Творец подарил нам непостижимо гармоничным образом сочетающуюся здесь чистоту полноценного горного рельефа с вечно белыми шапками снежных вершин, обрывистыми голыми скалами и безумными пропастями ущелий и распадков, величественное могущество таежных хвойных лесов, безмятежную, умиротворяющую нирвану бескрайних альпийских лугов и пронизывающую весь этот пестрый гобелен сеть кристально-прозрачных ручьев и рек, изобилующих хариусом, ленком и королем рыб – тайменем.
Здесь не приходится нести тяжкую расплату за красоту, выхватывая из воздуха последние крохи кислорода, как это происходит на Тибете или в Киргизии. Нет здесь и приглаженных ветрами и невзгодами старых камчатских гор, покрытых бесконечными осыпями щебня и поросших в основном кедровым стлаником и изувеченными природой чахлыми березками. Основные высоты, на которых приходится охотиться, здесь не превышают 2100–2500 м над уровнем моря, и только знаменитая Белуха, давно рисуемая в воображении на основании чужих снимков, картин и видео, едва превышает 4500. При этом скромность цифры ни чуточки не умаляет ее нерукотворного великолепия! Очень жаль, что с того ракурса, с которого нам посчастливилось ее наблюдать, не видны удивительно симметричные три ее вершины. Благодаря такой неправдоподобной красоте этот природный монумент еще древними тюрками считался святыней Алтайских гор и назывался «Уч-Сумер» (три вершины), «Кадын-Бажи» (вершина Катуни), «Уч-Айры» (гора с тремя разветвлениями). Кроме Белухи, здесь есть самый высокогорный конный перевал Кара-Тюрек, знаменитое Кучерлинское озеро, водопад Текелю и другие не менее завораживающие красоты и достопримечательности. К сожалению, вживую всего этого нам наблюдать так и не посчастливилось. Только облик Белухи, как заветного маяка, сопровождал нас на доброй трети конных маршрутов и почти всех охотничьих тропах.
Мало кто знает, но после героических камчатских ночных марш-бросков я уже было принял решение о завершении для себя горных охот. Нелегко все это дается, когда за плечами без году полтинник, не хочется быть обузой для более молодых и спортивных компаньонов, да и к мазохистам я себя не отношу. Но только услышав, куда именно мы своей постоянной компанией в этот раз собираемся... В общем, Алтай – это святое, лишить себя этой поездки я не смог и немедленно согласился, невзирая ни на какие препоны и рогатки. Алтай – этим все сказано...
Для начала необходимо четко усвоить разницу между не менее известным Алтайским краем и собственно горной Республикой Алтай, не имеющими между собой ничего общего, кроме границы. Путешествие наше началось с московского аэропорта Домодедово. В Барнаул мы прилетели уже затемно, и, наскоро загрузившись в гостеприимный японский микроавтобусик, бодро рванули, попеременно и хором кивая носами, на 750 км южнее, почти на самую границу с Монголией. Но вот уже и Тюнгур – превосходная туристическая база с традиционным «памятником вертолету», баней и столовой, а самое главное в этот момент – с горизонтальными койками, до которых наконец удалось дотащить измученные японским автопромом тела.
Завтракать смогли не все, но это не умаляло прекрасного настроения от изумительно чистого голубого неба над головой, отсутствия московского смога, первых увиденных при дневном свете горных вершин вокруг базы, а самое главное – ощущения свободы и предвкушения... предстоящей охоты! Впереди нас ждали сибирские козероги, а если повезет, то и маралы, хотя и закончившие к этому моменту свой гон. В качестве дополнительного трофея предусматривался самец сибирской косули, если попадется. По наскоро разыгранной лотерее мне достались в сопровождающие рослый егерь Аркадий и щупленький на вид коневод Аржан, по двое сопровождающих получил и каждый из моих спутников. Нас четверо – Антон, Артем, Игорь и я. После бегло проведенной пристрелки оружия, не откладывая, переоделись и двинулись с турбазы в базовый лагерь Антара, располагающийся в нескольких часах езды на УАЗике на противоположном берегу Катуни. После ночевки предполагалось разбиться на 4 группы, чтобы не мешать друг другу в поиске и добыче трофея. В каждой группе помимо 3 верховых коней (лошадей не берут принципиально) присутствовал 1 вьючный. Все личные вещи, снаряжение и амуницию, включая нехитрую летнюю палатку, а также провиант, разложили по седельным сумкам и приторочили за седлом. «Все свое ношу с собой» – знакомый принцип.
