Удэгейцы

Многие из взрослых охотников читали «Последний из Удэге» Арсеньева. В книге главный герой погибает, и на этом вроде бы его род прекращается. На самом деле остатки этого народа живут и не то чтобы процветают, но все же сохранились в Приморье и Приамурье. Сказать, что виной их малочисленности является современная цивилизация, значит, грешить против элементарной логики. Дело в том, что любой народ, занимающийся собирательством даров природы, слишком зависит от урожая грибов, ягод, орехов и количества дичи в окружающей тайге, тем более что у них не развит инстинкт запасания. Его отсутствие отмечено не только у наших удэгейцев, но почти у всех «диких» племен.

Bыжить в тайге в урожайный год можно, но только не современному горожанину, удэгейцы в ней не выживают, а живут. Каким образом? Во-первых, у них чрезвычайно уравновешена нервная система. Засуетиться, рвать на себе волосы, досадовать – никогда. Все, что случилось, уже случилось, если хорошее – надо пользоваться. Плохое – исправлять. Добыл удэгеец десяток кабанов, ставит рядом палатку, дает знать своим и лесорубам из ближнего поселка. Живет, курит свою трубку, принимает гостей, меняет мясо на «огненную воду» до тех пор, пока оно не закончится. Потом свернул палатку, встал на лыжи, в нарты запряг собачек и дальше кочует, пока не пофартит снова.

У них нет толстых людей – все аборигены тощие, поджарые, видел я только одного упитанного, тот был злой, как собака, – чуть не огрел меня цепью от лодки за какую-то ошибку. Очень они ценят такое достижение, как огонь, и при первой возможности стараются употреблять горячую пищу – варят мясо, рыбу и даже хлеб, если больше нечего кинуть в котелок. В семье трудятся много и мужчина, и женщина. Мужчина добывает пищу и тепло, защищает семью. Женщина выделывает шкуры, шьет одежду, готовит пищу, нянчит детей.

Однако все-таки кое-что из растительности они заготавливают. Это сушеная черемша и сено из тонкой-тонкой осоки для стелек в зимнюю обувь. Женщина, конечно, может и капкан поставить, и убить медведя, но, если она будет заниматься мужским делом постоянно, то на детей просто времени не останется и племя вымрет, да и непосильные нагрузки подрывают здоровье.

Удэгейцы оптимально экипированы для таежной жизни. На ногах олочи из кабаньей кожи, куртка из косули мехом внутрь, легкие брюки, ничего лишнего. Оптимальна еще одежда из шинельного сукна. Нож, котелок, ружьишко и козья шкурка, чтобы можно было на ней спать, – даже на снегу. Коробок спичек и иногда немного еды. Все остальное можно добыть в тайге. Хотя, с другой стороны, удэгейцы очень консервативны, во всяком случае, некоторые из них – совершенно точно. Мой сосед по дому – Кимонко Лес в буквальном смысле слова голодал. Перед этим он умудрился пропить ружье, сети и даже жену. Есть было совершенно нечего. Он устроился рубить дрова на пекарне, за что получал в день булку хлеба, варил ее и ел. Я же постоянно ловил на удочку 2–3 килограмма ленка и хариуса прямо в речке, протекающей через деревню. Леса кормил рыбой один вечер, второй, третий и, следуя знаменитой истине, предлагал научить пользоваться удочкой. На четвертый день вместо рыбы дал удочку. Леса со скорбной физиономией поплелся на реку, но тут кто-то сжалился над сельчанином и пожертвовал ему небольшую сеть. Кимонко гордо бросил мне под ноги удочку, уселся в лодку, к вечеру наловил щук, часть съел, часть обменял на «огненную воду» и вечером у костра был счастлив. Да, как и многие племена, живущие у воды, удэгейцы совершенно не умеют плавать. В северных широтах, около большой воды это понятно – там больше 20–30 метров в ледяной воде не проплыть, лучше уж не мучиться и не расходовать напрасно силы. Но вот на реке в Приморье и Приамурье плавать можно вполне и свободно, так нет же... Может и права гипотеза, что все эти племена пришли на реки с океанских берегов. Даже самый слабый пловец, если захочет жить, сможет в летнее время переплыть Амур. Я пробовал такую штуку с небольшим бревном – подталкиваешь его поперек течения, время от времени на нем же и отдыхаешь – вполне возможно.

