И не всегда казалось, что все авторы «РОГ» любят охоту, видят в людях, больных этой страстью — охотниках, своих друзей и готовы на страницах газеты отстаивать их интересы. Однако, как показала одна из очередных публикаций об охотничьем ноже, это не всегда так.
С консультациями Н.Астафьева по юридическим вопросам читатели «РОГ» имели возможность познакомиться не единожды. Я всегда относился к ним с интересом в надежде узнать что-то новое. С тем же ощущением я подошел и к его статье «С ножом шутки плохи». Любопытно стало, кто шутил с ножом и как, что вышло плохо. Эту заметку заставило меня написать не то, что есть в его статье, а скорее то, чего в ней нет.
Хочется обратиться к Почетному работнику Прокуратуры Российской Федерации старшему советнику юстиции Н.Астафьеву с вопросом, ставшим особенно острым после того, как в «РОГ» появился этот его ответ на «крик души» охотника с 34-летним стажем, обысканного, обобранного сотрудниками внутренних дел (у него отняли охотничий нож и ружье), а затем судимого и условно «посаженного» на 1 год.
У меня есть относительно взрослая дочь Ольга, которая учит детей французскому и испанскому языкам. Она любит детей, обучает своего лабрадора охотничьему ремеслу и неравнодушна к ножам. Последнее, видимо, у нее наследственное. Охотничьего билета, равно как и разрешения на огнестрельное охотничье оружие и официального охотничьего стажа, у нее нет. Примерно месяц тому назад Ольга приобрела в магазине за 800 рублей отличный испанский нож, полностью удовлетворяющий всем требованиям, которые могут быть предъявлены любителем к качественному охотничьему ножу.
Теперь вопрос: насколько посадят мою дочь, если, скажем, после публикации этой заметки милиции придет в голову устроить у нее обыск. Ведь ее нож, как и все подобные, беспрепятственно и в любом количестве приобретаемые ножи, номера не имеет и при всем желании нигде зарегистрирован быть не может.
Попутно, видимо в силу моего юридического невежества, возникает и ряд других вопросов. Н.Астафьев не проясняет, как мне представляется, главного. Досмотр — это ведь по сути обыск? Не нарушает ли подобный обыск, осуществленный по личной инициативе милицейских работников, прав гражданина России? Имеет ли право милиционер, узрев у охотника послуживший ему не один десяток лет любимый самодельный нож, отнять его, да еще отобрать и ружье? Как будто это противоречит даже тому, что Н.Астафьев говорит о нашем законодательстве.
Из того, что сообщает советник юстиции, вытекает, что человек, пользующийся на охоте или дома ножом, который сам сделал, по статье 223 часть 2 совершает умышленное преступление, может быть посажен на 2 года и не имеет права купить себе ружье. Как следует из пояснений Н.Астафьева к названной статье, это происходит в случае, если человек осужден. А как быть, если он уже в течение 34 лет владеет ружьем? И как без суда милиция может отобрать ружье, которое человек везет домой после охоты? Это выглядит вопиющим произволом, и те, кто его учинил, наверное, должны быть строго наказаны? В итоге, из-за своего ножа честный охотник фактически может быть приравнен к злостному браконьеру и понести ни за что сходное наказание.
Что было бы, если бы речь шла не о самодельном, а о дорогом ноже некустарного производства, но по известным причинам, как и все ножи сейчас, без номера и не записанном в охотничий билет? Милиция бы также наказала его владельца, изъяв нож (уж не говоря о ружье) стоимостью 800, а то 1500 и более рублей? Что было бы, если бы это был не бедный пенсионер, не имеющий возможности приобрести современный дорогой нож, а богатый человек? Его бы тоже обыскали, конфисковали оружие, а затем судили? Как вы думаете?
Те пункты законов, которые цитирует Н.Астафьев, вызывают недоумение и оставляют тягостное впечатление. Закон предоставляет органам внутренних дел право изымать у граждан самодельные ножи. Почему и зачем? Какой в этом смысл? Думается, что это может быть справедливо только по отношению к местам заключения.
Стоит взглянуть на экран телевизора, чтобы понять, что недостойные люди имеют любое оружие, которое хотят, холодное, и не только. И судят их вовсе не за это, а за то, как они его использовали. Вспомним также, что в наше время всерьез обсуждается вопрос о владении гражданами России боевым оружием.
