Счастливый прапор

И дело не столько в опыте, который приобретался им c семилетнего возраста, и не в умении бесшумно ходить даже по хрустящему насту, и не в лаечке Насте от опытного рабочего кобеля Туза, а в нечеловеческом (рука не подымается написать «зверином») чутье на копытных и в необъяснимой удаче.
— Серега, помощь нужна, — заехал домой к Счастливому прапору один из бригадиров. — Удача отвернулась и ушла в другую сторону: восемь загонов за два месяца и все пустые, жены ворчат, денег даже на бензин не дают. Нет, говорят, дома ни мужиков, ни мяса, ни денег!

— Поехали! — Сергей стал собираться.
— Тариф не поменял? — рассмеялся довольный бригадир.
— Нет, — хмуро буркнул себе под нос прапор.
— Вот только, — бригадир потупил взгляд, — мы вдвоем будем. Бригада говорит, лосей в нашем обходе сейчас нет.
— Втроем! — голос прапора стал еще жестче. — Настя одна всех твоих оболтусов стоит. А насчет лосей мне самому нужно глянуть.
— Извини, друг! — бригадир понял, что сорвал планы прапора на утро, но, видимо, тариф ему сейчас не помешал бы, поэтому он и согласился.
 

Трио оседлало бригадирский уазик, Прапор указывал, куда ехать. Он знал повадки зверя в угодьях лучше, чем бригадир, за охотколлективом которого они были закреплены. Мороз стоял крепкий, зверь активно перемещался в поисках корма, а густой молодой сочный ивняк в изобилии произрастал в пожнях Черной речки, названной так за темные торфяные воды.
— Стой! — крикнул Сергей.
Он вылез, пощупал свежие лосиные следы, склонил к ним голову и по-собачьи обнюхал.
— Бык, корова и телок. Тебе кого? — улыбнулся прапор.
— Быка, конечно! — соблазн взять всех был велик, но бригадир знал, что прапор строг в этом вопросе, так как разрешение было одно, и не стал об этом даже заикаться.
Видя, как Настя пошла по следу, а прапор, набросив карабин на плечо, бесшумно «поплыл» на лыжах вслед за ней, бригадир крикнул:
— А мне что делать?.
— Стой здесь, «козла» охраняй. Услышишь выстрел — приходи!
 

Указания прапора всегда выполнялись безоговорочно, это было главное условие совместной охоты с ним. Бригадир поднял воротник овчинного тулупа и втянулся поглубже в ушанку.
 

Прапор бесшумно шел по следу, стараясь не отставать от Насти. Она не повернула в сторону пожни, как изначально предполагал Сергей, а уверенно шла к вырубу. Через три минуты оттуда донесся ее громкий, грубый, с хрипотцой лай. Прапор уверенно и бесшумно, без суеты, выехал на край выруба с подветренной стороны, спокойно поднял ствол и выстрелил. Лось упал замертво. Ни одного лишнего движения — ни у прапора, ни у сохатого. Корова и телок таращились на Серегу «во все глаза», еще не понимая, что произошло.
— Шагом марш отседа! — громко и властно скомандовал прапор.
Корова отпрыгнула и бросилась наутек в лес. Телок помчался за ней. Настя виляла хвостом и лаяла им вслед, но догонять не побежала, понимая, что на сегодня охота закончена. Счастливый прапор достал нож с гравировкой «Боевому прапорщику от боевого генерала за мужество и героизм» — подарок командира разведроты — и спустил кровь лося.
— Ну не зря народ про тебя легенды складывает! — радостно говорил прибежавший через полчаса с топором и мешками взмыленный бригадир. — Вот только подкрепления не будет: кто уехал в город, кто лыко не вяжет уже с утра…
— Да я на твоих подмастерьев и не рассчитывал, — спокойно сказал Сергей. — Их пай оставишь здесь и обозначишь координаты. Пусть сами забирают, если успеют на свежак раньше волков.
— К вечеру соберу подмогу, вывезем! — бригадир, не скрывая, радовался удаче и принял слова Сереги за шутку. Его блинообразное лицо, будто обильно смазанное сливочным маслом, своим сиянием затмевало яркое рыжее солнце.
— Дело твое! Переворачиваем! Раздвигай ноги! — и прапор технично начал привычное для него дело.
 

Через два часа добыча превратилась в шесть мешков «мяса на кости» и в особый, специально сшитый, огромный, необъятный седьмой мешок, в который были сложены шкура и кишки. Это и был тариф прапора, который предназначался для привады на волков, с которыми у него был особый счет. Три года назад волки ночью вытащили из будок и загрызли двух его русских гончих. Сергей никогда не называл их собаками, с особой теплотой говорил, что это члены его семьи и ласково звал их по именам — Соколица и Вьюга. С той поры он забросил заячью охоту, завел лаечку, которую назвал Настенькой в честь супруги, оборудовал ей местечко в сенях для ночевки и посвятил себя охоте на волков…
Прапор влез в лыжи, взвалил богатырскую ношу на свои широкие мускулистые плечи и размеренно пошел в сторону бригадирского уазика, проминая снег до самой земли. За ним, едва успевая, сытая и довольная, тащила огромное брюхо, набитое свежей лосятинкой, Настя. Замыкал шествие, сильно отставая, бригадир, волоча по лыжне мешок с наиболее ценными деликатесами: вырезкой, окороками и другими срезами. Его блин потускнел, по-крылся потом и потерял прежний лоск...

Добыча волков, помимо морального удовлетворения потребности в мести, приносила прапору и материальную компенсацию за по-траченные на охоту средства: начальник охоткомитета исправно перечислял Сергею по четыре с половиной тысячи за волчицу и по три — за волка. В текущем сезоне прапор добыл одну волчицу и двух волков, в прошлом — семь особей обоих полов. В год трагедии — двух: матерую волчицу, шедшую по деревне к соседской дворняге, и молодого волка на приваде — павшей корове, которую любезно предоставил счастливый хозяин спасенной дворняги.

Прапор обновил приваду и через сутки заступил на дежурство: оседлал лабаз в лунно-звездную февральскую ночь.