– Мы на месте, – сказал директор хозяйства, заглушив мотор Нивы. – Тихо, не хлопай дверью.
– Когда ожидать выхода кабанов? – вполголоса спросил я.
– С девяти вечера обычно выходят. А как темнеть начнет – от земли пойдут испарения, – кабаны могут тебя причуять, поэтому закрой все окна на вышке. Заберу тебя в полночь. Ну, все, удачи!
«Нива» остановилась на краю лесной поляны или небольшого поля, вытянутого овалом и засеянного овсом. Дорога от охотничьей базы заняла около часа. Мы с другом, которому предстояло проехать до следующей вышки, шепотом пожелали друг другу удачи и я, стараясь не шуметь, покинул машину. «Нива» тихо тронулась по ухабистой лесной дороге и скрылась за деревьями. Лесная тишина опустилась вокруг меня. Запах хвои и цветущих лесных трав после духоты машины и дорожной пыли, поднятой колесами внедорожника, наполнял мои легкие густым ароматным воздухом, от которого кружилась голова. Было сухо, дожди не баловали нас в этом году.
И вот, я стою перед молчаливо возвышающейся стрелковой вышкой. Со всех сторон поле обступили могучие ели и сосны. Подлесок яркими мазками выделяется на темном фоне хвойных деревьев. Я почувствовал себя маленькой песчинкой, одиноко затерявшейся среди бескрайних зеленых просторов. Только невыразительные голоса лесных пичуг, стрекот цикад и мошкара говорили мне, что в этом вековом природном храме я не один.
Деревянная вышка стояла на краю поля. Перед ней, ближе к центру поляны, выглядывали из ярких побегов овса потемневшие бока пустой кормушки.
Перехватив удобнее карабин, я взобрался по крутой лестнице на вышку и открыл дверь.
Про вышку надо сказать особо. Пятиметровой высоты, примерно два на два метра, с прочной крышей, непродуваемая ветром и обитая изнутри войлоком, она надежно защищает стрелков от непогоды, скрадывает шум, который непроизвольно может произвести незадачливый охотник. Окна с широкими подоконниками и открывающимися для стрельбы фрамугами на три стороны дают отличный обзор поля. А небольшие мягкие подушки, которые подкладываются под ложу карабина, обеспечивают точность выстрела. В основании вышки небольшая «сарайка», запирающаяся на висячий замок, для хранения зимнего запаса подкормки.
Зайдя внутрь, я открыл все окна, достал из рюкзака необходимые вещи для долгого сидения в «дозоре» и посмотрел на часы. Было начало девятого. Солнце еще ярко освещало поле и лес. По голубому небу проплывали редкие белоснежные облака, на фоне которых проносились стремительные черные фигурки ласточек. Июнь только перевалил за вторую декаду.
К вечеру заметно потеплело, духота начинала брать свое. Зазвенел комар. С громким жужжанием стучали в окна оводы. Я снял куртку и повесил на крючок в стене. Зарядил обойму своего маннлихера, передернул затвор и поставил карабин на предохранитель. Предстояло долгое ожидание.
Выпив крепкого чаю из термоса и поудобнее устроившись на стуле, я весь обратился в слух, внимательно осматривая округу. Когда сидишь на вышке, ожидая выхода зверя, слух и зрение обостряются, а память уносит тебя к воспоминаниям о прошлых охотах...
Пару лет назад в Максатихе мы забирали с вышки Игната Бобровина. Подъехали, осветили фарами, но с вышки, безмолвно стоявшей в ночном лесу, не подавали признаков жизни. Снег искрился в свете фар. Ветви деревьев покрывали шапки пушистого снега. Мы выбрались из теплой машины и стали звать охотника. Морозный воздух паром вырывался изо рта. Неожиданно наверху, на вышке распахнулась дверь, и появилось заспанное, ничего не понимающее лицо Игната. Он судорожно размахивал руками, пытаясь ухватиться за невидимый нами предмет. Как филин, он хлопал круглыми глазами от направленного на него фонаря, не издавая при этом ни звука. Неожиданно он делает шаг вперед, раздается оглушительный выстрел. Он снопом валится с пятиметровой вышки. Грохот от ружейного дуплета в тихом лесу прозвучал настолько резко в морозном воздухе, что мы присели в снег. С ветвей близстоящих деревьев посыпался снег. Во время полета Бобровин несколько раз перевернулся в воздухе и рыбкой вошел в наметенный сугроб. Следом, черными пнями, на него приземлились валенки, из которых он благополучно вылетел во время своего падения. Валенки были гигантских размеров, домашней валки, которые Игнат одевал прямо на ботинки. Разряженная тулка двенадцатого калибра, описав дугу, качалась, зацепившись за сухой сук, в метре над землей.
Вдруг за окном мелькнули тени, закачались ветви стоявшей рядом ели и лесную тишину разорвали пронзительные голоса соек. От неожиданности я вздрогнул: «Как бы они своим криком не выдали кабанам мое присутствие», – промелькнуло в голове. Но вскоре и они умолкли, улетев по своим беспокойным делам.
И вновь, независимо от чуткости восприятия окружающего, мысли вернули меня в прошлое.
