Страх

От деревни этой почти ничего не осталось. Лишь задичавшие низкорослые садовые деревья, несколько ям от бывших крестьянских погребов, едва приметная грунтовка, обрывающаяся у леса, да название на областной карте напоминали об обитаемом в недалеком прошлом селе...

Мы неторопливо отошли подальше от тока и разместились на сухом пригорке у комля поваленной сосны. Позади нас весело журчал лесной ручеек с талой водой. В уголках леса, скрытых от теплых лучей весеннего солнышка, серыми пятнами лежал последний снег. С наступившей темнотой заметно похолодало. При разговоре от нас шли белые облачка пара. Небо с востока постепенно наливалось чернильной синевой. На ясном небосклоне зажглись первые звезды. Природа вокруг готовилась к весенней ночи. Проблеял невидимый бекас. Успокоились птицы, постепенно замолкли непонятные мне, городскому охотнику, чавкающие звуки в соседнем болотце. Разгорающиеся звезды ярко мерцали голубым светом сквозь голые ветви деревьев и кустарников. Было ощущение, что мы находимся под огромным темным шатром-сферой, как в московском планетарии. Лес наконец успокоился, и вокруг наступила полная тишина.

Дядя Витя, нарезав сухой бересты и наломав еловых веточек, неторопливо запалил небольшой костер, над которым мы повесили старый, в мятинах чайник, и подвинул ближе к огню открытые банки с тушенкой. На рюкзаке мы разложили принесенную с собой снедь: бутерброды в фольге, домашнее сало, вареные яйца, пару золотистых луковиц, черный хлеб, несколько мятных пряников.

Вскоре чайник дружелюбно зашумел. Порезав сало и хлеб, очистив яйца и луковицы, мы приступили к трапезе. У костра нам предстояло скоротать ночь. При первых признаках рассвета мы собирались выдвинуться к току, чтобы испытать свою охотничью удачу в такой красивой охоте, как охота на глухаря на весеннем току.

Собрав остатки ужина в рюкзак, мы разлили по кружкам душистый чай с брусничным листом и подкинули пару сухих веток в костер. Подвинулись ближе к огню. Спать совсем не хотелось. Душу переполняла радость от предстоящей охоты, от найденного тока, от уверенно шагающей весны и от соседства с таким замечательным человеком, охотником и рассказчиком, каким был мой дядя Витя. В такие минуты кажется, что все по плечу: рекордные трофеи, дальние охотничьи путешествия, встречи с людьми — словом, вся бесконечно длинная жизнь впереди.

Неторопливый разговор наш крутился вокруг предстоящей весенней охоты. Дядя Витя рассказывал о токах, случаях из жизни и многочисленных курьезах, произошедших с ним за долгую охотничью жизнь. При этом он изменял голос, энергично жестикулировал, что придавало его рассказам особую живость.

Неожиданно дядя Витя замолчал, глубоко вздохнул и проговорил задумчиво:

— А знаешь, ведь наша сегодняшняя экспедиция напомнила мне об одном случае, который со мной произошел много-много лет назад. Тоже на весеннем току.

— Расскажите! — попросил я, занимая более удобную позицию на поваленном стволе дерева.

И вот его рассказ.

— Охота та состоялась лет сорок назад. Да не охота — настоящее приключение! В тот день мы вначале поездом, затем на подводе добрались до забытого Богом местечка, что в самом конце Московской области. Места были для нас новые, но по полученной от старого охотника легенде мы должны были безошибочно выйти к току. Да что нам, молодым! «Кукушка», лязгнув вагончиками, попыхивая дымом, оставила нас на развалившемся полустанке, и мы, закинув рюкзаки за спину, направились по тропе к виднеющемуся лесу. День клонился к вечеру. Через пару часов ходьбы мы вышли на старую просеку, за которой нас, судя по легенде, дожидался отличный глухариный ток. Заброшенная просека сталинских строек — узкоколейный железнодорожный путь, по которому в вагонетках вывозили торф.

Определив место тока и направление подхода, мы встали за просекой. Наступила полночь. Наспех перекусили у маленького костерка и решили немного передохнуть. Друг мой начал поклевывать носом. Луна, поднявшись над деревьями, ярко освещала просеку, зарастающую молодой порослью. Костер наш догорал, играли пурпурно-желтым светом угли. Глухо заухал филин. Вдруг — что это?! По ту сторону просеки, из леса, раздался лошадиный всхрап и гулкий топот копыт. «Как по утоптанной грунтовке бежит! — пронеслось у меня в голове. — Может, там дорога проходит? Ее еще большаком называли».