Лагерь Антара оборудован довольно сносно – многокомнатный гостевой домик с камином и даже встроенной в него баней, егерской домик с печкой пониже, хозяйственные постройки, посреди двора столб в качестве коновязи, здорово смахивающий на языческого ритуального идола. Правда, наш заезд несколько запоздал по сравнению с оптимальными сроками охоты, которые здесь ассоциированы с сентябрем: и марала на реву брать интереснее, и косуля еще вся рогатая.
Соответственно, временное наше жилище, основательное и капитальное с виду (здесь даже печку топят исключительно лиственницей), оказалось мало приспособленным к низкотемпературным условиям из-за «дачных» оконных рам в одно стекло и явно декоративного камина. Между тем ночью уже доходит до –150. В общем, спальники пригодились уже здесь. Другой особенностью нашего пристанища явилось трудновообразимое количество мелкой дичи в виде... грызунов. Сидя у камина или на кровати, одновременно можно легко наблюдать двух–трех упитанных оппонентов кота Леопольда из известного мультика, не считая других, бесцеремонно проверяющих содержимое наших сумок и рюкзаков. Положенный в виде эксперимента посреди пола сухофрукт уносился четвероногими под ближайшую кровать в течение пары минут. Игорь умудрялся ловить ради забавы двух воришек одновременно в свой пустой рюкзак, а Артем жаловался, что мыши мешали ему спать, бегая прямо по лицу.
Но так или иначе ночь закончилась, и наша процессия из неразделенных пока групп потянулась гуськом в сторону предполагаемых районов охоты. Несмотря на настойчивые рекомендации ограничивать потребление персоналом спиртного, в какой-то момент накануне мы упустили из-под контроля этот аспект (непьющим оказался только мой Аркадий), вследствие чего утренние сборы и само выдвижение несколько растянулись во времени и пространстве. За час до сумерек, немного не дойдя до намеченного на сегодня рубежа, было принято решение заночевать здесь, разбив дополнительный промежуточный лагерь, чтобы дождаться давно запаздывающего хвоста колонны.
Как выяснилось позже, решение было принято верное: замыкающая группа пришла к костру только глубоко за полночь. Им пришлось возвращаться за дополнительным конем, так как один из вьючных сорвался по пути со скалы и сломал себе шею. Тем не менее это небольшое происшествие по-своему настроило присутствующих на деловой лад, и на всем протяжении последующих мероприятий эксцессов больше не последовало. Заодно окончательно просветлело в голове и у самих участников.
Первоначально мне попался почти белый, довольно приземистый, несмотря на примешанную кровь орловских рысаков, коняжка по кличке Серко, слегка туповатый, но зато безукоризненно послушный. Но со временем по его кашлю и явно вялым, замедленным движениям, не зависящим от моих шенкелей, стало понятно, что вчерашнее «купание» при переправе через Катунь не прошло для него бесследно, и я пересел на его более темного собрата, несколько более хитрого и решительного, более скорого на ногу. Вообще в отличие от киргизских низкорослых лошадок ярко выраженной монгольской породы, способных карабкаться на почти вертикальные кручи или идти вполгоры по косогору, ставя ноги «в ниточку», здесь все четвероногие помощники разномастны и разноразмерны, крови всевозможных пород тут намешаны невообразимо. Объединяет их только главное качество – безукоризненное послушание.
