Трое в лодках... (окончание)

Рано утром Малышевы ушли в лес, оставив мне Нильса и кучу поручений по хозяйству. Я бы еще с удовольствием повалялся полчасика в палатке, но филонить времени не было. К середине дня на берегу уже стояла туристская баня, были готовы удобные мостки на крепко вбитых в дно реки сосновых кольях и основательно пополнен запас дров.

Постройка бани была предусмотрена еще перед отъездом, и я, чтобы не заморачиваться сооружением деревянного каркаса, взял с собой дуги и тент от кемпинговой палатки, а также двенадцать квадратных метров пленки. Банька, накрытая двойным слоем пленки и тента, получилась компактной и теплой, жаль только, что в этой местности камней было днем с огнем не сыскать. Пришлось обойтись неглубокой ямкой с уложенными в нее дровами и листом железа на опорах с поставленным на него ведром — заодно вода нагреется, пока огонь под ним прогорает.

И только я взялся за приготовление обеда-ужина, как в лесу слева от лагеря послышались крадущиеся шаги. Добряк Нильс безмятежно дрых под столом и залаял только, когда я уже увидел силуэт выходящего из леса человека. На нашей полянке нарисовался классический типаж в грязной драной телогрейке, с маленькой черной собачкой, которая, увидев долговязого Нильса, тут же юркнула обратно в лес и время от времени визгливо полаивала оттуда.

— Иван, — представился мужичок.

Его визит объяснился непреодолимым любопытством: по округе прошел слух о трех безбашенных мужиках, ушедших на моторных лодках из Пустынских озер в Сережу. Проверявший свои заколы Ваня обнаружил следы нашей первой ночевки и решил проверить, сумели ли мы дойти до вагончика или сгинули в лугах. На мой вопрос о том, когда он и его коллеги перестанут губить заколами реку, он флегматично сослался на отсутствие в селе работы и других источников пропитания.

Я все свое детство провел в деревнях, куда меня на каникулы отсылали родители, и сейчас имею дом в одной из керженских деревень, и меня невозможно убедить в том, что трудолюбивый и рукастый деревенский мужик не найдет, как обеспечить себя нормальной едой и какими-никакими деньгами. Но строить заколы проще. Что бы ни делать, лишь бы не работать.

Не видя перспектив этой дискуссии, я угостил его стопочкой водки, и Ваня с собачкой растворились в лесу... Около семнадцати часов прибежала Айна, а вскоре появились и Володя с Сергеем, который с гордостью достал из рюкзака рябчика. О! Имеется почин! За ужином я с удовольствием выслушал эмоциональный рассказ Сереги о том, как он долго и проникновенно переговаривался с рябчиками, как ему удалось подманить поочередно трех, но по двум он умудрился в азарте промазать, а третьего взял с ветки прямо у себя над головой.

Что ж, охота уже удалась, дело ведь не в количестве. Завтра наша с Володей очередь искать охотничью птицу-удачу. А пока поочередно истопили баньку и с огромным удовольствием помылись. Кто мылся осенним вечером в туристской бане на берегу остывшей лесной речки, тот поймет меня без слов…

Утро пятого дня было холодным, туманным, безветренным и завораживающе красивым. В шутку посетовав, что Серега всегда остается на базе, когда уже все дела переделаны, мы с Володей ушли искать рябчиков. Пересекли песчаную дорогу и сразу углубились в лес. Пройдя несколько сотен шагов по относительно ровному бору, мы вошли в мир холмов и низин. Какая же здесь пересеченная местность! Ходить по такому рельефу было увлекательно, но нелегко.

Наконец, дошли до естественной границы, где массив соснового бора разбавляется елью, березой, а местами и мрачным чернолесьем. Перспективных с точки зрения обитания рябчика мест стало много больше.

В одном понравившемся месте просидели минут двадцать пять, насвистывая манком, и не услышали ни одного отзыва. Только очередная стайка синичек прилетела на наш свист и пропорхала по вершинам деревьев. В какое-то мгновение мне показалось, что одна синичка уж очень велика. Мы встали и пошли, и через несколько шагов я вдруг боковым зрением увидел слева под кустом какую-то возню — рябчик, не издав ни звука, слетел с вершин деревьев, низом подобрался к месту, с которого исходил призывный писк, и теперь то ли по глупости, то ли еще почему, задиристо заерзал и затрепыхал крыльями но без характерного гневного щебетания.

Если можно кричать шепотом, то именно это я и сделал: «Не шевелись!!!»

Он замер в полушаге, а я не особо спеша прицелился и выстрелил. Уже через несколько секунд мы разглядывали добычу.

