Впервые на медведя

Вечером, разместившись в доме егеря, мы выехали на вездеходе в лес. К груди я плотно прижимал кофр с «Манлихером» 30-06 и ночным прицелом. Основательно заполненный рассказами опытных охотников и информацией из бездонного Интернета об охоте на медведя, я был готов к своей первой охоте. Если зверь не выйдет в первый день, у меня в запасе были еще две ночи, которые я мог посвятить охоте.

В глухом лесу на краю потоптанного овсяного поля егерь остановил машину и высадил меня у засидки. Она представляла собой основательно порубленный ольховый куст, в котором была устроена удобная скамейка, упор для ног, перекладина для карабина и спинка — все это позволяло скоротать долгое ожидание зверя с определенным комфортом. Егерь назвал такую засидку «стулом». Лавка располагалась на высоте всего полутора метров. От такой моей «доступности» становилось жутковато.

Егерь показал места выхода медведя из леса, дал последние напутствия и сообщил о часе, когда он меня заберет. Пожелав удачи, он забрался в вездеход, зарычал мотор, и техника с лязгом скрылась в сумеречной лесной чаще.

Быстро темнело. Сидя на лавке, я зарядил карабин и проверил ночник. На срезанный сучок повесил рюкзак, пару раз вскинул «Манлихер» и приготовился к долгому ожиданию. Шум от машины вскоре стих, и наступила полная тишина. Несмотря на теплую погоду, комары и мошки не причиняли никакого беспокойства.

Я стал настороженно прислушиваться и всматриваться в чернеющие провалы под деревьями. Разные мысли полезли в голову. Любое дикое животное в полной темноте может незаметно подкрасться к охотнику, и он ничего не увидит и не услышит. Вскоре из-за деревьев выплыла убывающая луна и повисла над ними, осветив тусклым безжизненным желтым светом лес и часть поля, на краю которого я сидел. Ствол моего «Манлихера» смотрел в тот угол леса, откуда, по словам егеря, мог выйти медведь. В напряженном ожидании прошло несколько часов, и, когда луна уже готова была скрыться за лесом, я услышал натужный звук мотора и увидел всполохи света от фар машины. Егерь ехал за мной. Моя засада оказалась пустой. Зверь не вышел.

На следующий день мы объехали другие лесные поля, засеянные овсом. Необходимо было определить по свежести следа, куда регулярно выходит медведь. Вскоре егерь определился с местом охоты. Туда он и привез меня в тот вечер.

Здесь у кромки леса стояла трехметровая вышка, обращенная стрелковыми окнами к полю, уходящему под небольшим углом вниз, к лощине, по дну которой протекал небольшой стремительный ручей. По шатким ступеням, покрытым лишайником, я забрался наверх. Вдоль глухой стены, обращенной к лесу, стояла жесткая лавка. Оконные и дверной проемы ничем не были прикрыты. Я решил сесть пораньше — косолапый мог выйти, как говорится, «по светлому». Вечер ожидался таким же теплым, как и предыдущий, поэтому я оделся легко. Но погода в этот день преподнесла неожиданный сюрприз.

Когда солнце постепенно опустилось за темнеющий за полем лес, из низины между деревьями медленно выступили клубы плотного белого тумана. День медленно угасал, и молочная пелена незаметно подкрадывалась ко мне через засыпающее поле. Туман стелился низко. Я, сидя на вышке, оказывался над ним. С высоты, как с корабельной мачты, я наблюдал, как он постепенно заполняет все уголки неровного поля. С приходом тумана резко похолодало, и мне пришлось извлекать из рюкзака теплый свитер.

Время шло. Неожиданно в напряженной тишине со стороны леса громко хрустнула ветка. Я не мог определить причину шума. Может быть, мне вообще все послышалось после долгого ожидания. И тут же началась какая-то тихая возня — на поле явно кто-то пробирался из леса. Рука непроизвольно потянулась к карабину, стоявшему в углу вышки. Я одернул руку. Когда зверь выходит на открытое место, он особо осторожен и ловит малейший посторонний звук. Сейчас лучше замереть и дождаться, когда он осмотрится, убедится, что опасности нет, и выйдет на поле. Вот тогда можно будет тихо поднять карабин, навести светящуюся мушку ночного прицела на убойное место и спустить курок.