При езде верхом, когда каждый из сложившегося симбиоза понял характер друг друга и приноровился выполнять нехитрые задачи, есть время и возможность погрузиться в собственные мысли, а заодно и всласть насмотреться округой. Внизу из растительности изредка попадаются и береза, и осина, но чем выше, тем скорее царство флоры становится полностью завоеванным хвойными породами. Привычной елки здесь нет напрочь, в основном лиственница и пихта, но королева всего – это кедровая сосна! Она здесь повсеместно, особенно на северных склонах гор. Причем эта могучая красавица не может идти ни в какое сравнение с кедровым стлаником – это настоящий исполин, похожий на родственника разве что только формой иголок... Резко выделяются ярко-желтые пятна опадающей на зиму лиственницы на фоне густой зелени вечнозеленых... А вот уже альпийские луга... Глаза невольно наполняет слеза умиления, когда воображение рисует неописуемую красоту сплошного, до горизонта, ковра из цветущих здесь в августе рододендронов, торчащих сейчас из-под снега сухими ветками. Голова кружится от счастья и хочется простить весь мир! В горле стоит ком, и сердце начинает предательски покалывать. Кажется, что все мое существо прямо сейчас буквально взорвет изнутри переизбыток чувств!
Однако излишне говорить, что главной целью нашего путешествия была все же охота. Еще задолго до прибытия в конечную точку глаза разбегались от обилия пересекающихся цепочек следов различной степени свежести. Внизу попадались косуля и марал, но чем выше, тем больше козерога.
Начинаем «биноклевать» почти непрерывно, и наше напряжение не проходит бесследно: в какой-то момент Аркадий замечает нужный объект, хотя не прошло и часа после разделения нашего каравана на составляющие группы. Спешиваемся, оставив наших четвероногих помощников на попечение Аржана, и пытаемся подкрасться поближе: отсюда дистанцию не берет даже безотказная «лейка», очевидно, что больше километра. Наконец, когда, обливаясь потом, будучи одетым «по-дорожному», а не для охоты, я добираюсь снизу до обреза почти горизонтального плато, дальномер показывает 570 м до ближайшего приличного козерога. Животные пасутся на поднимающемся вверх склоне на другом краю плато. Не менее 4–5 самцов с большими дугами рогов, едва не задевающих им за копчик. И самки с молодыми. Верхние уже пристально смотрят в нашу сторону, хотя мы успели натянуть поверх бушлатов белые маскировочные костюмы еще возле лошадей. Ну что, дружище Зауэр, попробуем? Сейчас на карабине стоит легкий 20-кратный прицел марки Люпольд с удобными рисками вертикальных поправок, но беда в том, что дальше 300 м в Москве потренироваться было негде, и насколько придется брать выше крайней риски – одному Богу известно... Куда именно в снег легла первая пуля, Аркадий засечь не успел, меняю наудачу превышение и отправляю вторую прекрасную пулю Трофи Бондед в алтайский снег. На этот раз попадание замечено – на целый метр ниже улепетывающего козерога! Третий выстрел сносит камушек у него за затылком, но дистанция-то непрерывно увеличивается, а вот и спасительная для рогача скала, в которую ударяет пуля от последнего снаряженного патрона, когда мой протеже за ней скрывается. Выхватываю из кармана наполненную патронами свежую федераловскую кассету и пытаюсь непослушными пальцами запихнуть хотя бы еще один патрон в патронник. Но все кончено, ушли. Однако Аркадий бежит куда-то по краю, заглядывая на другую сторону от нашей скалы, через ущелье. Я устремляюсь за ним, судорожно захлопывая на ходу затвор и на автопилоте ставя карабин на предохранитель. «Вон, видишь?!» – «Где?» – «Да вон, из-за камня сейчас выйдут, другое стадо, вторым идет хороший!» – «Ага, теперь вижу!» Первым из-за скалы на другой стороне пропасти выходит молодой, а за ним – только чуть поменьше моего предыдущего «крестника».
