В засидке из пластиковых дуг для парника, покрытых маскировочной сеткой и пучками прошлогодней травы, приткнутой на краю заросшего ивой и шиповником пригорка возле одной из проток, было сухо.
Растянувшись на спальнике, ощущая боком тепло свернувшейся рядом мохнатой грелки по прозвищу Дуся, я наслаждался красками вечерней зари, запахом прелой травы и просыпающихся ивовых почек.
Наконец-то можно было ощутить себя винтиком, выпавшим из колеса жизненной круговерти, и погрузиться без остатка в весеннюю симфонию.
В бормотание тетеревов, доносившееся издали, вплеталось блеяние бекаса; на соседнем озере скандалили чайки, не поделившие лучшую кочку; временами воздух разрывали тугие махи крыльев пролетающих вблизи чибисов.
От реки, поднявшейся почти вровень с береговым обрывом, по которой плыли белые шапки пены, в мое убежище вместе с туманом бесцеремонно вползала сырость, заставляя меня вжаться внутрь спального мешка.
В медленно густеющей синеве, что надвигалась с восточной стороны небосклона, одна за другой загорались звезды. Сквозь подступающую дрему память уносила меня на десятилетия назад…
В ноябре 1991 года, за месяц до гайдаровской реформы, нам удалось в городке на Вятке приобрести по цене японского видеоплейера участок в 13 соток с покосившимся домиком, изрядно поеденным жучками.
И вот уже четверть века каждый год в апреле, когда силовые линии магнитного поля влекут вереницы гусей на север, мы упорно стремимся в наш дом, им навстречу…
Ворохнулась в корзинке подсадная утка Катя, возвращая меня в реальность. В предрассветной зыбкости по черному зеркалу протоки беззвучно скользили два силуэта. Утка выбралась на берег в пяти метрах от шалаша, за ней вперевалку затопал селезень.
Катя тихо жамкнула, тот остановился, скосил глаз в нашу сторону. «Я тебе погляжу налево! Живо за мной!» — кряква деловито направилась к воде, увлекая за собой кавалера, послушно заковылявшего следом.
Не хотелось разлучать эту пару, разрушать выстрелом хрупкую тишину раннего первомайского утра. Не шевелясь, мы с Дусей, которая чутко подняла голову, развесив уши топориком, без сожаления проводили неожиданных визитеров, тенью ускользающих за изгибом берега.
Край неба за рекой понемногу наливался рассветным заревом. «Пора, Катюша, тебе на работу!» — привязав покрепче собаку к ивовой ветке, я натянул до горла резиновые сапоги-штаны, взял утку, привязал ее к кружку с колышком, воткнул его в илистое дно на чистом, без осоки и рогоза, участке протоки.
Просидевшая ночь в тесной корзинке подсадная заголосила, захлопав крыльями, заплескалась, быстрыми кивками окуная шею в воду. Вволю накупавшись, Катя вылезла на кружок, отряхнулась, уложила клювом перышки, сверкающие бронзовым отливом в первых робких лучах: вот я какая, не пролетайте мимо!
И женихи в это утро не заставили себя долго ждать. Справа все отчетливее доносилось нежное жвяканье. Из-за поворота протоки величаво выплыл расписной, как семеновский ковш, желтоклювый красавец-крякаш с малахитовой головой, белым пояском на шее, шоколадной грудкой, дымчато-серыми боками и черным, с завитушками хвостом.
Жаль было губить такую красу, но инстинкт хищника победил, палец как будто сам дернулся на спуске.
Прошитый насквозь дробью 28-граммового спортивного патрона, селезень уронил голову, недвижно распластавшись на воде. Едва затихло гулко раскатившееся над разливами эхо выстрела, Катя осадила еще одного аса, пролетавшего над протокой.
Тормозя крыльями, будто включив реверс, чуть не вперед хвостом, селезень плюхнулся в воду, но, почуяв что-то неладное, тут же сорвался в шлейфе брызг, блеснувших в свете солнца. Но не все, ошалевшие от ясного, теплого майского утра и переполненных семенников, селезни были так осторожны.
