Без надежды на лучшее

Предвкушение праздника – открытия сезона охоты – начиналось задолго до его официального объявления. Во всяком случае, так было раньше

Не подумайте, что я из тех людей, кто считает, что раньше вода была мокрее, сахар слаще, а бархат с ворсом.

Просто все познается в сравнении.

Открытие летне-осенней охоты на утку, самой массовой и когда-то самой доступной по количеству людей, выезжавших на нее, можно было сравнить лишь с первомайской демонстрацией трудящихся. Только на демонстрацию людей посылали по разнарядке, а на открытие охоты они отправлялись по велению сердца, по зову души.

И встретив в электричке незнакомого человека с рюкзаком и ружьем, вы радостно приветствовали его, как родного. 

Сейчас же, по крайней мере в Москве, охотники практически исчезли с городских улиц. Возможно, что повысился уровень их благосостояния и они пересели из электричек в личные автомобили, возможно, они просто не могут позволить себе съездить на охоту, а кто-то вообще прекратил свое членство в обществе охотников, решив, что нет смысла платить более тысячи рублей за две поездки на охоту: одну весной на вальдшнепа и вторую в середине августа на утку. Ведь для подавляющего большинства городских охотников охота именно этим и ограничивалась.

А тут еще в одной из статей автор предложил повысить размер членского взноса, включив в него госпошлину. А разве сейчас госпошлина не включена в членский взнос? Вряд ли государство откажется от получения своей доли. Да, марку в билет не наклеивают, но на контрольном талоне в билете печать, свидетельствующая об уплате членского взноса, ставится на место для наклеивания марки госпошлины. Поэтому вношу альтернативное предложение: УМЕНЬШИТЬ размер членского взноса, но при этом увеличить цену путевок. Если охотник ездит на охоту два раза в год, пусть он и платит по минимуму, ибо он не пользуется инфраструктурой хозяйства и общества в целом, если же он ездит достаточно часто и не на массовые охоты, а на копытных, то и платить за использование инфраструктуры и ресурсов охотник будет больше.

А за что платить? За иллюзорную возможность выстрела? Скажите, пожалуйста, читатели «РОГ», в тех хозяйствах, где вы охотитесь, практикуется выпуск утки? Если да, то нужно платить. А так утка сама прилетела, сама спарилась, сама села на яйца и высидела птенцов. Не начальник же хозяйства вместе с председателем общества их высиживали. С вальдшнепом и того интересней. Каждый охотник мечтает попасть на охоту в валовый пролет или на высыпки. Но ведь это охота на пролетного вальдшнепа, который уходит на север или на юг, соответственно, а местового вальдшнепа не так много, и в Подмосковье охота на него чаще всего скудна. Если в качестве аргумента еще можно принять заявление о том, где в течение лета егеря утку подкармливали (чем интересно знать?) и охраняли, то как они охраняли и кормили пролетного вальдшнепа? Не сродни ли это записке о выдаче со склада спирта для протирки оптических осей? 

Главная черта, присущая сегодняшнему охотнику, – упаси бог, я говорю не обо всех, но о многих, – абсолютный эгоизм и отсутствие какого-либо уважения к другим. «Много званых, а мало избранных». (Матф., 20:16) Конечно, это началось не вчера и не позавчера. Откуда растут корни этого явления, догадаться несложно.

Главный вопрос при планировании поездки – это, конечно, вопрос выбора места охоты. Раньше при выдаче путевок в обществе охотников контролировали и регулировали заполняемость угодий. Помню, что в обществе лет двадцать пять назад мне сказали, что на конкретный водоем уже выписаны четыре путевки и лимит исчерпан. Сейчас же достаточно часто видишь, что охотники на открытии стоят буквально плечом к плечу. А это означает, что либо при выписке путевок в погоне за рублем никто не считает, сколько путевок выписано в тот или иной обход, либо охотники откровенно игнорируют направления в конкретный обход, а охотятся там, где им заблагорассудится, или там, куда можно доехать на машине.

...Дата открытия летне-осенней охоты на водоплавающую дичь приближалась. К охоте все было готово, оставался нерешенным вопрос, куда ехать. С одной стороны, не хотелось, чтобы десять охотников сидели у тебя на голове, с другой стороны, не хотелось и уезжать далеко, потому что для сегодняшнего московского охотника 400–500 километров не крюк. И потом большое расстояние вовсе не является гарантией того, что 50–100 охотников не решат приехать на ставший вдруг популярным водоем. Приняв во внимание все эти факторы, пришли к общему решению, что нужно ехать туда, куда невозможно или очень трудно подъехать на машине. 

Такое место я знал. Приток Волги, разлившийся из-за подпора плотины, изобиловал мелководными заводями, густо поросшими водной растительностью, в общем, идеальное место для утиной охоты. Раньше туда можно было добраться только теплоходом. Теплоход от города К. шел четыре часа. Но восемь лет назад теплоход стал ходить только до устья (от него до места охоты еще 10 километров), а три года назад теплоход, окончательно выработавший ресурс, был списан. Уже одно это обстоятельство внушало надежду на удачную охоту, так как другого прямого пути на базу нет, а следовательно, большого наплыва охотников ожидать, по всей вероятности, не приходилось. Есть, правда, еще кривая дорожка, но по ней можно добраться только до противоположного берега, однако по ней могут ехать только любители внедорожных ралли-рейдов, потому что состояние асфальтового покрытия на этой дороге можно охарактеризовать следующими словами: «танки шли, а их бомбили». Подвеска убивается на первом же километре. Нет, по ней точно не поедут. Господи, как же я ошибался!