Пункты законов, касающиеся ножей, оказываются «пристегнутыми» к таким страшным вещам, как взрывные устройства и взрывчатые вещества, боевое оружие, то есть атрибутам терроризма. Это отражается в приводимом Н.Астафьевым названии Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации за 2002 год «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств». Прямо жуть берет от того, в какую компанию поместили охотничий нож чиновники, по словам старшего советника юстиции, предоставившие «право органам внутренних дел изымать у граждан самодельное холодное оружие».
Возникает ощущение, что законы, на которые опирается Н.Астафьев, оправдывая репрессии против охотника, обратившегося за поддержкой в «РОГ», безнадежно устарели. Сейчас они являются ключом к произволу милиции и ставят под удар абсолютное большинство охотников и работников охотничьего хозяйства России.
Среди моих многочисленных знакомых охотников, нет, пожалуй, никого, кто не имеет хотя бы одного любимого самодельного ножа. А уж о покупных и говорить не приходится, их количество и качество зависят только от достатка и силы притяжения к ножу, но уж никак не от наших законов, милиции или общества охотников. И это среди городских охотников. У сельских же не увидишь ножа заводского изготовления, только кустарного. Такова реальность.
Создается впечатление, что эти законы преследуют две цели: распустить руки милиции и защитить монополию производителей ножей и специализированных торговых предприятий. Хотя как последние выкручиваются, не совсем ясно, так как получается, что часть положений закона направлена и против них.
Невольно напрашивается аналогия с тем, как с помощью милиции и даже средств массовой информации борются со своими «конкурентами» новоиспеченные и извлеченные перестройкой из нового зарубежья владельцы цветочного бизнеса. Они путями, о которых можно только догадываться, добились того, что по крайней мере второй год в Москве, манипулируя словами «охрана природы» и спекулируя защитой дикорастущих цветов якобы для охраны кавказского цикламена (дряквы) и галантусов (в просторечье подснежников), во все времена в изобилии завозимых к 8 марта в Москву из Грузии, из Абхазии, запрещены их ввоз и продажа. Нас, видите ли, очень беспокоит состояние флоры у соседей. О том, какие серьезные средства были вложены в эту компанию, можно судить хотя бы по тому, насколько продолжительно и регулярно в преддверье женского праздника по радио и по телевидению звучали «проповеди» и призывы не покупать этих цветов с рук. По телевидению в качестве доказательства успешной работы милиции приводились цифры о многих тысячах конфискованных букетиков и демонстрировались рыдающие женщины, которых лишили возможности заработать немного денег и даже средств на обратную дорогу. В общем, ликвидировали конкурентов и запугали их на будущее. В конце апреля, когда подснежники — в массе расцветают в Подмосковье, по громкоговорителю в метро предупреждают, что если мы сегодня купим букетик этих цветов у нашей местной бабушки, то завтра они исчезнут с лица Земли.
Так и с ножами. Н.Астафьев, цитируя и обсуждая статьи существующих законов, невольно подчеркивает, что монопольное право на изготовление ножей принадлежит юридическим лицам и лицензируется. Значит, сам ни-ни, а иди « к лицам». Странно, что изготовлять ножи кто-то может, продавать может, а покупать их, если следовать странной букве закона, нельзя.
Мой знакомый, по образованию педагог, долго прослуживший в армии замполитом, а сейчас работающий директором в средней школе, страстный рыболов, никогда по дороге к южным рыбным «Эльдорадо» в поезде не режет колбасу дорогим импортным ножом, только неказистым. Ценный прячет поглубже в рюкзак, иначе, говорит, если понравится «органам», отнимут. Кстати, отдельно взятый милиционер — это «органы» или нечто иное? Как-то при мне охотовед с солидным стажем работы, увидев, как его научный руководитель достает из кармана складной ножик с фиксатором лезвия, чтобы поточить карандаш, изменился от страха в лице и посоветовал ученому-биологу впредь держаться от этого перочинного ножа подальше, дабы не быть репрессированным органами внутренних дел Российской Федерации. Не смешно ли? Чтобы иметь юридическое право поточить карандаш, нужно сначала измерить лезвие ножа. Каково?!
