Охотник с многолетним стажем о своём пути

Охота на пернатую дичь – классический вид охоты, который выбирают настоящие ценители.

Алексей Князев – истинный легашатник и охотник по перу.

Мы поговорили с Алексеем и выяснили, что может послужить толчком к освоению охотничьего дела и почему один охотник может выбирать разные породы легавых.

- Алексей, как Вы стали охотником?

Охотником я стал благодаря своему отцу – Князеву Герману Васильевичу. А началось всё в далёком 1943 году.

В 42 году Авиационный завод Сухого из Москвы был эвакуирован в Куйбышев (сейчас Самара), потому что дед мой работал замом Сухого. И вся семья переехала в Куйбышев. Папа там продолжал учиться, в летнее время все мальчики из класса заготавливали дрова для школы.

Как-то раз моему папе в 16 лет предложили пойти на охоту. Дали ему одноствольную «ижевку», сказали, что делать: «Стой, слушай».

Пошли на весеннюю тягу вальдшнепа. Папа мой стоит, слышит какие-то непонятные звуки – вылетает птица. Стреляет – падает. Оказался вальдшнеп. С этого момента папа стал увлекаться охотой.

Заболел охотой так, что, когда приехал в Москву, уговаривал отца, моего деда, достать ему ружьё. Отец доставал ему разные ружья: Пердэ, Голланд & Голланд. Так папа заболел охотой и заразил меня.

Папа приобщил меня к охоте, обучал. Я заразился охотой не сразу, скажу честно. Папа меня вытаскивал на охоту, начал брать с собой с 6 лет. Как сейчас помню: надеваешь мамины сапоги резиновые, хлюпаешь, сидишь, ничего не понимаешь, скучно, темно.

Папа мой как локатор: куда-то всё время смотрит, слушает… Мне было скучно. Я скорее предпочитал рыбалку. Во мне не просыпался охотник. Но папа много всего мне рассказал, давал стрельнуть по банке – обучал как стрелять.

- Рыбалка отошла на второй план?

Со временем рыбалка отошла, я стал больше тянуться к охоте. Папа всегда болел легавыми собаками. В 1970 году у нас появился шотландский сеттер Джой. Замечательная собака, его отец Ярвик был чемпионом породы.

Собаку надо было натаскивать, поэтому в 72 году мы поехали в Каданок, Белоомут, где была организована база для натаскивания охотничьих собак. Там я познакомился с Дмитрем Ивановичем Шуваловым – одним из основателей базы.

У него была замечательная старая ирландка Дина. Что из себя представляла база: бараки, туда приезжали охотники, утром выходили в поле, поле разбито на карты, по картам натаскивали собак. 15 августа 1972 года я убил свою первую дичь.

- Как это произошло?

15 августа было открытие охоты. Джой, уже утомлённый, «чистил шпоры». Над нами пролетела стая чирков-трескунков. Они сели на мелиоративную канаву буквально в 200 метрах от нас. И тут папа говорит: «Бери ружьё, давай!». Мне 15 лет, у меня ещё охотничьего билета нет. Ружьё было Зимсон.

Я тихонечко, полу пригнувшись, из-за рогоза и камышей пошёл по канаве. Я увидел сидящих уток, их было штук пять-шесть. Всидячку я выстрелить не успел, и на взлёте, вскинув Зимсон, я закрыл стволами птицу, она упала.

Папа говорил, что угонную птицу, если ты её видишь и по ней стреляешь, не убьёшь. Если ты закрыл её стволами – она твоя. Я радостный, первая добыча в 15 лет – чирок-трескунок.

В Каданке, кроме Диша (так звали Д. И. Шувалова), я познакомился с уникальной собакой, это был красно пегий пойнтер Шнеп. Владелец его был Семён Исакович Кремер. У Шнепа была бородавка за ухом, и каждый молодой охотник приезжал и пытался её как клеща выдавить, на что Семён Исакович говорил: «Оставьте собаку в покое, это родинка у него, не клещ».

Ещё одно знаменательное событие для меня, как для охотника, было в 75 году. 12 апреля я получил охотничий билет, в 18 лет. Были замечательные охоты. В основном, моей добычей была утка. Изредка с отцом выезжали на Московское море – Иваньковское водохранилище. В 1977 году я унаследовал ружьё тестя.

В 1977-1978 пошёл в комиссионный магазин на Соломенной сторожки. Так, у меня появилась «Тулка» БМ. У «Тулки» была редкая сверловка: правый ствол – цилиндр, левый – чок. Обязательно выезжал на весеннюю тягу вальдшнепа.