— Смотри-ка, лошадь, — задумчиво проговорил товарищ, приоткрыв глаза. — И откуда она взялась здесь посреди ночи?

Мы прислушались. Звонкий перестук копыт приближался к просеке из глубины леса. Мы вышли на край, осматривая залитую лунным светом открытую местность.

Отчетливо было слышно, как невидимая лошадь пересекла просеку и остановилась, громко всхрапывая, под затененными деревьями, уже на нашей половине леса. Наше дыхание затруднилось. Что за чертовщина? Как она, невидимая, смогла призраком пересечь открытое место? Мы обратились в слух. Лошадь, громко фыркая, топталась на месте.

В этом месте дядя Витя замолчал, не торопясь поворошил в костре, отчего снова ярко вспыхнул потревоженный хворост. Такая пауза еще больше заинтриговала меня. Увлеченный воспоминаниями старого охотника, я напрочь забыл про чай в кружке.

— А дальше что? Лошадь вы увидели? — поторопил я его, отчетливо представляя себе и тот лес, и те чувства, что испытывали охотники.

— Оцепенев, обострившимся слухом стал я прислушиваться к мистической лошади, с фырканьем топтавшейся на одном месте, — продолжал дядя Витя. — И тут мы услышали — нет, скорее почувствовали, — что расстояние между нами стало быстро сокращаться. Беспричинный ужас охватил нас (а мы были не робкого десятка, друг мой — фронтовик). Вскочив одновременно, мы прямо по вещам, через догорающий костер, бросились по едва приметной тропке к станции. По пятам нас преследовал громкий, леденящий душу, лошадиный всхрап, сопровождаемый ритмичным перестуком копыт. Задыхаясь, мы неслись через заросли к свету, к жизни, испытывая первобытное чувство самосохранения. Топот между тем быстро приближался. Спиной я уже чувствовал ЕГО горячее дыхание. Оглянись — и ОНО проглотит тебя. Тогда я понял, что такое «бежать без оглядки». Сердце готово было выпрыгнуть из груди, воздуха не хватало, и он со свистом вырывался из работающей, как кузнечные меха, груди. Ужас леденил кровь, сковывал тело.

Неожиданно впереди засветилась тусклая лампочка полустанка. Это придало сил, которых не осталось. Позади, почти над нами, нависала вязкая черная дыра ада, готовая накрыть нас холодным, липким саваном. Я бросил мимолетный взгляд через плечо. И знаешь, что я увидел? Ничего! Большую черную пустоту чернее самой темной ночи. Ага! Тут донесся едва слышный крик петуха, и в тот же миг все преследующие нас звуки резко оборвались. Мы оказались одни в полной тишине на забытом Богом полустанке без названия. Вдалеке стрекотнула разбуженная сорока, выдал пулеметную очередь дятел. Мы молча стояли, приходя в себя, и никак не могли отдышаться, с ужасом всматриваясь в черную полосу леса на фоне проступающей зари. Что скрывал этот лес и хранил в своих тайнах? Что мы потревожили? Какую границу запретного перешагнули? В наступившей вновь тишине уже ничто не нарушало спокойствия весеннего леса, готовящегося к утреннему пробуждению.

Мы дождались первого поезда и вернулись домой. Вещи так и остались в том загадочном лесу. Друг мой после того случая сильно занемог психически и слег в горячке. С охотой простился и через пару лет сгинул совсем. Я пытался разыскать то место, забрать ружья и вещи, но все безуспешно. А расспросы местных ни к чему не привели. С годами желание вернуться туда за ружьем поутихло, а история эта погрузилась в закрома памяти. Вот только сегодня вдруг вспомнил про ту охоту — навеяло что-то.

Под впечатлением от рассказа я молча смотрел на угли догорающего костра. Да, рассказ заворожил меня и что-то шевельнулось в памяти прошлого.

— Слушайте, у меня же был похожий страшный случай! На охоте! И он тоже связан с мистической лошадью! Вы только послушайте!

— Ты вот что! Гаси костер, пора к току выдвигаться, светать начинает, — заливая остатками воды из чайника костер, сказал дядя Витя...