— Ну, с полем тебя! — поздравил Володя, —ты ведь раньше рябчиков с манком не стрелял?

— Нет, не стрелял, спасибо!

Через полчаса ситуация повторилась почти в точности, с той лишь разницей, что теперь подлета рябчика не заметил я. Мы также долго и безрезультатно поработали манком, также двинулись дальше, и Константиныч вдруг резко опустился на одно колено, прицелился. Грохнул Володин полуавтомат, и в шагах двадцати перед нами из веток молодой сосенки выпал рябчик. 

— Что ж, и тебя с полем! — поздравил друга, будучи сам даже более довольным, чем он. Люблю, когда нам всем вместе везет на охоте.

— Вот это дело! — сказал он с удовлетворением. — Два выстрела — две дичины. Еще бы третьего добыть, чтоб ужин был шикарный.

И как будто сглазил. Мы исходили еще много километров, но рябчики как сквозь землю провалились. Только подняли одного здоровенного глухаря, взлетевшего с гребня холма метров за сто пятьдесят от нас и скрывшегося в чаще.

Сделав круг по лесу, вновь пересекли дорогу в обратном направлении и присели на поваленную сосну перекусить. Пока отдыхали, решили проникнуть в пойму реки, которую проходили на лодках во второй день. Очень хотелось проверить, нет ли там потаенных, укрытых осокой и тростником озерков и болотцев, а в них нет ли часом кряковой утки или хотя бы лысух или чирков.

Тем временем стало прохладнее. Даже в летних камуфляжных куртках ощущалась перемена погоды. Мы встали с сосны и начали подниматься по довольно крутому склону холма. С вершины открылся вид на большую котловину, густо заросшую березовой частелью, молодым сосняком и ельником. Решили пересечь ее напрямик. И вскоре слева от меня метрах в десяти откуда-то снизу как ракета взлетел вальдшнеп. Нас разделяла густая стена молодых сосенок, сквозь которую я, разумеется, промазал.

А Володя, шедший далеко сзади, стрелял на предельную дистанцию и в створ между деревьями и тоже мимо. Ну, это не обидные промахи!..

Миновали котловину, и лес постепенно начал заметно меняться. Вокруг по-прежнему стояли сосны вперемешку с елями, но свод леса стал густым и темным. Очень скоро обнаружили старую кабанью тропу, ведущую, без сомнения, к реке, и удобства ради пошли по ней.

В особо привлекательном месте посвистели, но рябчики не отзывались. Осмотрев огромное чесальное дерево, ствол и корни которого были отполированы кабаньими шкурами, а почва вокруг корней вытоптана догола, и не увидев ни одного, даже старого следа («Выбили, наверное, давно этих хрюшек», — заметил Володя), прошли еще сотню метров в глубь поймы и влезли в такие дебри, что лезть в них под вечер представлялось авантюрой. Зато стал совершенно ясен характер местности.

Небо тем временем затянулось полностью, завершив мрачную гармонию Берендеева царства. Пора было возвращаться на базу.
Достав навигатор, я с удивлением обнаружил, что от нас до палаток по прямой всего порядка четырехсот пятидесяти метров. И вот в желтеющей листве появились зеленое пятно нашего тента и купол бани, а потом и Сережа, услышавший наши шаги, вышел на край поляны.

— Стой, стрелять буду! — раздался его смеющийся голос.
— Стою!
— Стреляю!

Просмеявшись, рассмотрели добычу.

— О-о, классно, молодцы! — одобрил Серега. — А чего третьего не взяли?
— Лимит закончился, — сказал Констан­тиныч, — тишина в лесу.

После этого мы наговорили Сереге кучу комплиментов за то, что он, оказывается, вытащил на берег и дочиста отмыл и высушил обе лодки — колоссальный труд! Вынутые из лодок пайолы и скамьи также сверкали чистотой и сушились в сторонке.

Напиленные мной накануне дрова были переколоты и сложены в аккуратные стопки, а из котелка тянуло ароматнейшим варевом. Великолепная все-таки у нас компания!

Рябчики, запеченные в фольге с колечками лука, майонезом и приправой, были вкусны до головокружения. А если принять во внимание, что на столе еще были соленые огурчики производства моей дочери и настоянная на лимонных корочках холодная водочка, то можно представить, какими возгласами и междометиями сопровождалось вечернее застолье.

Еще трое суток мы с удовольствием прожили в нашем комфортабельном лесном лагере и, пользуясь сухой погодой, поочередно совершали многочасовые, но бесплодные рейды по окрестностям. Рябчики, хотя и изредка попискивали, но на близкий контакт не шли, уток мы не увидели, а вальдшнепы так нам и не дались; наверное, госпожа удача решила, что годовую норму этих куликов мы выбрали на весенней тяге.

