Селезень далеких лет

Заряжать патроны я научился раньше, чем читать и писать. Не мигая, наблюдал за каждым движением батяни, когда он готовился к охоте и, разложив все свои принадлежности, бережно заряжал латунные блестящие гильзы 16-го калибра. Уже тогда я знал, что такое барклай, капсюль, пыж.

Ружье у отца было стареньким, с раздутым правым стволом, и после охоты некоторые патроны приходилось прогонять через калибровочное кольцо, чтобы они легко влезали в патронник, и желательно сделать это одним ударом молотка, дабы не было «гармошки».

Порох он насыпал очень осторожно и бережно.

Не так просто было раздобыть бездымный порох в то время, у спекулянтов банка стоила не менее 25 рублей — что являлось огромными деньгами для многих людей.

Иногда я помогал отцу, сминая и накручивая полтора листа журнала «Коммунист вооруженных сил», неизвестно откуда появившийся в нашем доме, а отец вставлял этот шарик в патрон, между порохом и дробью.

Запах стреляной гильзы был самым желанным на свете, он приводил меня в восторг, затрагивая какие-то невидимые струнки.

Охота кормила многие семьи, не так просто было выживать на зарплаты тех времен. Отец работал всю неделю, после неделю отдыхал и охотился.

В удачные охотничьи дни дергали перья все, дружно рассаживаясь в большом коридоре-прихожке, поэтому названия уток и гусей я так же знал еще до школы. Сдирать перья со шкурой было не принято.

После обработки дичь шмалилась на газовой плите, разнося запах по всему дому. Этот запах навсегда остался запахом из моего детства. Кроме традиционных видов, редко, но попадались колпицы, каравайки.

Разглядывать бронзовые головы селезней, замысловатые оперения шилохвости было моим любимым занятием.

Время шло, я подрос, но ружье мне батя все же брать самостоятельно не разрешал, хотя я уже с успехом бы сдал охотминимум.

Читайте материал "Утиная охота должна оставаться доступной"

В один из зимних вечеров я стал уговаривать маму разрешить мне сходить на вечернюю зорьку.

«Да ты что! Отец нам обоим задаст!» — пришла в ужас мама. «Ну я только два патрона возьму, быстро стрельну и вернусь» — не унимался я. И победил, с условием, что ненадолго.

До берега моря было десять минут ходьбы, и я направился к ручью, который зеркальной гладью, глубиной уткам по колено, разливался на десятки метров, попадая в море — идеальное место для прилета кряквы на кормежку.

Ветра не было совсем, свинцовые темные тучи зловеще нависали над самой головой. При температуре чуть более нуля снег слоем не более трех сантиметров демаскировал меня, превращая в грязное темное пятно каждый мой след.

Но меня это не смущало, я знал повадки уток, в сумерках они очень беспечны. Внимание мое привлек вальдшнеп, присевший к краю воды недалеко от меня. Ах как хотелось подержать его в руках!

Батя не одобрял трату патронов на мелочевку. Но я не удержался, выстрелил. Вальдшнеп затрепыхался, и вот я уже бережно разглаживаю его рябые перья, в очередной раз млея от расцветки.

Жаканье матерого (так мы называли крякашей) заставило вздрогнуть. Так и есть, со стороны моря на бреющем полете приближался селезень. Я присел и перестал дышать. Крякаш осторожно начал меня облетать, будто специально подставляя свой бок.

Как учил меня отец — если близко, целься в клюв, не промахнешься. Ведя мушку на уровне кончика клюва, я нажал на курок. Тик! Боек нежно лишь коснулся капсюля. Предательская осечка!

Как же так, ведь я уже представлял, как достаю из вещмешка и показываю маме зеленоголового красавца.

Читайте материал "За уткой во всеоружии"

Селезень дает мне еще один шанс и вновь плавно делает вираж недалеко от меня, видны даже завитушки над хвостом, оранжевые лапки… Тик! Такая досада, обида, злость — все перемешалось во мне!

«Мой» крякаш, сделав очередной круг, удалился в темнеющую сторону моря. И вдруг, со стороны лодочного причала, появился охотник, которого я узнал, это был отец моего одноклассника и друга — дядя Андрей.

Я пошел ему навстречу и быстро объяснил ситуацию, попросив один патрон в долг. Но он развел руками, мол, расстрелял все патроны, и, поправив набитый дичью вещмешок, двинулся в сторону дома. С приветственным «жжжак» вернулся мой подопечный и, вновь делая вокруг меня круг почета, позволил тикнуть испорченным патроном.

Но тут раздался выстрел, и селезень тряпкой свалился возле дяди Андрея. Тот поднял крякаша, не спеша уложил его в вещмешок и спокойно продолжил свой путь, даже не взглянув в мою сторону. Как же я его ненавидел! Как подло! Слезы душили юного охотника… Это же мой крякаш!

Прошло много лет. Уже имея своих сыновей и славное Benelli Rafaello, я вновь оказался в родных местах. Охота была в самом разгаре. Удачно выбранное место, качественные чучела, прекрасный лет разнообразных уток — все это доставляло удовольствие.

Утки налетали стаями и одиночками — хохлуны (красноносый нырок), краснобаши (красноголовый нырок), шилохвости, чирки, хохлатая чернеть, ангутки (огари), хархули (пеганки). Внимание привлек одиноко летящий гусь ближе к камышам, ветром его все больше прижимало к воде, но вот он подломился и с креном скорее упал, чем приземлился на воду.

Запоздало донеслись и звуки выстрелов. Меня всегда удивляло это явление, где воочию можно убедиться в запоздалой скорости звука. Тотчас от камышей отделилась фигура и направилась к трофею, но гусь сдаваться не собирался и, помогая себе крыльями, двигался в мою сторону.

Несколько торопливых дуплетов пытались его остановить, но все было напрасно. Очевидно, глубина на позволила охотнику продолжать преследование, хотя он и был в высоком комбинезоне, он повернул в сторону дамбы, так ему было ближе до берега, и вскоре скрылся из виду.

Читайте материал "Охотникам придется платить государству за массовые виды дичи"

Гусь вынужден был плыть в мою сторону, так как в другой стороне раздавались выстрелы, и спустя десяток минут, при попытке взлететь, был сражен «нулевкой».

А через полчаса меня забрала лодка, и мы двинулись в сторону дамбы, к месту стоянки автомобилей. Недалеко от стоянки горел костер, и кто-то, раздевшись до исподнего, сушил свои пожитки.

Проезжая мимо, я на миг встретился взглядом с несчастным, намокшим охотником и тут же остановился. Да, это был он — дядя Андрей. Морщинистый, со слезящимися глазами, он глубоко втягивался крепкой сигаретой и сбивчиво рассказывал, как набрал в комбинезон холодной воды в погоне за огромным желанным гусем.

Я молча взял серого гуся в багажнике и протянул ему, добавив теплую куртку и комплект теплых носков, и сразу уехал. Он даже не успел меня поблагодарить, а может, не смог, просто стоял и смотрел мне вслед…