Охота на Cреднем Урале

ПЕРМСКИЕ ВОДОПЛАВАЮЩИЕ

Когда я работал на Широковской ГЭС, мне посчастливилось побродить с ружьем по ближней и дальней округе от поселка Широковский.

Рельеф местности в тех широтах, от Перми до Березняков, холмистый, с довольно крутыми сопками, с большими уклонами, как и между холмов, рек и речушек среди них, вода в которых текла с большой скоростью.

Поэтому передвижение по речкам было своеобразным. Там не плавали на веслах, – не угребешь против течения, а толкались шестами на длинных узких лодках, которые назывались «щуками».

И на вопрос: за сколько времени можно добраться до соседнего поселка? – местные люди отвечали: «Однако два дня толкаться надо». На таких «щуках» перевозили сено, накошенное вдоль берегов и на лесных полянах, разные домашние грузы, мелкий скот и т.п.

Сплошь холмистый рельеф разделял множество уральских речушек и ручьев. Между более или менее крупных рек отчетливо можно было видеть водоразделы. По коми-пермяцки название рек, как правило, заканчивается на «ва»: Косьва, Сылва, Яйва, Лысьва, Вильва и т.д. Окончание «ва» означает – вода.

В период летних и особенно осенних дождей паводок на горных речушках формировался за один день. Напитанная земля не принимала воды, и она стремительно скатывалась по откосам сопок в ручейки, оттуда в речушки и в реки.

Однажды на своем катере-полуглиссере мы компанией поехали в верховье водохранилища ГЭС на охоту. Был конец сентября, пошла северная утка, красноголовка, нырки, «круглые» и черные с белыми бочками чернети и много другой утки. Дождь нас как проводил на охоту, так и не переставал целый день.

Вся северная утка очень крепка на убой, подранков было много, и если бы не катер, то мы не смогли бы их подобрать. По окончанию охоты заехали в поселок Няр, где и переночевали. На другое утро, хорошо просушившись, мы снова выехали в дождь.

К обеду у большинства закончились патроны, и мы, довольные трофеями, поехали домой. Когда подъезжали к ГЭС со стороны водохранилища, мне показалось, что в облике ГЭС чего-то не хватает. Я сказал об этом коллегам.

– Да вроде все на месте, Гаврилыч, – отвечали одни.

– И плотина, и водозабор – все цело вроде, – говорили другие.

Потом кого-то осенило: «Смотрите, нет букв на устое, НПГ, что их стерли, что ли, или дождем смыло», – сказал третий.

Меня бросило в жар. Я понял, что уровень воды в водохранилище за двое суток превысил «нормальный подпорный горизонт» (НПГ) минимум на 75 см и затопил буквы. Ничего хорошего это не обещало.

Дежурный инженер мне толком не мог объяснить, почему он на это не обратил внимания еще вчера или сегодня утром. Быстро связавшись с центральным диспетчером, объяснил ему ситуацию, но не сказал, что уровень уже выше НПГ. Мы начали срочно открывать затворы водосливной плотины и сообщать вниз по реке множествам леспромхозов, что мы вынуждены были открыть три затвора и сбрасывать более 1000 куб.м/с.

Для реки Косьва это был почти предельный расход, который бывал в паводок. Только к утру уровень пошел на убыль, вода в водохранилище начала падать, а мы стали постепенно прикрывать затворы. Вот что такое дождь для таежных речек!

На мое счастье, после наших предупреждений, лесхозы дополнительно укрепили плоты, и ущерб от воды был минимальный. Иначе дело пахло керосином.

ДЕМИДОВСКИЙ ТРАКТ

После того, как я обошел окрестности тайги за тетеревами, глухарями и рябчиками, меня потянуло в новые места. Много раз мне приходилось слышать о глухих, пока еще мало тронутых ГУЛАГом, местах на водоразделе рек Косьвы и Усьвы.

По преданию, там проходил Демидовский тракт. История этих мест такова. Когда Петр I наделил Демидова практически неограниченными правами, по Южному и Среднему Уралу со временем было понастроено большое количество металлургических заводов. Строились они, как правило, на берегах рек.

Один был в устье реки Усьва и назывался Лысьвенским. Металлургический завод в Лысьве есть и сейчас, там до сих пор изготавливают замечательную эмалированную посуду. Для демидовских заводов был нужен уголь, его искали старатели по всему Уралу. Нашли уголь в верховьях реки Усьва.

Возить по реке уголь можно лишь весной, да и то трудно на больших скоростях воды. Поэтому по водоразделу Усьвы и Косьвы, где лес был редким, да и дорога могла быть ровной и проезжей в дожди и снега, и был построен тракт. Это подсыпанная гравием из той же реки дорога шириной метров шесть – восемь.