К хрусту веток добавилось громкое сопение, всхрапы, похожие на кашель, и жуткое ворчание, от которого у меня мороз пробежал по коже и волосы зашевелились на затылке. Я замер, весь обратившись в слух. Между тем звуки приближались. Кто это может быть? Неужели косолапый двигается с таким шумом?

Вот звуки приблизились к самой вышке. Еще секунда, и я смогу его увидеть через стрелковое окно. Тут вышка резко вздрогнула и зашаталась. Я едва успел подхватить падающий карабин. Выглянул наружу. Белая марь плотно закрывала основание вышки. Снизу некто невидимый в тумане продолжал трясли вышку, которая при этом громко трещала. От нее что-то оторвалось и с шумом упало в траву. Вышка подломилась и стала плавно крениться на бок. С ужасом я подумал, что через мгновение рухну вниз, прямо в зубы раненому, обезумевшему от боли огромному зверю. Я не сомневался, что это, конечно же, медведь. Непослушными пальцами попытался переключить предохранитель «Манлихера». Заклинило! И тут снизу раздалась человеческая речь: «Эй, вышка, блин! Охотник! Ты живой там, твою мать? Выпить есть? Дай выпить, Москва! Трубы горят».

Я резко открыл глаза. Сердце гулко и учащенно стучало в груди. Вокруг стояла полная тишина. Оказывается, я задремал, а в это время мне приснилась такая несусветная чушь. Я посмотрел на часы. Прошло лишь несколько минут. Туман по-прежнему скрывал округу плотным белым покрывалом.

Вдруг почти под вышкой кто-то сильно втянул носом воздух. Я замер, прислушиваясь и боясь случайно скрипнуть доской. Через пару минут едва слышное посапывание переместилось мимо вышки на поле. Зашуршал перезревший овес. Только слух позволял отслеживать движение зверя. Вот он явно приступил к трапезе метрах в пятнадцати левее вышки. По характерным звукам я понял, что это не кабан, — он совсем по-другому жируют на овсах. Передо мной на поле был именно тот, на кого я и приехал поохотиться, — косолапый. Страха не было. Мозг четко анализировал ситуацию. Я какое-то время, затаив дыхание, вслушивался, как медведь обсасывает колосья. При этом он медленно перемещался по полю вперед. Пора! Я протянул руку к карабину. Нащупал его в темноте. Снял крышку с ночника и включил его, переместил предохранитель в боевое положение и подался вперед. Проделал все это очень тихо — медведь на поле продолжал кормиться. Теперь оставалось лишь обнаружить зверя, прицелиться в убойное место и произвести выстрел.

Туман плотно скрывал все, что происходило на поле. В нем, как в молоке, все бесследно растворялось. Я припал к окуляру прицела. Чернота. Включил инфракрасную подсветку. То, что я увидел, напомнило мне работающий телевизор с неподключенной антенной. «Снег», только зеленого цвета, занимал весь объем окуляра. Я стал перемещать карабин, надеясь подсветкой «пробить» белую марь подо мной. Все было напрасно. Медведя я не видел. Смещая ствол, я, наверное, за что-то зацепился или достаточно громко выдохнул, но все звуки на поле разом смолкли. Наступила ватная тишина. Может быть, он меня причуял? Но еще в Москве я купил американский специальный спрей, нейтрализующий посторонние запахи, и перед вышкой обильно себя им опрыскал. Зверь покинул поле. Ушел, растворясь в ночном туманном лесу, так же бесшумно, как и появился сегодня на кромке поля. Удивительно, как такой крупный и с виду неповоротливый зверь перемешается совершенно бесшумно.

Примерно через час раздалось тарахтенье вездехода. Приближаясь к вышке, машина причудливыми всполохами выхватывала из густого тумана примятый овес. Я спустился вниз и рассказал егерю о свой неудаче. Вооружившись мощными фонарями, мы осмотрели поле и кромку леса, откуда выходил «хозяин тайги». На влажной земле четко отпечатались следы ночного гостя, равные двум длинам моего швейцарского ножа. Нежданный туман, увы, свел мою охоту к нулю. Но впереди будут новые охоты на осторожного и умного зверя, и тогда — я в это верю — мне обязательно повезет.