Брякаюсь плашмя на снег и пытаюсь подползти к бугорку, чтобы водрузить на него ножки сошек, одновременно сопротивляясь, чтобы не скатиться с косогора вниз по склону. Не до дальномера, хотя видно, что здесь дистанция даже чуть меньше, чем в прошлый раз – козероги затормозили лишь на секунду, чтобы вновь рвануть по известной только им тропке. Выстрел. «Выше холки 5 см!» – звучит голос егеря. Но магазин пуст, я успел впопыхах зарядить только в патронник, а красивые животные уже прыжками уходят за поворот. Возвращаемся к нашему гужевому транспорту. Первое свидание с объектами охоты состоялось.
В этот день мы сделали еще большой крюк и засекли третье стадо в другом распадке, но оставили его до завтра, так как дистанция была немыслимая, а нам со всем скарбом предстояло засветло разбить лагерь. Каждый последующий день был похож на предыдущий. Подъем спозаранку, выползание из спальника и из палатки, чай и закуски, после чего отъезд по ближайшим ущельям с целью поиска баранов. В день находили 1–2 стада или группы «холостяков», по которым я благополучно «мазал» с 400–600 м. Мы отмечали в уме приблизительное место, где их следует искать в следующий раз, и перед закатом возвращались в лагерь. Ужин у костра и, поскольку в темноте делать особенно нечего, после того как одежда и обувь просушены, а охотничьи байки рассказаны, все укладывались. Если бы мне кто-то позволил в Москве ложиться баиньки в 8 вечера... Назавтра все повторялось с известной долей стабильности: первый выстрел ниже/выше (ненужное зачеркнуть), второй соответственно выше/ниже, третий, если еще есть в кого стрелять, – рядом. Очевидно, эти дистанции не мои. Ближе подобраться не удавалось – либо козероги «срисовывали» нас раньше (а у них всегда есть «дежурные»), либо, не решаясь пугать, принимали решение стрелять издалека. Тушенка надоела, уже подумывали о том, чтобы добыть на пропитание улара, хотелось свежатинки. Отдельная песня – ежедневный чай из снега. На Алтай я приехал подкованным: поливитамин с комплексом минералов и микроэлементов оказался как нельзя кстати, ломкость ногтей и шелушение кожи у меня и сопровождающих тут же прекратились. В какой-то из дней видели марала со средними трофейными качествами (отростков 5), но он увидел нас на открытом месте издалека и рванул на своей ляжечно-бицепсовой тяге, как на ракетном ускорителе. Стреляный воробей, не иначе...
Однако прекрасно работает принцип «умелый дятел может со временем задолбать небольшого слона». Главное – максимально использовать для подъезда конскую силу, ибо по пересеченной местности из меня ходок тот еще. Даже для спуска с горы в состоянии скрадывания зверя энергии тратится на порядок больше, чем горизонтальное перемещение по асфальту, во всяком случае мокрая спина – мое самое типичное состояние. Итак, примерно на третий–четвертый день, обдумывая уже самоубийственный спуск в самое глубокое ущелье, где лакомые козероги паслись уже который день, как у себя дома (интересно, а где же еще?), мы засекли небольшое стадо в такой ложбинке, где был шанс подобраться к ним за складками местности поближе. Со времен своей армейской жизни я не пользовался переползанием с таким упоением и самоотдачей. Вспомнил все. На небольшой лужайке высохшей прошлогодней травы, типичной для южных склонов и являющейся единственной кормовой базой для всех – от мышей с зайцами до наших лошадей, паслись и отдыхали 4 приличных самца и чуть ниже, как обычно, несколько самок с молодняком. Трое примерно одинаковых, у четвертого рога больше, но правый обломан на треть. Дальномер показывает всего 230 м, уклон вниз не более 10–15 градусов. Сказка! Конечно, у этих символы женской неверности не настолько шикарные, как у красавцев, увиденных в первый день, но за метровый размер, думаю, вылезут наверняка у всех. Тот, которого начал было выцеливать, неожиданно перестал пастись, отошел за дерево и лег. Видно, хороший у него ангел-хранитель. Теперь все лежат. Выбираю тогда самого светлого (седого?), лежащего посередине открытого места мордой (лицом?) в мою сторону, и как только он чуть отворачивает голову, открывая левый бок, плавно жму на спуск.