А произошло вот что. Игнат долго сидел на вышке, нахохлившись, чтобы подольше сохранить тепло, зорко посматривая через заиндевевшие стекла бойниц на кормушку с зерном и на кромку обступающего поляну леса, ожидая выхода кабанов. Быстро темнело. Снаружи ничего не происходило, было тихо, только от мороза потрескивали деревья. Кабаны не появлялись. Он, сидя в одной позе, незаметно задремал. Вскоре морозный ночной воздух наполнился вначале приглушенным, а затем и громким рыком. Это Игнат, опустив тяжелый подбородок на грудь, захрапел, «выдувая во всю носовертку». И приснился ему огромный секач, преследующий его по лесу. Игнат задыхается. Дыхание хрипло вырывается из груди. Пот застилает глаза. Пытается быстрее бежать, но каждый шаг дается с таким трудом, будто бы он по грудь в воде. Ему никак не удается оторваться от кровожадного преследователя. Патронташ сорвался и остался где-то позади, а ненужное теперь ружье, мешаясь, болталось за спиной. Вот сквозь деревья впереди замелькал спасительным маяком тусклый огонек заимки. Все ближе и ближе спасительная дверь, за которой можно укрыться от острых кабаньих клыков. Вепрь уже значительно сократил расстояние между ними. Кажется, что его тяжелое дыхание он чувствует на своей спине. Вот спасительная ручка, скрип распахнутой двери. Навстречу свет от лампы и тепло от печки. Спасение.
Только бы закрыть дверь и накинуть засов! Но ружье никак не хочет его впускать в избушку. И тут грохнул сдвоенный выстрел, и все погасло в глазах охотника. Это он поведал нам, когда мы извлекли его из снега, привели в чувство, влив в него изрядную дозу спиртного. Когда забирали его вещи с вышки, через два пулевых отверстия в потолке чернело звездное небо.
Но что это? Какое-то движение на дальнем краю поля привлекло мое внимание. Я в напряжении вгляделся в темные силуэты напротив вышки. Тени стали медленно передвигаться вдоль кромки. Кабаны! Бросил взгляд на часы: без четверти девять. Я плавно поднимаю карабин и медленно кладу его на заранее подготовленную подушку. Сильное волнение охватило меня. От вида кабанов адреналин закипел внутри. Я постарался успокоиться и прильнул к оптическому прицелу. В объектив отчетливо было видно пять маленьких хрюшек, деловито ищущих что-то в траве своими тупыми мордочками. Их тельца были светло коричневого цвета, бока пересекали светлые полоски. Позади них, выделяясь на фоне светлого леса, стояла свинья и три подсвинка. Они настороженно принюхивались и внимательно осматривали разделяющее нас поле.
Карабин был снят с предохранителя, и я перевел шнеллер в боевое положение. Выровнял дыхание. Плотней прижал приклад к плечу и стал выцеливать «своего» кабана. Расстояние до них было около 120–130 метров. Полосатики беззаботно паслись у ног своей матери. Я слегка приподнял прицел и увидел самку. Могучая, она возвышалась над травой подобно старому утесу. Сама осторожность, вся в напряженном внимании. По правилам охоты, самок кабана «бить» нельзя. Большой штраф ожидает того охотника, который в спешке или в азарте подстрелит ее. Я стал переводить прицел вправо и увидел подсвинков. Примерно одного размера, они заметно отличались от своей матери. Густая темная шерсть плотно облегала бока. Карие глаза ярко блестели под длинными, изогнутыми кверху черными ресницами. Я выделил одного, стоящего ко мне «лицом». Медленно подвел перекрестие прицела под самый подбородок в грудь и мягко коснулся спуска...
Гулко ударил выстрел. Над местом, где доли секунды назад стояли кабаны, над травой клубилась пыль. Я быстро перезарядил карабин, колобком скатился с вышки и устремился через поле к месту выхода кабаньей семьи. На месте никого не было. Я безуспешно осмотрелся в надежде увидеть следы крови. Я прошел в глубь леса. Едва заметные звериные тропы указывали на частое посещение этих мест кабанами. Вновь вышел на край поля и опять зашел в лес, обойдя это место широким полукругом. Но ничто не указывало на подранка. С тяжелым чувством я вернулся на вышку. «Еще рано. До полуночи, когда приедут снимать с номера, время есть. Может быть, повезет, и будут еще выходы кабанов на это поле, – успокаивал я себя. – Хорошо бы по следу пустить лайку. Собака быстро разберется, где притаился раненый кабан. Зимой можно самому разобрать следы и добрать подранка, а здесь как? Да еще лес истоптан кабанами, сложно даже определить направление их отхода».
Только эти мысли пронеслись в голове, я услышал звук работающего мотора и увидел серый уазик, выезжающий из леса.
– Ты стрелял? Как результат? – Егерь вышел из машины.
Они втроем стояли на пересечении нескольких лесных дорог, контролируя охоту: помочь добрать подранка, разделать тушу и собрать после охоты стрелков с вышек, разбросанных по всему лесу. Я, высунувшись из окна, рассказал им о выстреле и указал место выхода зверей. Из «буханки» вышел второй егерь. На поводке у него была серо-черного цвета лайка по кличке Буран. Они быстро перешли поле и егерь спустил лайку с поводка. Я, взгромоздив рюкзак на плечи, едва поспевал за ними. Через пару минут в пятидесяти метрах от кромки леса Буран подал голос. Все было кончено, кабан дошел. Это был подсвинок массой под сто килограмм. Мы вытянули его к краю леса. Пуля, не раскрывшись, прошла через грудь и сердце и вышла с другой стороны у бедра. Мы выпили по стопке «на кровях» и сфотографировались вместе у трофея. Егеря профессионально разделали и погрузили кабана в машину. Охота для меня в этот день была закончена.
Комментарии (0)