В самом деле, до внедрения противозмеиных сывороток от укуса гюрзы каждый третий погибал в адских мучениях.
«Гюрза вурды! (Гюрза ударила!)», – так говорят в Азербайджане. Ведь на самом деле именно «ударила», а не «укусила», как кусает зверь; гюрза бьет зубами и мгновенно отдергивает их, успев за долю секунды ввести смертельный яд. И уж совсем неграмотно говорить: змея ужалила. Замедленная киносъемка подтверждает народную меткость: сам удар-«укус» длится 0,04 секунды, бросок – 0,2, и змея бьет, а не вцепляется, особенно при защите.
У тюркских народов «гюрза» означает, в сущности, «гадюка». Но ее не сравнить по масштабам с крохотной змейкой, отмеченной «каиновой печатью», которая при встрече беспрестанно шипит и наносит свои короткие выпады. Однако между ними есть «родовая» связь. Обыкновенная гадюка – лишь сестра-недомерок, обитающая в Западной Европе, Центральной России, Украине, Белоруссии и Сибири.
В этом звучном слове «гюрза» чудится скрытая угроза; серое, словно припорошенное пылью, кургузое туловище, свернутое в тугую пружину; выразительная голова, похожая на заржавленный наконечник тяжелого копья, немигающие глаза с вертикальным зрачком холодно разглядывают «заклятого врага». Это тюркское словечко вошло в русскую лексику, научную и литературную; поскольку слово удачное, выразительное, им пользуются и соседствующие народы.
Благодатна земля Туркменистана для зоолога! И в самом деле, где еще возможно отправиться по следу исчезающего «спринтера»-гепарда? Или услышать хриплый вой полосатой гиены? Тут же крадется леопард, выслеживая жертву... Но копытных становится все меньше и меньше, и пятнистая «суперкошка» довольствуется скотом, зайцами... и дикобразами. И совсем недавно исчез родственник леопарда, туранский тигр.
Но бывают странники, которые могут легко упустить встречу с редким зверем, поскольку смотрят лишь себе под ноги – хотя бы из соображений безопасности... Именно здесь, в Туркменистане, за одну экскурсию можно увидеть, сфотографировать, поймать (в зависимости от цели) опасную ядовитую троицу – кобру, эфу, гюрзу. «Коллекцию» дополняют скорпионы, каракурты, тарантулы, сольпуги.
Весной 1992 года я брел по узкому ущелью в предгорьях Копетдага, переступая по камням и распугивая пищух – коротконогих и короткоухих «кроликов». Дробно разносилась закатная песнь горной куропатки-кеклика. И тут мой взгляд упал на двух огромных змей, распластавшихся на прогретом камне. Гюрзы! Змеи заподозрили неладное, и одна из них, зашипев, мгновенно втянулась в трещину. Второй я не дал уйти – она оказалась в мешке. Но перед этим, уплощившись, как пожарный рукав, шипела и делала свои смертельные выпады, как все ядовитое племя. Тем временем наступил вечер, и я двинулся на стоянку, надеясь на утро, которое, как известно, вечера мудренее.
Рано утром я был в змеином ущелье. Вот и гюрза. Она греется на утреннем солнце, пока зной не загонит в укрытия всю живность. Перекрыв ей путь спасения, я ухватил змею крючком и взял за шею, чуть ниже вздувшихся «желваков», где ядовитые змеи хранят свои «обоймы».
Это был великолепный экземпляр – в мешке я ощутил его весомую тяжесть. Процесс любой охоты азартен, а конец ее – удовлетворение, и я, стараясь сохранить впечатление об этом живописном утреннем ущелье, присел на камень, где так недавно уютно расположились гюрзы. Я тогда еще не предполагал, что это последняя охота...
Еще на первых курсах университета меня неудержимо тянуло к змеям, но отправиться на ловлю с «асами» я не рискнул – вдруг высмеют. Словом, я подыскал ловца моего возраста, который имел дело с гюрзами накоротке и не имел никакой материальной выгоды – ему нравился сам процесс. Если вы бывали в Баку, то знаете, что город располагается амфитеатром, где сцена – бакинская бухта. Товарищ жил у самой «галерки» – каменные кручи нависали над его двором, словом, именно «там, где кончается асфальт». Он уверял меня, что найти живую гюрзу на этих кручах – дело плевое.