Еще два незадачливых поклонника Кати сверкали коралловыми лапками, прибитые к сухим стеблям рогоза на противоположном берегу протоки. Отложив ружье, я взялся за фотоаппарат.
А селезни все летели и летели. Один, особенно нахальный, приводнился буквально в метре и, глиссируя, с ходу вцепился подсадной в загривок, победно трепеща крыльями: все сюда, ребята, она привязана, и не стреляют!
Закончив к восьми утра фотоохоту, я упрятал подсадную в корзинку. Умница, Катя, хорошо поработала! И удовольствие получила. Дуся, теперь твой выход! Подай мне вон тех красавцев! Дусю мы первый раз привезли в свое поместье в пятимесячном возрасте весной 2003 года.
Однажды на прогулке какой-то бородатый мужик, оказавшийся местным егерем, попенял нам:
— Что это вы немецкую фрау Дусей зовете?
— А вы откуда знаете, что она немецкая?
Слово за слово, разговорились.
— А вы где живете?
— Вообще в Мурманске, но здесь, в Орлове, у нас домик на улице Революции.
— Так недалеко от вас живет эксперт всероссийской категории. Вы ему покажите собачку-то! Я сам бородатых люблю. Сеттер — это для души, а если хочешь быть еще и с мясом, заводи дратхаара...
Вот так случай свел меня с Владимиром Алексеевичем, незаурядным человеком, душой болеющим за родной край, широко известным и почитаемым в среде охотников, гончатников и легашатников.
Родившийся на вятской земле, он страстно писал в городской и областной прессе о Вятке, об ее истории и проблемах живущих здесь людей, о правильной охоте, и немало сил приложил на то, чтобы городу Халтурину (1923–1992) было возвращено его историческое название — Орлов.
— Откуда такая желтоглазая у нас появилась? — вопросил патриарх охотничьего собаководства. — Покажите вашу родословную. Так-так. Эту собачку я знаю. Эту тоже, — перебирал он прабабок Хильды, Хильдуси — Дуси.
С той поры мы были частыми гостями в доме Владимира Алексеевича. Он выходил на крыльцо, обычно в майке и штанах с начесом, сохранившихся от советских времен, приглаживал всклокоченную бороду.
— Так-так. Это что, мурманчане пожаловали? — и мы, развесив четыре уха, внимали его рассказам, часто повторяющимся из года в год…
В то время Владимиру Алексеевичу, как и моему отцу, уже было за семьдесят. Сам он не охотился, но держал подсадных уток, безвозмездно выдавая их на сезон местным и кировским друзьям. В очередной приезд, весной 2004 года, я зашел к Поповым засвидетельствовать свое почтение.
— А ты охотился когда-нибудь с подсадной?
— Да нет, пока не доводилось.
— Ну, тогда лови утку, поедем!
Дополнив свою униформу фуфайкой и треухом, Владимир Алексеевич втиснул грузное тело на сиденье Шеви Нивы. В ту весну вместе с кружком и колышком для подсадной утки он передал мне, как эстафетную палочку, страсть к своей любимой охоте.
Десятилетие спустя, в мае 2014 года, мы слушали заученные наизусть рассказы Владимира Алексеевича, развесив уже четыре пары ушей: к нашему семейству прибавилась «малая», восьмимесячная дратхаарка Хельда.
Из августовского помета, перезимовав в Мурманске, не представляя, что кроме снега может быть что-то еще, она впервые увидела воду, сунувшись вслед за Дусей в Онежское озеро, на берегу которого мы по пути в Орлов останавливались на ночлег.
Поразмыслив, стоит ли мочить этого «могвая» и решившись на эксперимент, я подвел собачку к воде, закинул добытого утром селезня подальше от берега. Проверка подачи — и удача! Хельда стремглав бросилась в холодную талую воду и, схватив птицу за крыло, поплыла обратно.
Выйдя на берег, болотная кикимора уселась на задних лапах, не выпуская добычу из пасти. По брюху стекали струйки воды. Возьмите, хозяин, вашего селезня!
Днем в огороде мы продолжили тренинг. Хельда приносила спрятанных под кустами селезней, а Дуся с философским видом лежала рядом: ну вот, я на пенсии, пусть теперь молодая работает!..
