ОХОТНИЧЬЕ СЧАСТЬЕ

  Посвящаю моим лучшим друзьям, Василию и Игорю, горячо любящим и преданным охоте с собакой.
Заканчивая пятый курс института, я принес в дом щенка западно-сибирской лайки, о котором мечтал очень давно, и уже не представлял охоты без собаки. Из рассказов знакомых охотников узнавал, насколько увлекательна и захватывающа охота с лайкой на барсука. За свою жизнь мне не представилось возможности видеть этого зверя воочию, разве что на фотографиях и рисунках.
Шло время, мой Сунар (такую кличку я дал щенку) быстро рос. Часто гуляя с ним по лесу, я находил барсучьи покопы, его нужники, звал щенка к себе, показывал ему найденное и всегда приговаривал: “Барсук, барсук, ух он такой”. Щенок с интересом принюхивался какое-то время, а затем вновь продолжал гонять и облаивать птичек. А я тихо шел за ним и любовался его движениями, наслаждался задорным, звонким лаем и тем, насколько он гармонично вписывался в картину осеннего леса.
Прошел почти год. Наступило лето. Сунар вырос, я закончил институт, и мы с семьей уехали в родной город. С нетерпением и трепетом я ждал того дня, когда начну собирать рюкзак для охоты в ночь. “Да какой нормальный человек ходит один в ночь, да еще на какую-то охоту! И в кого ты только такой собачатник? - слышал я в свой адрес от родителей, дом которых находился в километре от леса. И вот наступил тот долгожданный день, когда мы с моим четвероногим другом ближе к полуночи были уже в лесу. Фонарь не включаю, ведь полнолуние и в лесу видно как днем, в пасмурную погоду. Отпускаю кобеля, и он, радостный, срывается с места, игриво делает несколько кругов возле леса и растворяется в темноте, среди серых стволов сосен. Иду в глубь леса, просвет кромки остается сзади и медленно исчезает под занавесом молодого сосняка.
Пробродив по лесу около трех часов, решил отдохнуть, сев под сосной и немного перекусив, слушал лес. Сунара не видно и не слышно. Где-то далеко, в стороне кромки, лаяли наперебой собаки, где-то упала шишка, невольно поворачиваю голову в ту сторону и всматриваюсь в глубь сумеречного леса. Сунар не появлялся, что явилось поводом для некоторого беспокойства. Ведь молодой еще да и ночью в лесу первый раз, мало ли что. Мысль о волках я отогнал сразу, давно их не видели в нашем лесу, лишь по зиме бывают, да и то транзитные стаи. Рысь в лесу есть, но ее не так много и она, как правило, уходит от собаки на дерево - мысленно успокаивал я себя.
И вдруг тишину леса разрывает как гром среди ясного неба раскат лая вперемешку с ревом и завыванием. Меня подбросило так, будто разряд тока прошел по мне. Как я надел рюкзак (лямки всегда были короткими, и одевался он с трудом) не помню, все произошло за какие-то секунды. Схватив пику, я побежал по направлению к лаю, который слышался примерно в пятистах метрах от меня. Сердце выпрыгивало, в ушах шумело, несколько раз я падал, в спешке не замечая трухлявых пней, торчавших в траве. Лай приближался, он был такой же злой и напористый. Передо мной кустарник, лай уже совсем рядом, но ветки с листвой не позволяют разглядеть, что происходит за ними. Сдерживая дыхание, обхожу его и на фоне предрассветного леса, на небольшой полянке, в шести метрах от меня, вижу такую картину: нос к носу, в полуметре друг от друга, находятся мой Сунар, и тот, кого я видел впервые в жизни, зверь, ради которого я нахожусь в лесу этой ночью. Это был барсук. Я слышал от старых охотников, читал, что есть моменты, когда, забыв о ружье, об охоте, ты просто находишься под гипнозом данной ситуации, словно завороженный красотой происходящего. Так случилось и со мной. Я стоял и не мог оторвать своего взгляда. Как красив, бесстрашен и уверен был дикий зверь! Приземистый, на коротких мощных лапах, приклонив к земле голову, он стоял без тени сомнения в своем превосходстве, бросая колкий, пронизывающий взгляд на противника. Сунар надрывался и, наверное, недоумевал, почему бездействует хозяин. Сцена противостояния длилась не более минуты. Лунный свет, падая на полянку, придавал всему происходящему вид таинственности, обнажая остроту и украшая картину происходящей ночной драмы.
Вдруг Сунар делает резкий выпад и хватает барсука за холку, тот отвечает тем же, делает молниеносное движение в сторону кобеля, слышу тупой звук, и Сунар взвыл от боли. Они сцепляются и видно лишь ком, катящийся к кустам с бесконечным фырканьем, завываниями и лязганьем зубов. На какую-то долю секунды ком распадается, и барсук ныряет в кусты, собака без лая уходит за ним. Я скидываю с себя оцепенение и тороплюсь вслед за ними. В метрах пятидесяти от поляны, среди кустов шиповника, вижу, как кобель роет землю, понимаю, что барсук в норе. Подхожу, ласково треплю Сунара за холку, приговаривая: “Молодец, умница моя!”. На что он отвечает лаем в нору, начинает сильнее трясти белыми лапами влажную землю. Снимаю рюкзак, достаю хлеб, наливаю в чашку воды, пес отказывается, но немного погодя съедает хлеб и долго жадно лакает воду. Беру его на поводок, и мы идем в сторону кромки, при этом он таки норовит повернуть назад. Подходим к ручью, я сажусь на усыпанную хвоей землю, зову его к себе. Он не спеша подходит, тянет свою морду ко мне, и я чувствую, как его влажный, горячий язык прошелся по моему носу. Глажу его рукой, на морде единичные рваные раны с засохшей кровью. “Жалеешь, что ушел?” - спрашиваю, глядя в преданные, усталые глаза собаки, - пусть он живет, он же первый у нас с тобой, не держи обиды на хозяина”. Пес, будто понимая, лизнув в очередной раз мой нос, улегся на бок, закрыв глаза и вытянув лапы, уставший, он погрузился в сладкую дрему.
Я сидел, прислонившись спиной к сосне, смотрел на него и чувствовал себя необыкновенно счастливым. У моих ног, во всей своей красе, лежал мой пес, моя лайка и где-то в подсознании крутился вопрос: “Неужели это мое?” Хотелось обнять его с неимоверной силой, окунуться в его густую шерсть, рассказать ему, как долго я его ждал, сколько пережил за эти годы и сколько еще у нас впереди. Светила луна, казалось, она улыбается нам, и мысленно я благодарил ее за подаренную летнюю теплую ночь, за незабываемый миг встречи с ночным хищником, и я был рад, что произошло именно так, а не иначе.
Пришла осень. Мы за сезон с Сунаром взяли четверых барсуков, но снова и снова я возвращаюсь в ту ночь, вижу ее и глубоко осознаю, что это было мое охотничье счастье, мой охотничий Эверест, к которому я стремился, к которому я так долго шел.