И вот мы бредем по склону. Это – городская свалка, но змеи, оказалось, имели свое представление об эстетике и санитарии. Солнце припекало по-летнему, хотя стоял конец октября. Шорох и какое-то движение справа заставили меня обернуться, и я увидел скользнувшую по склону вниз ржаво-серую ленту... «Гюрза!» – крикнул я, и Виктор, бредущий ниже по склону, перехватил змею, прижав ее длинной дощечкой, подобранной здесь же. «Орудия лова» мы не брали из соображений конспирации, избегая родительской опеки.
Я сбежал вниз. Змея яростно кусала дощечку, и по дереву растекались прозрачные капли яда, похожего на лимонный сок. Эту гюрзу мы отпустили, держать ее дома я не собирался. Вторая гюрза была обнаружена там же, под полусгнившей картонной коробкой. Обиталище гюрз в таком неромантическом месте меня сильно разочаровало – так не вязалось это с привычными рассказами. Конский череп, наступивши на который нашел свою смерть вещий Олег, подошел бы гюрзе в качестве приюта куда лучше. Однако любопытство мучило меня: хотелось знать, как живут гюрзы в неволе.
Наконец-то, уломав родителей, я сколотил несколько террариумов с пресмыкающимися. Действовал я методом «эскалации»: лягушки, жабы, черепахи, ящерицы, ужи, удавчики, малоядовитые змеи и, наконец, гюрзы! За ними появились кобры и эфы, а также экзотические рептилии. Мои родители стоически все это сносили, тем более что я прошел «первое крещение» на городской свалке и поступил на противочумную станцию. Там к змеям относились чрезвычайно отрицательно: переизбыток риска и приключений при работе с особо опасными инфекциями не поощрялся суровым «режимным» учреждением.
По разным, не зависящим от меня причинам я совсем недавно распростился с гюрзами – свалила тяжелая болезнь, но змеи были ни при чем. И хотя я оказывался иногда в больницах по вине моих «подопечных», зла на змей не держу.
Из четырех укусов, которые я получил, три произошли в террариуме и лишь один в поле. Помогла сыворотка, которую начали вырабатывать уже давно. Два укуса – гюрзиные.
Как же живет гюрза в природе? К этим сведениям я присовокупил наблюдения в террариуме. Нам встречались гюрзы в песках на берегу Каспия, среди полынно-солянковой поросли Гобустана, в каменистых предгорьях Копетдага. Встречал я их и в покинутых жилищах чабанов. В последние входить надо было с опаской – змеи иногда располагались на потолочных балках и от испуга падали чуть ли не на голову. В кошары их привлекали кишащие здесь домовые мыши и воробьи.
Но гюрзы ютятся и в жилых домах; бывает, люди годами не подозревают об опасном соседстве. Так, один подобный очаг я обнаружил в одной войсковой части, где держали свиней. Свинарник облюбовали крысы, привлеченные объедками столовой, а змеи тоже не упускали момента, отправляясь на свою ночную охоту за крысами. Замечу, что ни один солдат, находившийся в непосредственной близости, не пострадал – это, конечно, не означает, что змей надо приваживать. Надо сказать, что в загаженной человеком среде обитания (как выражаются экологи, в «антропогенном ландшафте») численность гюрз не меньше, нежели в безлюдных угодьях.
Раз нам пришлось обследовать службы аэродрома «Бина» близ Баку, куда вход для посторонних был строго воспрещен. И здесь, у самой взлетно-посадочной полосы, я отловил гюрзу, греющуюся на бетоне аэродрома. Но в фильмах их любят демонстрировать на развалинах крепостей, кладбищах и руинах. От этих мест они тоже не отказываются – лишь бы наличествовала добыча.