Весна 2016 года на Вятке была «подарочная». На редкость большая вода, теплая солнечная погода и сухие дороги — не охота, а сплошной праздник. Не было нужды тащиться по лугам, перебредая протоки, с тяжелым рюкзаком и корзинкой.
Доехав на машине до кромки коренного берега Вятки, я спускался к воде, делал не больше двадцати шагов, высаживал подсадную и нырял в загодя оборудованный шалаш. Только успевал спрятаться, как подлетал селезень, а то и три сразу.
Посидев с подсадной полтора-два часа, до половины седьмого, мы успевали на вечернюю тягу. Выписывая разрешение, я спросил у Вячеслава Николаевича, председателя Орловского районного общества охотников, как в этом году летит вальдшнеп.
— Не знаю. Я этих бабочек не стреляю, разве что гусика. Но гусь, как известному персонажу, так и легавой не товарищ, а тетеревам мы учиняем немалый урон в августе, поэтому ограничиваемся двумя видами весенней охоты: на селезня и вальдшнепа.
Как говаривал Владимир Алексеевич, охота на вальдшнепа «очень эстетична». Прелесть вечеров нарушала канонада местных орловских эстетов, паливших почем зря. Обстрелянные боевые вальдшнепы после зенитных залпов срывались в крутой вираж и прятались в темноте леса, не оставляя шанса на второй выстрел.
В ту весну я отстоял все десять вечеров, и только один был без пролетевшего над головой вальдшнепа. К 7 мая в воздухе остались только асы, летавшие вдвое выше леса со скоростью истребителя.
Дуся охоту на тяге категорически не признавала. «Малая», Хельда, высунув язык, азартно крутила головой: где он, этот вальдшнеп, где? Дуся же безучастно лежала рядом, уткнув нос в прелые листья: «Скукотища ваша тяга. Не дратхаарское это дело — сидеть и ждать, когда вальдшнеп с неба упадет».
По обыкновению, когда птица падала не под ноги, на поляну, а в лес, ушлая сука, найдя вальдшнепа, обегала меня кругом и во всю прыть неслась к машине, где у костерка на краю распаханного поля нас ждала верная спутница Татьяна.
Отдав ей птицу, Дуся считала свою миссию выполненной и ко мне не возвращалась. Она валялась в борозде, всем своим видом выражая презрение к такому недостойному легавой занятию, как тяга...
Природа не замедлила отыграться: два следующих сезона подряд в конце апреля поля Орловского района были покрыты свежевыпавшим снегом. Весна 2018 года приготовила сюрприз, по сравнению с которым прошлогодний апрельский снегопад был легкой репетицией.
Начиная с субботы 21 апреля до утра вторника 24-го, беспрерывно валивший снег засыпал всю округу полуметровым слоем. Впору было открывать охоту не на селезней с гусями, а на зайцев.
А в ночь на вторник ударил мороз до –7°, что вселило в мою душу крайнее беспокойство о судьбе явно успевших прилететь до разразившегося катаклизма вальдшнепов. Тем не менее сроки охоты с 1 по 10 мая уже были определены, и оставалось только надеяться, что за оставшиеся шесть дней луга и поляны растают.
К счастью, так и произошло. Юго-западный ветер принес тепло, отогнав циклон к Уралу.
Но добраться до своих излюбленных мест вечерней тяги никакой возможности не было: проселки представляли собой жидко-пластичную субстанцию, размешанную тракторами на глубину оттаявшего слоя.
Пришлось искать новые места в радиусе хотя бы километра от асфальта. Закаленные морозной зимой этого года во Франции и Великобритании, вальдшнепы пережили снежную напасть.
Теплый пасмурный вечер поднял засидевшихся куликов на патрулирование опушек, и мы с Хельдой несколько раз отсалютовали в честь нашей Дуси, которая с прошлого лета осталась охотиться в этом поле.
Спираль времени с годами сжимается все туже, будто Земля все быстрее летит по орбите. И вот уже совсем скоро, загрузив «паджерик», мы покатимся вниз по меридиану сквозь заряды снежной крупы навстречу новой весне.
Комментарии (0)