Глаза привыкли к созерцанию подобной картины: все поднялись и побежали. Сначала замешкались, определяя на фоне многократного эха расположение источника опасности, а потом пошли гуськом вправо и вниз. И «мой» пошел. Как-то неуверенно и припадая на левую сторону, но потащился вслед за всеми. На самом краю площадки чуть задержался, как бы в нерешительности раздумывая, сможет ли скакнуть ниже. Я не стал испытывать судьбу, вскочив и направив ствол прямо с сошками, с рук, на основание шеи, и в момент совпадения перекрестия с целью нажал на спуск.
Выстрел прогремел в момент завершения фразы моего проводника: «Есть, попал, сейчас упадет». После второго выстрела красавец рухнул вниз, как подкошенный, и покатился в глубь распадка. Если бы не горка крупных камней от осыпи, задержавшая катящееся тело, с поднятием тяжестей вышли бы проблемы. Дальше – все просто: спуск, «последний прикус», фотографирование, свежевание, невесть откуда взявшиеся кружащие вороны. В этот день мы наконец лакомились свежими, сваренными на костре ребрами. Вскрытие показало, что первая пуля, как и планировалось, пробив левое плечо, сломала ребро на входе в грудную клетку, разрушила легкие с этой стороны на всю длину и, срикошетив от двух последних ребер, опять ушла немного вглубь, осталась в конце мягких тканей задней части. Второй выстрел навскидку, как часто бывает, оказался неточным, и вместо основания шеи в полу-угон, пуля вошла точнехонько в правое ухо и вышла под левым глазом.
На следующий день мы свернули лагерь и, немного поискав попутно кого-нибудь еще на добавку, двинулись обратно вниз, к более вероятным ареалам обитания марала и косули. Не нашли ни тех, ни других в искомом половом и трофейном качестве. Но самое главное – в базовом лагере была жуткого качества, с физической невозможностью находиться в парилке в 1 м от раскаленного добела, непрерывно кипящего бака (при общей площади парилки 2 кв.м) дольше 2 минут, но все же – баня! Это еще одно счастье на охоте. А вскоре подъехали и мои героические компаньоны. И начался обратный отсчет... до следующей охоты. Слава Богу, все отохотились успешно, Артем добыл даже два трофея, хотя с маралом и косулей не повезло никому. Очевидно, расклады со сроками, действительно, оказались не самыми удачными. В связи с этим выезд было коллегиально решено сократить на два дня. Честно говоря, я не был согласен с принятием столь радикального решения, но... коллектив есть коллектив.
Очень хочется побывать здесь снова, уже не позднее сентября. Еще раз посмотреть на Белуху, а если повезет, то увидеть и другие достопримечательности этих удивительных мест, в которые я искренне влюбился. Ну а если получится, то и поохотиться. В любом случае, удастся ли это еще когда-нибудь или нет, но все это глубоко засело в сердце, в памяти, я думаю, навсегда. И от этого одновременно на душе радостно и грустно. Радостно, что удалось прикоснуться к краешку сокровенного, лелеянного долгие годы, а грустно оттого, что произошел незапланированный, преждевременный отъезд, причем в тот момент, когда хотелось его, напротив, отдалить всеми силами. А в остальном: «Охота окончена – да здравствует Охота!»
Комментарии (0)