Летом 1961 года мы вчетвером, трое из которых были заядлыми рыболовами, предприняли поездку в легендарный рыбацкий край – на берега реки Урал, в северо-западную часть Казахстана. Соблазнили нас на эту поездку выпускники Уральского педагогического института Борис и Михаил, направленные на работу в наш институт, с которыми мы вскоре подружились.
У Михаила в приуральском селе Кушум проживала тетка со своим гражданским мужем, инвалидом Великой Отечественной войны по зрению, носившим «сплошное» русское имя – Иван Иванович Иванов. Тот был заядлым рыбаком, непрерывно пропадавшим на рыбалке. Свой обычно богатый улов он приносил хозяйке – великой мастерице приготавливать из рыбы различные деликатесы наподобие балыков, которые она продавала в городе, пополняя скромный семейный бюджет.
По рассказам Михаила, Кушум отличался разнообразием водоемов, богатых рыбой. Помимо Урала, через село проходил так называемый Кушумский канал, впадавший в соединявшуюся с Уралом реку Чаган, и кроме того, существовало несколько больших пойменных озер. Иван Иванович пользовался в селе заслуженной репутацией лучшего рыбака, и именно к нему предлагал нам обратиться Михаил, обещая снабдить рекомендательным письмом.
…И вот мы на окраине Кушума. Перед нами широко раскинулось большое село, состоящее из мазаных изб, большей частью наглухо закрытых ставнями – как потом выяснилось, не открываемых с утра и до вечера от нестерпимого зноя, который мы ощутили, несмотря на ранний час приезда.
Добираемся до нужной избы, вручаем хозяйке свои «верительные грамоты», которыми снабдил нас заботливый Михаил. Вскоре откуда-то появился Иван Иванович, на наше счастье, еще не успевший уйти на рыбалку. Это был ничем не примечательный невысокий коренастый мужчина средних лет, не похожий на слепого, но по внешнему впечатлению можно было догадаться, что со зрением у него неблагополучно.
Мы были поражены: как же он при такой потере зрения не только ловит рыбу, что связано с необходимостью выполнять множество мелких и тонких операций, но и считается лучшим рыбаком на селе? А ведь он рыбачил в этих местах уже несколько последних лет и успел приобрести немалый опыт.
Ближе к вечеру он прошелся с нами до берега Урала. По дороге пересекли по висячему мосту Кушумский канал, разрезавший село на две части и впадавший в обширный затон реки Чаган. Он брал начало в ильменях, где-то среди разбросанных в глубине Казахстана степей и использовался для полива примыкающих к нему сельхозугодий. По словам Иваныча, в июне по каналу перемещаются на нерест большие косяки рыбы разных пород, включая сазана. За длительный путь рыба становится настолько голодной, что жадно хватает любую насадку. По его словам, случалось ловить сазана на канале в таких количествах, что доставить улов в дом было не под силу и приходилось прибегать к услугам конного транспорта.
Очень сильное впечатление произвел на нас Урал. Вдоль правой стороны реки тянулись отвесные кручи. Стоя на них, мы с волнением наблюдали, как в воздух время от времени с шумом вымахивают гигантские рыбины метровой длины, вызвавшие в нас жгучее желание как можно скорее приступить к делу…
Нужно было однако определяться со стоянкой. Свой стан мы разбили на пологом берегу Чаганского затона, поставив палатку в тени молодых ветел.
На прощанье договорились с Иваном Ивановичем, что завтрашним утром вместе сядем на ловлю сазана в Кушумском канале. Поэтому перед сном мы подготовили необходимые снасти.
На следующее утро встали еще затемно и направились на условленное место ловли. Устроились на пологом берегу, поросшем мелкой травкой. Каждый из нас выставил по два спиннинга, переоборудованных в донки, по два поводка на каждом. В качестве насадки у нас были крупные выползки, собранные по ночам на влажных садовых дорожках загодя до отъезда. Они были помещены в плотный фанерный ящик, наполненный землей, и отлично перенесли дорогу.