Закончил университет, устроился на работу. Достойна внимания эпоха астраханских поездок моих, это были очень добычливые поездки. Более добычливых охот по перу у меня не было. Брали по четыреста патронов. Это была классическая утиная охота.

Утром в темноте выгребаешь, садишься на мысок, утки из двориков вылетают на чистую воду, вечером наоборот ищешь дворики, куда утки летят кормиться. Если найдёшь дворик, утки валят со всех сторон на тебя. За одну охоту у меня было не меньше ста уток (мешок уток). Я со своей «Тулочкой» там выступал достойно.

- Какие легавые собаки у Вас были?

Я видел, как работают многие легавые собаки, но пойнтер Шнеп работал лучше всех. В 1988 году у меня появился щенок от красно пегого пойнтера Топа Ионесяна. Это был мой первый пойнтер – Рой. Мы его взяли в сентябре. Он прожил недолго, до февраля 1989, у него оказался низкий иммунитет.

Я состоял в МООиРе. Уже после смерти Роя увидел там объявление: «Есть щенки у чёрной пойнтерихи». Приехал за щенком, там были чёрные и чёрно пегие щенки, один палевый. Взял палевого пойнтера, назвал Ричем. Охотился с ним. Вывез Рича на выставку, водил по рингу в Останкино.

Закон такой: собак, которые на что-то претендуют по мнению судьи, ставят впереди, всех остальных позади. Мы стоим последние, судьи начинают оценивать собак с последнего, подходят к нам, говорят: «Какой здоровый, точно чемпион породы». Эксперты очень оценили Рича. Он был очень крупным – 75 сантиметров в холке. Это больше овчарки, почти доберман.

После Роя и Рича я зарёкся заводить собак, хотя очень хотелось. Хотелось завести охотничью, легавую. Прошло довольно много времени. Увидел где-то объявление о продаже щенков курцхаара. Мне хотелось короткошёрстную собаку, а про курцхааров хорошо писали: «Универсальные, чутистые…».

Так получилось, что по работе я стал заниматься Германией. В марте 1994 года я взял щенка курцхаара. Назвал Максом – хорошее немецкое имя. С Максом я хорошо и много охотился. Охотились на куропаток, перепёлок, тетеревов. Макс работал изумительно. Он очень любил воду, плавал.

Бывало, падает утка, он подплывает к ней, делает круг и возвращается ко мне. Один раз в Рязани роняю крякву на зеркало старицы. Мой Макс через телорез пробирается, выплывает на чистое зеркало воды, берёт крякву и несёт ко мне. Я думаю: «Вот оно! Состоялось!»

Сижу на берегу, перезаряжаю ружьё, Макс выползает, бросает у моих ног – просто классика жанра – отряхнулся и сел. Думаю, что надо закрепить навык, раз один раз подал. Я беру эту крякву, кидаю в это же зеркало, она шлёпается, говорю: «Подай!».

Макс ложится на землю, подавать не собирается. У меня принцип такой – дичь не оставлять, я и под лёд за ней нырял. Я сам пробираюсь через телорез и беру эту крякву. К вечеру у меня поднимается температура, всё было иссечено телорезом, ну к утру отошёл.

Была с Максом ещё одна курьёзная история. Начало октября, знаю, что появляется вальдшнеп. Едем с Максом в Дубненское хозяйство, это Сергиев Посадский район, едем на высыпки вальдшнепа.

Приезжаем в деревню Овсянниково. Выехали очень рано, когда приехали, солнце только поднялось, роса ещё не опала, травка зелёная. Останавливаемся, выпускаю Макса, он где-то бегает, гуляет, я в это время беру всё снаряжение, накидываю патронташ, ружьё, сапоги. Тут замечаю, что нет собаки. Зову его, зову – нет собаки.

Пошёл искать, и по следу на росе вижу, что он прошёл тут и всё, нет его. Подхожу, а там заброшенный колодец, просто яма. Заглядываю в этот колодец и вижу картину: стоит мой курцхаар, морда наверх поднята, уши плавают в воде, и он тихо так скулит, боится вздохнуть. Ружьё я снял и прям в сапогах к нему в колодец спускаюсь, вода мне по грудь была.

Макс меня так нежно обнял. Про себя подумал: «Какая нелепая смерть». Дальше я еле отцепляюсь от него, вылезаю наверх, снимаю сапоги, в которые набралось много воды. Опять к Максу залезаю туда, опять объятия. Я его наверх толкаю, подумал, он зацепится там за что-нибудь, а он меня обнял и всё. Повезло, что в это время шли грибники, попросил помочь.