Мы заранее связались с егерем и договорились, что он встретит нас и доставит на моторной лодке на базу. Встреча была и радостной, и печальной. Радостной – от встречи после стольких лет с хорошим человеком и еще оттого, что тебя помнят, а печальной, потому что сразу после приветствия нас огорошили известием, что база стала собственностью нового владельца, который сразу после открытия охоты намерен начать ее полную реконструкцию. Без тени иронии хочу поблагодарить этого незнакомого мне человека, решившего не портить праздник открытия и не лишать охотников крыши над головой.

Егерь сказал, что к нему на базу приедут десять человек, на которых он заранее получил путевки. При таком количестве охотников можно заранее распределить места, чтобы не мешать друг другу, что и было сделано.

Когда уже совсем стемнело, противоположный, доселе пустынный, берег реки стали освещать всполохи света автомобильных фар. Одна, вторая, пятая машина... Да, похоже, что девиз «нам нет преград ни в море, ни на суше» был впитан с молоком матери. Кстати, о песнях. Всю ночь с противоположного берега реки доносилась оглушающая музыка и все более пьянеющие голоса, с особым чувством подпевавшие хором «ветер северный».

Пьяные от спиртного и сознания собственной исключительности и вседозволенности, молодые «манагеры», стремившиеся показать, что они не лыком шиты, голосили всю ночь. Как быстро в России образовалась прослойка бездельников! Все эти менеджеры по рекламе, сейлз-менеджеры, бренд-менеджеры и прочие специалисты по селенгу, банкингу и жмурингу, в жизни своей не написавшие ни строчки, не забившие ни гвоздя, умеющие только
надувать щеки и с презрением относиться к окружающим, полагают, что эти самые окружающие существуют только для того, чтобы обеспечивать их благополучие.

Хотя мы поплыли рано утром, встать на заранее облюбованные места в камышах не получилось: везде были лодки с дремлющими на них охотниками, плохо отдающими себе отчет в происходящем, да и под берегом места было не найти – там плотно стояли «безлошадные», у кого не было лодок. Количество желающих поохотиться на этом участке реки превышало все мыслимые лимиты. Сколько же машин приехало на это место?

Первый выстрел, прозвучавший в полной темноте (по кому стрелял охотник?), словно прорвал плотину. Началась беспорядочная пальба. Палили по утке, летевшей в «кислородной маске», палили по утке, находившейся в пределах видимости, палили в божий свет, как в копеечку, создавалось впечатление, что, словно насмотревшись накануне хичкоковских «Птиц», охотники думали, что утки собираются на них напасть и пытались подороже отдать свои жизни. Ни о каком выстреле в меру даже не было и речи. Само понятие «выстрел в меру» отсутствовало для охваченных стрелковой лихорадкой владельцев оружия, которых язык не поворачивается назвать охотниками. Если уж так чешется и нет возможности справиться со стрелковым зудом, поезжай на стенд, постреляй там. Нет, стенд для таких стрелков-дальнобойщиков сродни унижению, им трофей подавай.

Но и трофей, как выяснилось, им не нужен. Один такой охотник, стоявший недалеко от нас, добыл утку, переоценившую свои возможности и, видимо, стремившуюся прорваться сквозь заградительный огонь, чтобы, подобно золотому петушку из сказки об оном, клюнуть дальнобойщика в темя. На радостные крики друзей, известивших его о добытом трофее, он (в переводе на русский литературный) сказал, что добытая утка ему не нужна.

Увы, но у поколения, некогда выбравшего пепси, нет уважения ни к живым, ни к мертвым, ни к людям, ни тем более к животным и птицам. О какой культуре и этике охоты можно говорить, когда у этих людей напрочь отсутствуют даже элементарные представления об общей культуре. Да и сама охота для них – это лишь пикник с оружием, мужская забава на свежем воздухе, не более того.

Утренняя зорька в день открытия закончилась так, как и подобало: настрелявшись в удовольствие до полного бесчувствия (собственно говоря, в чувства они до конца утренней зорьки так и не пришли), чудо-богатыри, не обращая внимания на охотников, стоявших в камышах и все еще надеявшихся на лет утки, затеяли русскую народную забаву – гонки на гидроциклах и моторных лодках.

Напившись, напевшись, потешившись вволю и нагуляв аппетит, чудо-богатыри с противоположного берега погрузились в машины и скрылись из вида. Ничто больше не нарушало тишины. Оставалось только надеяться на вечернюю зорьку. Надежда, что распуганная горе-охотниками утка все же вернется в заболоченные заливы, пусть призрачная, но все же оставалась. Поэтому вечером мы ушли на веслах за три километра от залива, где утром охотились новые хозяева жизни.

Охота удалась. Конечно, лета, какого можно ждать в день открытия охоты не было, и все же он был! И главное не в том, что лет все-таки был, главное – в возможности прикоснуться к неоскверненной природе, в возможности вновь испытать предвкушение охоты, ощутить на руке весомую тяжесть добытого тобой трофея, а вернувшись на базу, перебивая друг друга, делиться впечатлениями.

Увы, это происходит все реже и реже. И дело не в оскудении наших угодий, а в поведении тех, кто по странному недоразумению считает себя охотником. Лишь когда эти люди научатся чтить охотничьи традиции, когда начнут уважительно относиться к зверю и птице, когда поймут, что охота – это состояние души, а наличие купленного охотничьего билета или даже собственных угодий не делает человека охотником, только тогда возможны перемены к лучшему. Но пока надеяться на это не приходится.