Для охоты на осенних высыпках их было мало, может быть, рано, во всяком случае, Нильс ни одного не поднял, но редкие экземпляры все же попадались и подпускали близко. Были они, как и полагается осенью, ленивые к подъему на крыло и сидели крепко...

В этот день мы позднее обычного возвращались в лагерь, были изрядно уставшие и шли к дому по прямой, вяло спускаясь и карабкаясь по склонам холмов. Подивившись, пофотографировались на краю огромной карстовой воронки, очень глубокой, старой, поросшей до самого дна зеленым мохом.

Примерно через километр из березово-еловой рощицы раздался голос рябчика, которого мы даже и не думали манить, а просто шли мимо. Мы с восторгом переглянулись: неужели под конец повезет?! Но сделали ошибку, оставшись на краю рощи, — рябчик долго пересвистывался с нами, но вылетать из его глубины, конечно, не захотел. Мне вдруг почудились какие-то странные, искусственные нотки в его голосе, он начал в точности повторять звуки, извлекаемые из манка Серегой.

— Сереж, это чей-то манок, по-моему! — озадаченно прошептал я.
— Ты думаешь? Бати здесь быть не может. Мы что, с каким-то другим охотником перекликаемся?!
— По-моему, да! И хорошо, если он вменяемый и не имеет привычки палить на звук по неопознанной цели!

Наши сомнения развеял второй рябчик, появившийся левее. Мы долго пересвистывались втроем, а потом пернатые, видимо, договорившись между собой, удалились, и их голоса пропали. Облом…

В день отъезда мы позволили себе выспаться и еще немного полежать в палатках. Я вылез наружу в начале одиннадцатого и без восторга взглянул на низкое серое небо. Было не то чтобы холодно, но промозгло и на грани дождя. Однако палатки и спальники мы просушили, а лодки были упакованы еще вчера. В пятнадцать часов в Бочиху должна была прийти высланная Романом «буханка», а встречать ее должен был я.

Собрался, сунул в карман на всякий случай дождевик и около часа дня пошел.

— Ты ружье-то зачем взял? — ухмыльнулся Володя.
— Все самое «лучшее» в жизни происходит неожиданно!..

К месту встречи прибыл задолго до назначенного времени и посидел в лесочке, маня рябчиков, чтобы чем-то себя занять. Не услышав в ответ ни звука, пошел дальше в сторону деревни, и тут охотничья судьба подарила мне последний в этом походе шанс добыть дичь. Повинуясь смутному предчувствию, я свернул с дороги в сторону березовой рощи и растущих перед нею сосенок, начал было снимать ружье с плеча и тут же в нескольких метрах слева от меня из-под деревьев заполошно взлетел крупный вальдшнеп. Ничто не мешало верному выстрелу, кроме одного обстоятельства — ружье еще висело на плече!

Сбросил, нащупывая в полете предохранитель, и пальнул навскидку в угон, но кулик при этом резко вильнул влево… Н-да, местное поголовье вальдшнепов не пострадало от встречи с нами… Ладно, утешимся тем, что и в день отъезда я не остался без выстрела, все-таки есть здесь дичь, есть. И тетеревов на опушках вблизи бочихинских полей наверняка найти можно, только мы не искали.

Посеял мельчайший противный дождь. Почувствовав, что реально замерзаю, зашел в рощицу, развел крохотный костерок и долго сидел, наслаждаясь идущим от него теплом, дымком, шуршанием дождя и запахами мокрого леса.

«Буханка» сильно опоздала, так как водитель с сопровождавшим его Роминым приятелем без навигатора запутались в паутине грунтовых лесных дорог. Бочиха оказалась длиннющей большой деревней с десятками домов, в парочке из которых я заметил даже пластиковые окна. Ничего себе, а нам с Сергеем она показалась с краю маленькой, едва живой деревенькой! Однако удалось погрузиться и выбраться на асфальт до полной темноты и даже подергать тросом засевших в приозерной низине на другой «буханке» грибников.

Я прекрасно знал, что Малышевы сюда уже больше не поедут, но уезжал с ощущением, что не прощаюсь. Любовь к этой странной, многоликой реке, к которой я проникся еще на туристских сплавах, возможно, пригонит меня сюда или весной, или в выходные дни — посидеть у костра, послушать шорох ветра в соснах, погонять на моторке, а то и тетеревов поискать. Не просто же так я забыл свои весла в вагончике...