Беру корду – это длинная верёвка, чтобы поставить легавой собаке правильный поиск, который называется челноком. С этой кордой я опять спрыгнул туда, подвязал Макса, как телёнка, и два грибника подняли его. Октябрь месяц, холодновато в колодце купаться. Тем не менее, мы с ним поохотились.

Макс прожил 13 лет. После Макса у меня два года не было собаки. Опять зарёкся не заводить. Потом всё-таки подумал: «Почему бы и не завести собаку?». Я завёл шотландского сеттера. Просто корни сыграли – первая собака Джой, с которым я вошёл в мир легавых собак, был шотландским сеттером. Назвали его интересно. По родословной он Оксфорд.

Привезли его на дачу, сели с женой выбирать имя, он сидел на руках. Тут я говорю: «Что у нас там у шотландцев есть? Джордж Гордон Ноэл Байрон». Сразу получил облизывание всего лица, так моя собака стала вместо Оксфорда Байроном. С ним мы тоже очень хорошо поохотились.

Первый сезон был изумительный. Ездили на базу в Тюнеже, я поехал туда с «Тулкой» Ворошиловского заказа. Байрон работал изумительно. Потом Байрон стал бояться фейерверков и выстрелов.

- Вы легашатник, но охотились ли Вы когда-нибудь по зверю?

Да, но эта охота у меня не пошла. Я несколько раз ездил в загонные охоты по лосю, кабану. Самого крупного зверя, которого я убил, - зайца, за всю свою «карьеру» четырёх штук – трёх беляков и одного русака. На беляков я с гончими собаками охотился.

Это заблуждение, что заяц на гону несётся, не оглядываясь. Заяц на гону делает «скок-скок», обернулся, посмотрел. Гон – это когда собака гончая идёт по следу, она не видит зайца, она идёт по следу и отдаёт голос.

Я добыл трёх зайцев (беляков) на гону с гончими собаками. Русака я убил из-под Макса. Это было в Рязани, я охотился на перепела. Соответственно, в стволах дробь была девятка в правом, шестёрка в левом.

Тут собака встаёт на стойку, причём нехарактерно стоит, пускаю вперёд, вылетает заяц – русак. И я ему из правого ствола девяткой по ушам. Он уши отряхнул и ничего. Тут я ему шестёркой, покрупнее «бац!».

- Девятка по числу больше шестёрки, почему девяткой не добыли, а шестёркой добыли?

Чем больше номер дроби – тем она мельче. Самая мелкая дробь – двенадцатая. За всю свою историю я меньше десятки не встречал. Также у калибров ружей: четвёртый калибр больше двадцать четвёртого. Дело в том, что калибры определяются количеством крупных пуль (шариков свинца), которые умещаются в фунте свинца.

- С какими ружьями Вы охотились?

Собственно моё ружьё, которое я купил новым, было одно – ТОЗ-34Е. у этого ружья было вертикальное расположение стволов, а я привык к горизонтальному. Ружьё было замечательное.

Другие ружья мне достались либо по наследству, либо от других хозяев. «Тулку» Ворошиловского заказа мне давал папа. Очень красивое ружьё с ореховым ложем. Это ружьё снималось в фильме.

В очередной раз, когда у меня уже был Байрон, в Тюнежском охотничьем хозяйстве, возвращаясь с охоты, я увидел суматоху около наших охотничьих домиков, камеры. Я подхожу с собакой. Там егерь Дмитрий Шахно подкидывает убитого фазана, а курцхаар Брэд подаёт. Всё это снимают. Он апортировал изумительно.

Подхожу я, спрашиваю, что происходит. Отвечают: «Снимаем фильм про Владимира Александровича Крючкова». Снимали сцены, как Крючков охотился. Съёмочная группа отметила моё ружьё, а режиссёр спросил: «А Крючков мог из такого ружья стрелять?». Попросили показать ружьё и произвести выстрел. Поснимали моё ружьё.

Спросили, что нужно дальше делать с убитым фазаном: «А его что, ощипывать надо?» В итоге, меня попросили на камеру ощипать фазана. Я ощипываю фазана, дует ветер, летит пух, кто-то говорит: «Пух, пух снимай!».

Также у меня была «Тулка» БМ, доставшаяся от тестя, «Тулка» Ворошиловского заказа, доставшаяся от отца, Зимсон, остался у меня Зауэр и изумительное ружьё ИЖ-54.

Сцены, где Алексей стреляет из «Тулки» и ощипывает фазана можно найти в начале фильма «Владимир Крючков. Последний председатель».

Случайно оказавшись на месте съёмок, охотник в некотором роде стал консультантом фильма, подсказал, что пластиковых гильз во времена Крючкова не было, и показал, как ощипывать фазана.