Гюрзы экологически пластичны, и любой полупустынный или пустынный биотоп ими быстро осваивается. При встрече с человеком эта змея ведет себя по-разному, в зависимости от обстоятельств. Если она лежит у входа норы, то ей повезло: в считанные секунды она втягивается в отверстие. Если же встреча оказалась для змеи внезапной, а спрятаться негде, она прижимается плотнее к почве, стараясь ничем себя не выдать. Бледнеющие по краям ржаво-серые пятна дробят очертания, делают змею незаметной. Но если вы гюрзу не заметите и наступите на нее, то дело может закончиться плачевно.
По обширному ареалу гюрзы ее называют всяк по-своему. Арабское название похоже по звучанию: «дегюрджа». Иногда на Востоке ее зовут «кафи», европейцы дословно именуют «левантской гадюкой» и «тупоносой гадюкой», поскольку ареал ее охватывает почти весь Левант (Средиземноморье). Весьма возможный роковой исход укуса гюрзы (а может, ее мгновенная реакция) недвусмысленно подчеркивается в названии, которое ей дали французы, живущие в Алжире: «vipere minutte», то есть «мгновенная гадюка». Могильным холодом веет от ее латинского названия «vipera lebetina», что значит «гадюка гробовая».
Систематики различают семь подвидов гюрзы, слегка разнящихся по чешуе, окраске и другим признакам внешнего строения.
Гюрза выглядит значительно мощнее кобры. Она достигает в длину двух метров, хотя такие экземпляры встречаются крайне редко. Гюрза длиною 210 см хранится в Британском музее. Сам я измерял двух гюрз (одна поступила из Армении, другая – из долины Мургаба в Туркменистане) длиной соответственно 1,74 и 1,82 м (от кончика носа до кончика хвоста). Толщиной двухметровая гюрза примерно с плечо мускулистого мужчины. Рассказы о гигантских гюрзах («сперва я подумал, что это бревно, пока она не поползла...», «толстая, как осетрина...», «след оставила, как колесо грузовика») можно услышать в Закавказье повсюду. Некоторые называют такую гигантскую гюрзу «аждага», то есть «дракон», заставляя вспомнить пословицу: у страха глаза велики.
Весной, в конце марта – начале апреля, змеи пробуждаются от зимней спячки, выползают из своих убежищ: нор грызунов, расщелин в камнях, заброшенных кочевок. В теплые зимы гюрзу можно встретить и в январе! Гюрзы греются на солнце, вытянувшись во всю длину и слегка уплощившись, впитывая тепло всем телом. Как и у других пресмыкающихся, температура тела гюрзы, получающей тепло от нагретой почвы, в прохладное весеннее время может быть куда выше температуры воздуха.
Зимняя спячка их заметно истощила, и змеи начинают сразу восполнять потери. Так, в Азербайджане гюрзы питаются краснохвостыми песчанками. Обычно они обитают вместе с этими зверьками и, убивая и поедая их, охотно занимают их норы.
Словом, гюрза поедает всех мелких позвоночных, встречающихся у нее на пути, предпочитая теплокровных: млекопитающих и птиц. Среди «охотничьих трофеев» гюрзы есть и такие крупные, как взматеревшие кеклики, молодые зайцы и детеныши дикобразов. Дикобразов, как и ежей, гюрза в состоянии заглотить, не наколовшись, поскольку свою добычу она почти всегда берет с головы. Грызунов она разыскивает в сумерки – в период наибольшей ее активности. Неторопливо обшаривает их колонии, заползает в норы, где могут хорониться ее жертвы.
Обнаружить жертву в первую очередь помогает не зрение, а... язык. Ползущая змея непрерывно ощупывает раздвоенным трепещущим язычком почву, камни, «пробует» воздух.
Мельчайшие следы вещества кончиками языка переносятся в орган Якобсона, расположенный на верхнем нёбе. Он служит тончайшим химическим анализатором. Вот не подозревающая ни о чем песчанка беззаботно грызет побег солянки. Приблизившись к своей жертве на нужное расстояние, гюрза делает стремительный выпад. Разит она не «жалом», а двумя длинными, слегка изогнутыми зубами верхней челюсти, похожими на рыбьи косточки, спрятанные в складках, как лезвие складного ножа. Они при ударе выносятся вперед. В момент соприкосновения с жертвой в ее кровь впрыскивается яд. Зубы – полые, наподобие игл шприца; ядовитые железы подают яд в них в доли секунды.