Подобным способом мы ловили рыбу у себя дома, на Суре, обычно в ночное время. Добычей становились в основном сомята от килограмма и выше. Сигналом поклевки служил треск тормоза катушки: у сомят вполне хватало силы на то, чтобы сорвать катушку с тормоза.
Точно так же мы рассчитывали и на ловлю сазана и, уютно расположившись на подстеленные на мягкой травке телогрейки, с нетерпением начали наблюдать за концами своих спиннингов. Те вскоре после заброса нервно содрогались. При проверке обнаружилось, что крючки на поводках обглоданы мелочью.
Вскоре появился и Иван Иванович, вместо снастей он нескрученный холщовый мешок. Одет он был в старый затертый пиджачишко, из карманов которого извлек две донки, намотанные на фанерные каркасы, и мешочек с червями. Никаких рюкзаков или сумок у него при себе не было. Наживив крючки, забросил донку в воду и, выбрав дугу, закрепил одну из лесок на конец сторожка, сделанного из тонкой очищенной от коры и листьев ивовой веточки, и воткнул его в землю. Леску второй донки зажал между пальцев и уселся на травку.
Процесс ловли начался. Однако у нас он сводился к делаемой не без чувства досады замене выползков, и лишь дважды у двоих из нас взвизгнули тормоза на катушках и на берег были торжественно извлечены сазаны килограмма на полтора, тогда как Иван Иванович выводил уже четвертого или пятого сазана, помещая улов в смоченный водой мешок, защищавший рыбу от жары.
К концу выяснилось, что на каждого выловленного нами сазана у него приходилось по меньшей мере три или четыре. При «разборе полетов» он посмотрел (а точнее, попробовал на ощупь) наших выползков и сказал, что они не годятся для такой ловли, поскольку слишком нежны, плохо держатся на крючке и поэтому легко обдираются мелочью. Показал своих червей – они были заметно тоньше наших. «Черви, – сказал он, – должны плотно натягиваться на крючок, как перчатки на пальцы».
А на выраженную нами мысль, что выползки более привлекательны для сазана, возразил: «Сазан приходит сюда очень голодный и жадко возьмет любую насадку».
Мы были поражены его логикой. Подобным образом я натягивал на крючок навозных червей в далеком детстве при ловле пескарей на Суре, обрывая остатки их у самого жала.
Однажды нам пришлось наблюдать, как Иван Иванович добывал себе червей. Это был поистине каторжный труд. Почва в тех краях суглинистая, и к тому же, верхний ее слой на довольно большую глубину высушивается и как бы каменеет под палящими лучами солнца. Рыть ее, да притом на тамошней сатанинской жаре, очень нелегко. А наш наставник, выворотив из вырытой ямы здоровенный пласт земли, усаживался и начинал пальцами с величайшей терпеливостью разламывать комья, пробуя на ощупь, не встретится ли среди пальцев вожделенный червь.
Наученные горьким опытом, последующие годы, приезжая на Урал, мы привозили с собой уже не выползков, а навозных червей, отдавая часть их вместе с другими рыбацкими подарками Ивану Ивановичу, чем доставляли ему немалую радость.
Второй урок, полученный от Ивана Ивановича, заключался в том, что сазан, будучи очень осторожной рыбой, подплывая к лежащей на дне насадке, начинает осторожно втягивать ее в рот, делая это очень мягко, и, почувствовав даже небольшое сопротивление, бросает насадку и отплывает. Иван Иванович же, держа между пальцев леску, с высокой чувствительностью, которой обладают потерявшие зрение люди, прекрасно осязал момент прикосновения сазана к насадке и, ослабляя давление пальцев на леску, давал ему возможность действовать дальше до тех пор, пока интуитивно не чувствовал, что пора подсекать, и при этом почти никогда не ошибался. Сказывался его огромный опыт.
Так же хорошо работал у него и сторожок из ивовой веточки. Сильного сопротивления поклевке сазана он не оказывал, а при дневном освещении наш рыболов его как-то умудрялся видеть.
Комментарии (0)