Изображение Сюрпризы Непала
Изображение Сюрпризы Непала

Сюрпризы Непала

В Непале охота была запрещена почти 10 лет: шла гражданская война между войсками, подчинявшимися королевскому правительству, и маоистскими повстанцами. Недавно воцарился мир. Маоисты пришли к власти, король был низложен, наступило время возобновить охоту. Мне довелось оказаться третьим по счету охотником, приехавшим в новый Непал.

До меня здесь был один россиянин, добывший голубого барана — главный непальский трофей, и француз, не выдержавший в горах и двух дней. Охотились мы в одном и том же районе Дропатан, который находится на западе страны. На сегодняшний день это единственная территория (1325 квадратных километров), где разрешена охота. Помимо голубого барана здесь можно добыть трофейного гималайского тара, мунтжака и кабана.


Организацией охоты занималась известная французская аутфитерская компания «Селаданг», с которой я уже имел весьма удачный опыт сотрудничества в лесном Камеруне и ЦАР. Местным же партнером выступала самая жизнеспособная из трех существующих в Непале аутфитерских компаний Nepal Wildlife Safaris во главе с Раджу Тапа.


Сюрпризы начались прямо в аэропорту Катманду, куда я прилетел к вечеру из Дохи. Столичный аэропорт напоминал осажденную крепость: повсюду виднелись военные патрули, доступ на территорию жестко ограничивался. У меня даже возникло ощущение, что гражданская смута все еще продолжается. Раджу опаздывал и в аэропорту появился только через час. Вся ситуация сильно напрягала, т. к. французы специально предупредили меня об особых сложностях с ввозом оружия.


Наконец появился Раджу со своими извинениями и благодарностью, что я остался в аэропорту. Вместе мы отправились на таможню, и там уже пришлось отвечать на многочисленные расспросы военных. В небольшом офисе, заваленном до потолка коробками с электроникой, мы обменяли кейсы с оружием на квитанцию и расстались до утра.

Изображение Индийский мунтжак был завезен со своей исторической родины в Велико­британию, где стал обычным охотничьим трофеем.
Индийский мунтжак был завезен со своей исторической родины в Велико­британию, где стал обычным охотничьим трофеем. 


На следующий день мне довелось стать участником бюрократического цирка, равного которому я не видел за многие годы своего увлечения трофейной охотой. Растаможкой занимались пять человек. Они пересчитали каждый патрон, тщательно сверили все номера на карабинах и в бумагах сопровождения. При этом таможенники все время совещались, уходили к начальству, пили кофе и что-то записывали. Продолжалось это броуновское движение почти три часа.


Я уже глубоко вздохнул, но тут выяснилось, что это была только половина пути. Когда таможня дала добро, один из ее представителей сел к нам в джип, чтобы сопроводить в городскую управу, где вся процедура повторилась сначала. Еще три чиновника оформляли мне временное охотничье удостоверение, продублировав все действия таможенников. День был потерян.
Утром мы вылетели на вертолете в Дропатан, пройдя в аэропорту очередную таможенную проверку оружия, патронов и документов. По всему видно: власть сильно озабочена перемещением оружия внутри страны — неважно, охотничье оно или нет


В долине (высота 2500 метров) расположена небольшая непальская деревня (проживают до 200 человек) и лагерь беженцев из Тибета, осевших в Непале в начале 1960-х годов. Люди живут здесь очень бедно. Выживают благодаря натуральному хозяйству. Разводят скот, выращивают картофель, кукурузу, овощи.


В деревне нас поджидала команда из двух егерей и десяти молодых ребят-шерпов, готовая к выходу в горы. Пообедав на скорую руку, начали восхождение в промежуточный лагерь на высоте около 3000 метров. Светило солнце, погода стояла прекрасная, и наше настроение полностью соответствовало ей: наконец-то началась охота!


Через полтора часа хода был добыт первый трофей. Молодой егерь Ланка, шедший впереди меня, явно не включился еще в охоту и не обратил внимания на противоположный склон, где около горной речки спокойно пасся мунтжак. Я присвистнул и присел за куст, готовясь к выстрелу. Ланка, сбросив поклажу, мигом оказался рядом, прошептав: «Серал». Это был второй непальский сюрприз: егерь не распознал вид зверя! Благо мунтжак (правда, интродуцированный, добытый в Англии) был уже в моей коллекции, поэтому я не колебался ни секунды. Есть первый непальский трофей!


Происшед­шее явно повысило настроение всей команды, а заодно пополнило наш провиант. Разно­образные блюда из дичи, рис, овощи, паста, вкусные пикантные непальские супы из пакетиков, консервированные местные компоты — все это готовилось профессионально и с желанием угодить клиенту.