Когда наблюдаешь за поведением змеи в террариуме, ее броски всегда поражают: недвижная гюрза вдруг «взрывается» при виде живой мыши. Когда гюрза кусает мелкого грызуна, она обычно не старается удерживать его в пасти – ведь жить ему осталось считанные секунды, а за это время далеко не убежишь. И вот несколько судорожных прыжков, зверек заваливается на бок и, конвульсивно подрагивая всем телом, затихает.
Иначе обстоит дело с птицами. Схваченную пташку змея не выпускает до тех пор, пока не сработает яд и жертва не замрет. Взлетевшего воробья или дрозда, упавшего где-нибудь в стороне, найти трудно, почти невозможно – не осталось пахучих следов. Убитую жертву гюрза тщательно обследует языком со всех сторон. Таким образом она получает информацию о размерах добычи и о том, где у нее голова. Именно с головы (по шерсти и по перу) начинает она, как правило, заглатывание.
Если гюрзе подсунуть бесформенную пищу, она, озадаченная, подолгу ищет у нее голову. В неволе быстро привыкает брать куски мяса грызунов или птиц. Так, мои гюрзы хорошо употребляли куриные шейки, удобные для проглатывания. Глотает она добычу, ориентируясь по оси туловища. Как и все змеи, при глотании выставляет наружу дыхательное горло – ведь этот акт длится несколько минут, а то и дольше, если добыча крупная. Змея как бы наползает на жертву, работая попеременно правой и левой сторонами челюстей. Вот уже почти вся тушка внутри – несколько изгибов туловища, и добыча заскользила по пищеводу.
Птиц, как правило, гюрза подстерегает у лужиц воды, на берегу пересыхающих рек. Кое-где (хребет Нуратау в Узбекистане) в период осеннего пролета доля птиц в питании гюрзы составляет свыше 90%.
В поисках гнезд и птенчиков гюрза обшаривает дупла, залезает на деревья. Она хорошо плавает и ныряет – в этом я убедился лично. Раз при виде людей гюрза соскользнула с берега канала и поплыла на другой берег. Мост находился поблизости, я перебежал его, но, завидев ловца, змея повернулась обратно. Так я бегал и бегал по мосту, пока она, неоднократно переплыв от берега к берегу, не выдохлась. Чуть ли не сама залезла в мешок!
Иногда гюрза разнообразит свой стол холоднокровными, но это бывает довольно редко. Правда, отдельные популяции питаются исключительно ими, как, например, гюрзы из местечка Гареджи в Грузии. Большей частью это ящерицы (кавказские агамы), очень редко – змеи, жабы, лягушки; иногда в желудках гюрз находили даже молодых черепах. Маленькие гюрзята ловят беспозвоночных: саранчу, кобылок, сольпуг.
Весна грядет, и змеями овладевает беспокойство. Самцы рыщут в поисках самок, и раз я поймал пару гюрз в довольно щекотливой ситуации. Только я приготовился раскопать нору песчанки, как услышал недовольное шипение. Из соседней норы, изогнувшись петлей и отведя голову в «боевое положение», наполовину высунулась крупная гюрза. Вторая мгновенно соскользнула со спины первой, которая оказалась самцом – об этом более чем красноречиво свидетельствовали ее вывернутые наружу гениталии, обычно скрытые в клоаке. Раскопав нору и добыв обеих гюрз, я посадил их в террариум. Но, видно, сказался испуг, и напрасно я ждал потомства от этой пары. Кстати, в одном солидном научном журнале упоминалось, что, к примеру, самцы медноголовых щитомордников после подобной ситуации временно становятся стерильными – хотя бы на этот сезон. Как видим, не так уж они примитивны и безмозглы, эти змеи!