У моего давнишнего друга, егеря одного из районных охотничьих хозяйств Тверской области, за десятилетия нашего знакомства, особенно за последние годы, из-за притока иностранцев скопилось множество «холодного» оружия, то есть ножей. Сам он не купил ни одного, все подарены благодарными охотниками, которых он обслуживал. Мой друг егерь хороший, то есть он честно относится к своим служебным обязанностям, и, невзирая на лица, мешает спокойно жить многим наиболее беспардонным нарушителям охотничьих законов, а значит, у него полно врагов. Хорошо, что они не догадываются превратить егеря из защитника природы в преступника с помощью его ножей. Удачно еще, что участковый милиционер работает с ним в постоянном контакте.
Для того чтобы показать, насколько те законы, из-за которых пострадал охотник, устарели, достаточно упомянуть, следуя статье Н.Астафьева, что приобретать ножи с клинком или лезвием (кстати, какая между ними разница?) длиной более 9 сантиметров могут только лица, имеющие разрешение милиции на владение ружьем; охотничьи ножи регистрируются торговым предприятием в охотничьем билете. Непонятно, как в наши дни можно серьезно говорить об этом. Быть может, Н.Астафьев несколько отстал от жизни? Иначе нельзя понять, почему вместо того, чтобы защищать, по сути, безвинно пострадавшего человека и критиковать негодные законы, он ограничивается тем, что констатирует наличие статей законов, якобы оправдывающих действия сотрудников милиции, чем лишний раз шокирует охотников, живущих в реальной обстановке.
Уважаемый старший советник юстиции, в современной реальной жизни никто не требует регистрации ножей в охотничьем билете ни при продаже, ни при получении, ни при продлении срока его действия. Прекрасные ножи, как и за границей, теперь продаются у нас в десятках магазинов. В некоторых, в том числе солидных, магазинах специально помещаются объявления, что продажа ножей является свободной. На ножах ни отечественного, ни импортного производства не выбиваются номера. Любой человек может пойти и купить понравившийся ему нож. Чем обеспеченнее человек, тем лучше и дороже нож он может приобрести.
Спрашивается, не смешно ли, что при этом случись вдруг милиционеру измерить лезвие вашего ножа и окажись оно 9,5 см, вы можете быть отданы под суд?
Лишней иллюстрацией устарелости статей законов, касающихся ножей является то, что, согласно ч. 3 статьи 222, устанавливается, мягко говоря, юридическое неравенство жителей различных областей России в их правах владения ножом. Получается, что чеченец, у которого нож — принадлежность его национального костюма, при сходных обстоятельствах неподсуден, а житель Тверской или любой другой области России — преступник.
Преследованию, по той же ч.3 ст.222, подвергаются охотники за продажу, покупку, ношение охотничьих ножей, за исключением тех местностей, где это связано с охотничьим промыслом. Строго говоря, охотничий промысел сейчас ведется практически во всех регионах России, естественно, в охотничьих угодьях, а не в городах, где может жить и куда будет возвращаться охотник. Выходит, что в угодьях ты можешь иметь нож, а по дороге домой и дома — нет, там ты преступник. Абсурд?
Из спокойного, формального тона статьи, безразличного, как к судьбе обратившегося за советом охотника, так и к существующим юридическим абсурдам, неожиданно выделяется эмоциональный порыв Н.Астафьева, которому по поводу прошлогодней публикации в «РОГ» под названием «Охотничий нож» вдруг «так и хочется крикнуть на всю матушку — Русь: Охотники! Это провокация! Не слушайте таких советов С.Иорданова! Это прямая дорога к правонарушениям, а затем и к ответственности, вплоть до скамьи подсудимых!»
А ведь С.Иорданов-то на 100% прав, что «у серьезных охотников нож в 90% случаев самоделка». И что же в таком случае плохого, если ножи этих 90% после советов С.Иорданова станут лучше, на них будут номера, и они будут записаны в охотбилет? О чем кричать на всю Русь? Кричать надо, но о том, что необходимо срочно изменить устаревшие законы и вывести 90% охотников из-под удара милиции, предотвратить произвол и лишить недоброжелателей удобной возможности с помощью сотрудников внутренних дел сводить счеты с неугодными им людьми.
Представляется, что с помощью своих читателей, которые, как я надеюсь, также выскажутся по затронутой проблеме, «РОГ» могла бы поставить вопрос о необходимости пересмотреть вредные, «неработающие» статьи законов, касающиеся холодного оружия.
Было бы интересно услышать от знающих людей, каково отношение законников к ножам за рубежом.
Комментарии (0)