На следующее утро вереница шерпов (каждый нес на себе до 25 килограммов поклажи) вновь вытянулась по тропинке вверх. Мы покинули лесной пояс и вступили в пределы высокогорья. Основной лагерь был разбит на высоте 3300–3400 метров.


Здесь нас поджидала более суровая погода: днем температура доходила до +10°, ночью до –5° при почти постоянно дующем «кинжальном» ледяном ветре. Спасали перчатки, шерстяная шапочка, термобелье и непродуваемая куртка.


Дойдя до отметки лагеря, мы оставили все лишнее, чтобы сразу приступить к поискам голубого барана. Меня сопровождали два егеря — Ланка и один из местных, которого за довольно потрепанный вид я прозвал Дедом, хотя, как позже оказалось, он был старше меня только на год.

Изображение РОЖДЕННЫЕ В ГОРАХ. 

Шерпы — народность, живущая в Восточном Непале, в районе горы Джомолунгма, а также в Индии. Традиционными занятиями шерпов являются земледелие и скотоводство. Именно этот народ чаще всего привлекают к участию в восхождениях на горные вершины, где они незаменимы в качестве носильщиков-проводников. Доказано, что у них есть наследственная адаптация к высокогорным условиям.
РОЖДЕННЫЕ В ГОРАХ. Шерпы — народность, живущая в Восточном Непале, в районе горы Джомолунгма, а также в Индии. Традиционными занятиями шерпов являются земледелие и скотоводство. Именно этот народ чаще всего привлекают к участию в восхождениях на горные вершины, где они незаменимы в качестве носильщиков-проводников. Доказано, что у них есть наследственная адаптация к высокогорным условиям. 


Следы присутствия барана были видны повсюду, но самих животных, похоже, распугал наш вертолет. Потратив пять часов на безрезультатные поиски, решили разделиться. Я остался с Дедом, а Ланка, буквально летающий по горам, отправился с моим биноклем в другую сторону.


Второй день охоты подходил к концу, когда Ланка, чрезмерно возбужденный, догнал нас. Он нашел стадо в полтора десятка голов и среди них разглядел двух крупных самцов. Дойти до животных быстрым шагом, по словам следопыта, можно было минут за пятьдесят. Светлого времени оставалось час с небольшим. Решили попробовать.


Начали почти с бега, перешли на быстрый шаг, а затем просто на шаг. Хорошо еще, что путь пролегал по тропинкам вдоль горы. Но вот начались подъемы и спуски, и дыхание стало сбиваться. Все чаще приходилось останавливаться, чтобы его восстановить. А впереди возвышался еще один склон. Последний марш-бросок я сделал на одной силе воли и упал как подкошенный. Пока Ланка наблюдал за баранами, я хватал ртом воздух, будто выныривая из глубины.


Перед нами оказалась чистина, от баранов нас отделяли еще полкилометра. Надо было буквально ползти, используя складки местности, а сил после шести часов охоты не осталось никаких. В это время Ланка произнес: «Два самца. Очень большие». На сознание охотника-трофейщика это подействовало сильнее любого допинга.


Ползти среди камней не самое большое удовольствие, но у меня даже не отложилось в памяти, насколько сложным был этот путь. Когда я выглянул из-за первого попавшегося на пути небольшого бугорка, в сердце сразу же закралось отчаяние. Бараны, до которых оставалось не менее четырехсот метров, уже почуяли неладное и стояли на ногах, напряженно вглядываясь в нашу сторону. Стрелять лежа с упора не позволяла гряда камней впереди. Я медленно поднялся на колено — бараны пришли в движение. Прицелился и выстрелил — бараны бросились вниз по склону. По всему было видно: промах.
На следующее утро все началось с нуля. Мы вновь нашли стадо, попытались подойти на выстрел, но ближе чем на полкилометра не получилось. Бараны забирались все выше, постоянно были начеку, а стрелять с пятисот метров я не хотел. Я был уверен, что мы найдем другую группу. И оказался прав: к вечеру егеря заметили четырех баранов, среди которых был достаточно крупный самец.
На сей раз подход и скрадывание проводили без всякой спешки, экономя силы и не сбивая дыхание. Дистанция была комфортная — 180 метров, что позволило взять зверя с первого выстрела. Таким образом, охота на голубого барана была завершена на второй день. А на следующий меня ждала кульминация охоты и настоящая проверка на прочность.