В первый раз я пошел туда с охотником Саранчиным весной. Путь длиною 10–12 километров пролегал через старые вырубки, захламленные полуистлевшими колодинами и заросшие мелколесьем. Шли по компасу на юго-восток, и все время чуть заметно в гору. Значит, домой надо идти на северо-запад и под гору.

Таежники учили меня: если заплутаешь в тайге, то надо идти под уклон до какого-нибудь ручейка, по нему дойдешь до речки, а там и спасенье. Всю дорогу мы запоминали кое-какие приметы, которые могли понадобиться на обратном пути. К обеду мы стали доходить до места, как говорил напарник.

Вышли на самую высокую точку, за которой начинался спуск в другую сторону, но заметной дороги – тракта не было видно. Отдохнув, по каким-то ему одному видимым приметам Саранчин, обследовав местность, повел меня немного дальше и сказал:

– Вот, смотри. Отсюда видно, что уклон пошел в другую сторону. Крупные деревья только на той стороне. Значит мы стоим на водоразделе, но многолетняя поросль заняла и сам тракт.

Пройдя немного по предполагаемому водоразделу, мы подошли к участку, где он уходил вниз, в лощину, и снова поднимался на следующий увал, и стало четче видно, что дальняя от нас сторона была как бы стеной из деревьев, обозначая край бывшей дороги.

Мы покопались в земле и даже нашли остатки гравия. Значит, мы на тракте. Очень хотелось увидеть новую таежную реку, и после обеда мы решили идти, уже охотясь, под углом девяносто градусов от тракта по уклону к реке Усьва.

Разошлись метров на 70–80, начали «пищать» манками на рябчика. В тех глухих местах рябчика действительно было много. То у меня, то у напарника заработали ружья.

Так, ориентируясь по выстрелам и уклону местности, мы дошли до реки. Там собрались до кучи и стали любоваться нетронутой природой. Интересно было видеть, как небольшая в том месте речка текла между двух стенок леса, местами перегороженная упавшими в воду деревьями, как мостами.

По берегам на мелколесье были заросли черной смородины, малины, рябины, черемухи. Весна, масса певчих птиц, первозданные запахи цветущих растений и журчанье воды у омытых берегов – все это настраивало на романтический лад. Романтика романтикой, но мы же пришли так далеко, чтобы поохотиться. И мы продолжили охоту. До вечера на усьвенском склоне мы добыли порядочно рябчиков.

Надо было выбирать место для ночлега. Ночь в пермской тайге – время небезопасное, т.к. весной начинается «зеленый прокурор», так зовут зэки период массовых побегов, а этим все сказано. До наступления темноты мы заготовили на всю ночь сухого валежника, разожгли костер, поужинали, а метрах в пятидесяти от костра приготовили спальку.

Нарубили своими самодельными тесаками пихтового лапника на постель, обмяли его под стволами вековых елей на их сухих корнях. Так мы и спали по очереди: один спал, другой поддерживал костер и слушал ночь. Ночь прошла благополучно. Напившись чаю, мы направились в обратный путь, совмещая дорогу с охотой.

Теперь мы шли под уклон от водораздела к реке Косьва. Рябчики и тут попадались частенько, мы несколько раз даже видели перелетающих через прогалины глухарей-одиночек. Рюкзаки наполнялись, приятной тяжестью висели за спинами.

Пообедав на подходе к нашим ближним местам, также с «пищиками» во рту, приближались к дому.

Дома меня встретили тепло, а ожидали с тревогой, боялись,как бы не случилось чего плохого. А когда я показал свои трофеи и рассказал о том, что увидел и почувствовал, то все были в восторге.

Нашим двум бабусям работы с рябчиками хватило, их было 18 штук. Коллеги по работе на другой день восхищенно и даже с какой-то завистью обсуждали наш с Саранчиным поход. Но некоторые говорили, что мы неважно поохотились:

– Мы, однако, на Усьве-то и по 25 рябков имали, – говорил Миша Жиров. – А дед-то наш, Маркел, и по тридцать приносил, бывало, за два-то дни.

Мне так понравилось охота на Усьве, что я решил испытать себя и показать местным чалдонам, что и я не лыком шит. Спустя неделю-другую я один пошел на охоту в те же края. Признаюсь, что было страшновато, но я себя пересилил и пошел.

Сам переход, охота были примерно такими же, как и в предыдущий раз, только вел себя я более осторожно и внимательно. Ночь я провел вдали от костра, даже немного поспал, хотя ночи и в августе там, на параллелях Ленинграда, еще короткие, а в июне-июле вообще почти не бывает темноты.

В ту пору, как здесь говорят, заря с зарею сходится. Может быть потому, что я был один, в эту охоту я добыл за два дня двадцать одного рябчика. Больше охотиться на Демидовском тракте мне не довелось.