Замечательна удэгейская обувь – олочи из кабаньей кожи с крючком на конце. Зимой их выстилают заготовленной на болотах осокой. Ноге тепло, мягко, уютно, а идешь тихо, как босиком – хорошо зверя скрадывать. Правда, куртки из шкур уже большая редкость – больше телогрейками пользуются. Из дополнительного оборудования охотник всегда несет с собой козью шкурку, иногда две, сшитые вместе (косульи). Удивительно теплая, легкая, она подстилается хоть на лапник, хоть прямо на снег. Кстати, удэгейский организм может переносить такие нагрузки, которые белому человеку и во сне-то подорвут все здоровье, не то что наяву их попробовать. Иду как-то вечером до сельского клуба – глядь, в снегу, без головного убора спит Сеня Кялюидзюга, волосы инеем покрылись. Я сперва решил, что он уже того... в блаженных угодьях охотится, пригляделся – просто спит. Оттащил домой, сдал матери с рук на руки, пошел в клуб. Часа через два и Семен подоспел – ни кашля, ни насморка, вот так. Этот же удэгеец рассказывал, как неделю выходил из тайги без спичек, без еды, если не считать куска мороженого мяса. На ночь ложился в буреломе, по бокам укладывал собак и спал, опираясь на локти – иначе было нельзя из-за мерзлой земли, и ничего – дошел. Охотник знает места концентрации зверя, повадки, тропы, солонцы, с одного взгляда может определить время, когда прошел зверь и можно ли его догнать. Как-то перед 7 ноября через наш поселок прошел ночью медведь. Охотники погнались за ним, как только рассвело, и уже вечером угощали меня медвежатиной. Идем с Сеней по тайге – вроде вижу то же, что и он, но неожиданно охотник тормозит, начинает вертеть головой и бабах – сшибает рябчика или белку. То же самое с рыбой – сети ставятся только там и только тогда, когда гарантирована добыча.

Еще одна особенность аборигенов – это широкий спектр применения собак, начиная от «нагревательного» элемента в предыдущем случае до охотничьих функций и тягловой силы. В тех местах, где я бывал, собачье население отличалось удивительным разнообразием форм, размеров и расцветок. Летом они шныряли вокруг поселка совершенно свободно, питаясь дарами природы, начиная от снулой рыбы до живых ежей и всяческих отбросов. Продовольствовать собачек в межсезонье считается излишней роскошью. Тем не менее каждая собака имеет хозяина. Это выясняется перед началом сезона. С помощью небольшого кусочка хлеба хозяин отлавливает своих животных, привязывает веревками, а в день выступления запрягает в нарты либо тащит все так же, на веревке, несколько километров в нужном направлении, после чего отпускает с привязи, и собачки далее уже следуют за ним к местам охоты.

Запасов они, как я упоминал выше, почти не имеют. Раньше, пока были госпромхозы, им давался аванс оружием, продуктами и боеприпасами под будущую добычу. Чем живут и живы ли сейчас эти чудесные охотники, не знаю.

Вот маленький пример. Мне нужно было добыть в институтскую коллекцию оляпку и горного дупеля. Ну, с оляпкой еще кое-как можно было решить вопрос, но вот горный дупель – птица жутко осторожная. Это единственный бекас, который зимует в тех краях. С гладкоствольным оружием подкрасться к нему никак не удавалось. Как-то я поделился своей проблемой с Семеном. Тот вышел на крыльцо (дело было в тайге, неподалеку от незамерзающего переката), снял висевшую снаружи на гвозде мелкашку и начал рассматривать перекат (примерно в 120–150 метрах от нас). Там частенько вспархивал при моем появлении бекасик. Винтовка поднялась к плечу, немного промедления – щелк. С реки никто не поднялся. Подхожу – лежит птичка размером с дрозда. Семен умудрился сбить ее пулей на таком расстоянии, где на фоне камней птицу и разглядеть-то без бинокля сложно.