Охота на гималайского тара, эндемика здешних мест, должна была проходить в 5–6 километрах от деревни на высоте 3200–3700 метров. Из лагеря мы вышли в семь утра. Поначалу все шло по классическому сценарию: подъем на вершину горы, тщательное прочесывание биноклем склонов, обнаружение пасущихся таров, до которых по подсчету Ланки было часа два ходьбы. Начали скрадывать, однако через час заметили далеко впереди одиноко пасущегося, крупного старого самца тара и решили отказаться от стада в пользу новой цели.


Полтора часа спустя зверя уже можно было хорошо рассмотреть и без оптики — до него оставалось не больше полукилометра. Тар чувствовал себя настолько в безопасности, что подошел к заброшенной стоянке пастухов и скрылся за заборчиком для скота. Пока животное копытило золу от костра, мне удалось короткими перебежками сократить дистанцию между нами до 245 метров. Подобраться ближе было уже невозможно, поэтому пришлось приладиться к скале и стрелять, как только зверь появился в поле зрения. Вид добытого трофея настроил на благодушный лад. Но буквально через несколько минут от этого настроения не осталось и следа. Выяснилось, что Ланка вывел меня на старую самку. Я был расстроен донельзя, а он сконфуженно смотрел на меня и что-то говорил в свое оправдание.
Делать нечего, решили вернуться к стаду, которое видели утром. Но оно, разумеется, не осталось ждать нашего возвращения. Разочарование, голод и усталость побудили двинуться в сторону лагеря. При этом Ланка, вспомнив о добытой самке, решил вернуться за мясом. Мы остались вдвоем с Дедом.


Ходить по горам вообще тяжело, а в расстроенных чувствах вдвойне. Я шел, не замечая ничего вокруг, как вдруг Дед вскинулся и показал рукой на противоположный склон. Там на махах, набирая скорость, несся вниз здоровенный тар. Разница с добытой нами самкой была видна невооруженным глазом. Мой спутник закричал: «Стреляй!» Но сделать это было невероятно сложно: животное только мелькало среди кустов и камней. Определив траекторию движения тара, я заметил впереди (190–200 метров) прогалину, мимо которой зверю было не проскочить. Вскинул карабин, повел и через мгновение выстрелил. Получился классический выстрел в угон. Всего один. На повторный уже не было времени. Животное нырнуло в густой кустарник, и дальше мы могли видеть только облако пыли, сопровождавшее движение тара вниз.


По поводу попадания у меня были сильные сомнения, Дед же лихо ринулся вниз, и минут через пятнадцать я услышал набор непонятных слов, среди которых проскальзывало знакомое «соте». Без особого энтузиазма начав спуск, я вскоре увидел выскочившего из кустарника Деда, имитирующего раненного в ногу тара. Пришлось ускорить ход, и это оказалось ошибкой: потеряв равновесие, я упал и покатился, тормозя руками, рюкзачком и прикладом. Остановиться удалось только около егеря. Среди хаоса камней я вдруг увидел лежащего тара. Подняв карабин, приготовился сделать последний выстрел, и тут произошло неожиданное: Дед бросился ко мне с распростертыми объятиями и поздравлениями, а за его спиной с трудом поднялся тар и кубарем скатился вниз по крутому склону. Как оказалось, пуля перебила ему наискосок заднюю правую ногу и переднюю левую.


Подойдя к склону, мы увидели зверя, застрявшего в кустах где-то в 60–70 метрах ниже нас. Склон был по-настоящему крутым, причем сплошь покрывавшая его лава из отполированных водой «живых» камней не сулила легкого спуска. Но надо было идти. Буквально через несколько шагов я потерял равновесие, но сумел удержаться, затем оступился второй раз и полетел вниз прямо в ощетинившийся колючками кустарник. Самым неприятным непальским сюрпризом и стало последствие этого падения: я получил сильный удар ветками по глазам. Особенно досталось левому. От резкой боли перехватило дыхание, слезы покатились градом. Грязными руками и бумажной салфеткой попытался прочистить глаз. Тут подоспел Дед, достал чудовищно грязный носовой платок и, несмотря на мой слабый протест, приложил его к расцарапанному глазу, затем наклонился и начал дышать в платок. Тепло как будто уменьшило боль, глаз прекратил слезиться, а через некоторое время и в самом деле полегчало.
Прошло не менее 20 минут, прежде чем я пришел в себя, и первым шевельнувшимся в голове вопросом было: а куда подевался тар? Оказалось, в это время он лежал в нескольких метрах от нас. Чтобы не искушать судьбу, я выстрелил в подранка.


Трофей и вправду был хорош: самец 18–20 лет с очень мощными рогами.


Но более изнурительного возвращения домой я не мог себе представить. Спустя 13 часов после выхода мы наконец вползли в наш лагерь. Так завершилась охота, которая в рейтинге по тяжести стоит у меня на безоговорочном первом месте.

Что еще почитать