В конце концов у меня появились гюрзята. Одним из первых, получивших потомство от пары гюрз в 1969 году, был покойный любитель-герпетолог из Бишкека В.В.Озаровский. Случай был сенсационный, но разведение, видимо, было случайным – дальнейшие попытки не увенчались успехом. И десяток лет продолжали твердить: «Гюрзы в неволе не размножаются (или же «плохо размножаются»)». К концу 70-х годов российские и американские герпетологи независимо друг от друга пришли к любопытному, но очевидному выводу: надо змеям воссоздать условия спячки, имитировать среду обитания, не разрисовывая террариумы. Ведь ранее в террариумах зоопарков их заботливо обогревали, змеи хорошо питались, росли, старились и гибли, но не размножались. При таком содержании организм рептилии работает «вхолостую»: ткани и клетки отдыхают, в первую очередь – половые. И стоило раз создать сезонные периоды температуры и влажности, как змеи принялись спариваться согласно законам матушки-природы.
Начали эксперимент на питонах, удавах, полозах, а затем и на гадюковых змеях. Пальму первенства по разведению гюрзы в бывшем СССР следует справедливо отдать двум герпетологиням, двум Валентинам – Иголкиной и Мальцевой. Они отыскали эти потаенные «ключи», отработали методику, и разведение гюрзы перестало быть тайной «о семи печатях». Это было выполнено в двух зоопарках: Ленинградском и Калининградском. Валентина Мальцева неоднократно приезжала к нам в Баку за «посадочным материалом». Мои бакинские коллеги показали отважной даме наши угодья, живых гюрз в полевых условиях, и Валентина прошла свой «искус» – боевое крещение – неподалеку от местечка Шувеляны на Апшероне.
Искусственная спячка – дело долгое и нудное (она длится 3–4 месяца), вдобавок рискованное для змей: если террариумист «пережмет» с холодом, они вообще не проснутся или же проснутся с пневмонией и другими болезнями. Повысит температуру – спаривание не состоится вовсе.
И вот, как положено, в середине апреля, когда в предгорьях Закавказья гюрзы брачуются, я услышал в террариуме странные звуки – самец гюрзы, подрагивая головой, преследовал самку, шурша чешуей. Наконец, обернувшись хвостами, любовная пара слилась в экстазе. Разъединившись, утомленные любовники расползлись по углам. Неоднократно видел я турниры: два самца боролись «кто кого», по-рыцарски, не кусая друг друга, пытались прижать соперника, встав «на дыбы». Победивший самец, если нет самки, предается откровенной содомии, имитируя спаривание с другим самцом низшего ранга.
Стоит показать доминирующему самцу длинную палку, как он, распаленный, тотчас же пытается ее «побороть», обвившись, и пригнуть к полу. Таких распаленных самцов следует сразу же подпускать к одиноким самкам.
И вот в первых числах июля два подвида – закавказская и среднеазиатская – отложили полновесную кладку: 18 и 16 яиц. А за месяц до этого они отказались от корма, но заметно потолстели. Поскольку гюрзы безразличны к своему драгоценному потомству, вверяя его Природе, я перенес яйца в термостат. Еще чуть более месяца, и, открыв запотевшую дверцу, я наткнулся, перебирая мох, на крупное, взрезанное изнутри яйцо. А вот и второе, третье, четвертое... Один из обладателей яйца высунул нос и немигающий холодный глаз с щелевидным зрачком – достойный отпрыск рода Випера. Самостоятельные детки постепенно расползлись по термостату. Ни один из детенышей не погиб; они исправно перелиняли и, как должно, принялись кормиться голыми мышатами. Росли они быстро, но, к сожалению, я не смог повторить опыт со вторым поколением по причинам, известным уже читателю...
Научиться разводить гюрз, гадюк, кобр, эф – вовсе не прихоть чудаков, которые заводят змей вместо собак, хомяков, канареек или рыбок. Гюрзу начали активно исследовать с 30-х годов, и тогда же она стала объектом промышленной эксплуатации, которую не может вынести никакой другой вид животных. Приток змей поступает исключительно из природы.
Однако распад Союза ударил и по ядовитым змеям тоже, коль скоро «ударила» в голову независимость южных республик. Основные научно-практические разработки по гюрзе велись либо в центрах России, либо в республиках, но преимущественно русскоязычными учеными. Они оказались персонами «нон грата» – «обойдемся и без вас!». Эти же республики не спешат подписывать Вашингтонскую конвенцию, и здесь разрешают все, потрафляя озлобленному и нищему населению. Вдобавок редкие животные оказались на территории «горячих точек» Кавказа и Средней Азии.
