ТЕРПКИЙ ЗАПАХ УХИ

Слухи будоражили воображение рыболовов.

В пруду Горькоречном, расположенном вблизи станицы Нововопокровской, начал клевать сазан в лунках.
Нигде не клевал, а в этом пруду почему-то поклевывал.

Размерами пруд не впечатлял: 13 гектаров. Но глубин до четырех метров в пруду хватало, как и мелководий с камышовыми зарослями. Шаранами весом до двух кг пруд был «набит под завязку». Меня этот вес вполне устраивал.

Хотелось сварить из зимних сазанов бесподобную Береговскую уху. Терпкий запах ухи преследовал меня дома и на работе. Обоняние остро реагировало на запахи лука, чеснока, черного душистого перца… «Наваждение, брысь!» – ругался я, удивляя друзей неожиданными возгласами. Ехать на рыбалку надо было обязательно. Клин вышибается только клином!

Этот сезон на моем «рыбьем» языке назывался следующим за событиями в хуторе Пятихатки. Событиями драматическими, но на трагедию не тянувшими. Сейчас же образовалась явная трагедия: Володя Манский болел!.. Он тихо завидовал моему счастью здорового человека, способного мчаться в любую даль для проверки любого слуха о рыбалке.

Потому на рыбалку я выехал с другими «тихопомешанными». Ими оказались: Пашка, Игорь и Генка. Молодые, энергичные мужики. Жизнью не битые, в трагические ситуации не попадавшие… до выезда на этот водоем.

Утро выписалось кистью гениального художника. Любой «мазок на холсте» назывался животворящим. Окружающее пространство представлялось наполненным оптимистическим энтузизизмом, по словам Генки, до предела, через край.

Генка намек природы понял сразу. На первом километре пути. Последующие 82 километра пути мужики даже не заметили, наполняя себя «энтузизизмом»…до всплывания квашеной капусты к самому горлу. И на водоеме ворЂоны прыгали вокруг их лунок в количестве не менее трех, пойманные караси и сазаны, как Змеи-Горынычи, появлялись в лунках о трех головах. Рыбалка веселила мужиков до икоты. Но вскоре и напугала до икоты. В том числе и меня.

Я вываживал в лунку очередного шарана. Сегодня поклевки наблюдались только вблизи камыша, на мелководье с глубиной около 1,5–1,7 метра. Неожиданно ниоткуда и отовсюду послышался нарастающий гул. Тело впитывало в себя этот звук, резонировало ему в такт. И лед резонировал нарастающему гулу, как резонируют мембраны громкоговорителей в такт амплитуде подводимого к ним сигнала. Мужики отвратили глаза от лунок, оглядывались окрест… на змеящиеся от берега до берега, в разных направлениях, трещины. Казалось, что мы находимся в эпицентре полигона, где производятся испытания разнокалиберных снарядов и бомб. Лед трещал, ухал, всхлипывал, оглушительно «взрывался», шипел, свистел… По всей окружности пруда, вблизи берега, неведомая сила вздыбила лед и выстроила из него круговой вал высотой около одного метра.

Команда «Ложись!..» не прозвучала, а мы, оставив снасти и рыбу на местах рыбалки, стремительно и виртуозно, по-пластунски, устремились к спасительному берегу. На льду нас удерживала только великая и могучая сила русского языка. К брегу двигались… на плоту из крепких выражений. Лед позади «плота» стремительно превращался в сплошное крошево.

– Что это было?.. – спросил Генка, сидящий у костра в чем мать родила. В его абсолютно трезвых глазах разгорался не менее жаркий огонь творческого познания окружающего мира.

– Счастье это, Гена! Мы остались живыми во время буйства землетрясения, – ответил, не лукавя, себе и друзьям. Даже плохая жизнь – это счастье, подаренное людям природой.

Паша и Игорь сушили мокрую одежду над огнем костра, манипулируя палками, на которые одежда была наброшена. Их взгляды, обращаемые к месту рыбалки, красноречиво утверждали, что счастливы они не полностью. Для полного счастья мужикам не хватало пойманных карасей и сазанов и снастей, навсегда забранных стихией.

Домой возвращались мимо разных водоемов. Лед был разрушен везде. Паша, Игорь и Генка посматривали на разрушенный лед этих водоемов и в один голос твердили, что на лед ногой никогда не ступят. Никогда, никогда, никогда!.. Я вспоминал тысячи моих утверждений и улыбался, мысленно сгоняя холодные мурашки со спины, когда смотрел на разрушенный лед водоемов. Сегодня счастье улыбнулось не всем...

– Не приняла нас вода, мужики! Бояться нам стоит только моли, чтобы она не слопала нас на домашних диванах! – подбодрил себя и товарищей. – Или вам «вонючка» милее?.. Мужики брезгливо сморщили носы.

Поздней осенью я частенько рыбачил в р. Кубань. Иногда за мной увязывались Игорь, Паша и Генка. Рыбу в реке они ловили плохо, неумело. Текущая вода свои тайны не раскрывала перед ними. Но и они, вышагивая за мною по тропе, огибающей очистные сооружения и водоемы, удивлялись рыболовам, круглогодично удившим карася и сазана в «душистых» водах. Поздней осенью и зимой у каждого рыболова есть свои любимые места рыбалки, дарящие ему счастье. Свое счастье почитатели «вонючки» обрели надолго. На их языке, понятном только этой замкнутой касте, счастье называется просто: «Люди – не свиньи! Все поедят!..»

А мое счастье навсегда «прописалось» у чистых вод. Вблизи этих вод я счастлив, даже не увидев и единой поклевки.