. Но постепенно сознание стало возвращаться ко мне. «Неужели я добыл зайца?» – промелькнуло в голове. Сорвавшись с места, я в считанные секунды достиг дерева, возле которого во всей своей красоте лежал мой русак. Мой первый самолично добытый русак! Все еще не веря в свершившееся чудо, я с волнением поднял тяжелого серебристо-серого зайца за задние лапы, встряхнул его и для пущей ясности нежно провел ладонью по мягкой шерстке.

Выбежавший из леса выжлец остановился и, как мне показалось, с почтением посмотрел на меня. Похоже, сегодня я для него состоялся как охотник.
Вспомнив, что о добыче зайца традиционно надо голосом оповестить остальных охотников (в моем случае Григория), я на радостях прокричал все слова, которые пришли на ум: «Готов! Дошел! Есть! Убил!» Вскоре подошел Гриша. Протянув руку, произнес с улыбкой: «Ну, с полем тебя, охотник!» Бытует мнение, что не бывает абсолютного счастья.

Наберусь смелости возразить, так как в тот момент я был действительно абсолютно счастлив.
Перетянув попарно заячьи лапы ремешком, я с удовольствием забросил дорогой трофей за спину, и мы направились к следующему острову леса. Периодически посматривая на покачивающуюся в такт моему движению заячью голову и поглаживая бархатистую шерстку, я снова и снова убеждался в реальности свершившегося события…

День клонился к исходу. Чтобы не делать крюк, мы по заснеженной пашне направились в сторону дороги, ведущей к дому. Когда мы сошли с пашни на проселок, на землю уже опустились сумерки. На небе появились первые звезды. Подмораживало, отчего снег под ногами как-то особо поскрипывал. Взятый на поводок, уставший за день выжлец почтительно вышагивал рядом со мной. За разговорами мы и не заметили, как впереди показались желтые огоньки родной деревни. Русак заметно оттягивал плечо, но эта тяжесть не была для меня обременительной. Она напоминала о несказанном охотничьем счастье, свалившемся на меня в тот день далекой юности.