Еще в начале 70-х годов многие республики бывшего СССР приняли законы об охране ядовитых змей. Нетрудно доказать, что они практически не соблюдались. Очень сложно побороть многовековые предрассудки местного населения, еще сложнее контролировать соблюдение этих законов и, увы, совсем невозможно привлечь к ответственности виновных в их нарушении.
Драматических поединков у меня не было. Впрочем, пара-тройка любопытных историй...
Раз принимал я в Баку приятеля с супругой. Питерская пара восхищалась здесь всем: от обильной кавказской кухни до невероятных насекомых, ящериц и змей.
Гость за одну экскурсию поймал рептилий больше, чем за год! Дело в том, что у меня были свои «угодья». Неподалеку от моря я набрел на линию бетонных колодцев. Спустившись по скобам, обнаружил змей разных видов – они провалились во время охоты за живностью и не могли подняться по стенам. Многие превратились в мумии... Время от времени я навещал свой «заповедник». Его-то и показал Володе. Лицо его расплылось в широкой улыбке. Он принялся считать спасенных «узников» – потенциальных обитателей Ленинградского зоопарка. Не менее восторженная супруга Володи склонилась над колодцем, усевшись на песке. Володя выбрался из шахты, сияя от счастья: «Удавчиков – два, ящеричных змей – одиннадцать, гюрзы, совсем маленькие – тоже две». И тут я увидел, как на расстоянии полуметра от обтянутых спортивным трико округлостей жены Володи растянулась еще одна, такая же крохотная гюрзочка, но ядовитая от рождения! Осторожно перенеся змееныша в мешочек, я добавил к счету Володи еще одну, третью, и наставительно объяснил Люсе, что она могла и раздавить драгоценный трофей теми самыми округлостями!
Вблизи станции Насосная (Азербайджан) к вечеру к стоянке прибежал, запыхавшись, мой друг орнитолог-любитель. Он брел по степи, увидел гюрзу. Юра загнал ее в большой колючий куст и уверял, что она там сидит и ждет, пока ее поймают! Я высмеял это авантюристическое предложение, но все-таки... Словом, мы поспешили за гюрзой. Взошла полная луна. «Здесь вот полив, тут грязь, а здесь белый камень...» – бормотал Юра. Это топтание по степи меня начало раздражать – кустики как кустики... «Вот! Нашел! Шипит! Слышишь?» – зашептал Юра. Недовольная гюрза действительно шипела. Извлечь ее из колючек было не так-то просто, но в конце концов она показала себя во всей своей красе... и тут погас фонарь! К счастью, я успел ее прижать, и мы увязали ее в мешок во тьме. Правда, нам помогала луна и белая ткань мешка.
Вот еще эпизод. Помните, как «гробовая змея» укрылась в черепе павшего скакуна князя Олега? Но на этот раз череп был не конским... Мой друг-энтомолог сопровождал меня в экспедиции по Азербайджану. Я вел учет грызунов, и тут меня Миша окликнул: «Здесь гюрза спряталась в каменную горку, давай я ее сфотографирую!» На сей раз змея была не нужна, и мы начали разбрасывать булыжники. (Я не сразу обратил внимание на то, что на совершенно голой равнине каменная горка выглядит несколько искусственно.) Гюрзе прятаться было некуда, и я извлек одну (тут Миша начал снимать), затем вторую и, наконец, когда камней уже не осталось... человеческий череп, отсеченный по шею. Мы перезахоронили мрачную находку. Оставалось гадать, при каких обстоятельствах погиб человек и кем была сложена эта могила. Ясно одно, что гюрзы здесь ни при чем, но сами они могут создавать, мягко говоря, неприятности.
Мой приятель, легко переносивший гюрзиные укусы, погиб от укуса кобры за несколько минут. Этот случай наделал шуму, тем более что вмешался известный журналист. Все это происходило в городской квартире, и я могу лишь согласиться с одним: держать ядовитых змей ради забавы рискованно.
Но это понимание приходит со временем. Человек должен бояться змей – это запрограммировано генетически.
Правда, со страхом вполне успешно можно бороться...
Комментарии (0)