То далекое лето было особенно богато на различные аномалии, даже для Тувы, которую по праву можно считать краем чудес.
Еще не стихли разговоры о нашем походе в верховья Мергена, туда, где ночами загораются в тайге таинственные блуждающие огни, как началось невиданное нашествие белок. Оно было действительно невиданным даже для местных охотников, тщетно пытавшихся найти ему объяснение. Впрочем, сначала было все как обычно. Белки и раньше жили в поселковом парке на берегу Каа-Хемской протоки. Они вполне уживались с людьми, почти не обращали внимания на собак, а кошкам, время от времени пытавшимся охотиться на них, белки обыкновенно давали такой решительный и дружный отпор, что те надолго утрачивали интерес к резвящимся на деревьях и дорожках парка пушистым зверькам. Правда, гуляющие в парке заметили, что за последние дни число белок стало заметно увеличиваться.
Уже десятки этих забавных веселых зверьков, серых с черной полосой по спинке и черными ушками, прыгали по ветвям лиственниц и сосен, а то принимались устраивать свои беличьи хороводы, пулей взлетая друг за другом на самые вершины высоченных лиственниц и так же стремительно спускаясь на землю, вызывая восторг у поселковой детворы и не замечая охрипших от лая собак, сбежавшихся в парк со всех окрестных улиц.
Но это были лишь разведчики – первый эшелон начавшегося великого переселения. Белок становилось все больше, и через пару дней они буквально наводнили поселок. Они были везде. На липах и тополях вдоль улиц, в огородах, на заборах и поленицах, даже на крышах и чердаках домов, а самые смелые с любопытством заглядывали в открытые окна и форточки, охотно лакомились насыпанными для них кедровыми орешками. Особенно много зверьков собралось в густых зарослях ивы и черемухи по берегу протоки, и они все прибывали и прибывали.
Тысячи и тысячи зверьков двигались таежными долинами Мергена и Дерзига, собираясь на берегу Каа-Хема в районе Сарыг-Сепа в одну огромную стаю.
Какой-то полупьяный мужичонка примчался было на берег протоки с ружьем, но ему не дали и выстрелить. Пришедшие в парк бабы с ребятишками отобрали у незадачливого охотника ружье, а подоспевшие мужики еще и по шее накостыляли. Жители подтаежных селений свято соблюдают свои неписаные правила охоты, не позволяющие губить ни зверя, ни птицу просто так, потехи ради.
– Промой зенки-то бесстыжие, – ругали его бабы, – Ты куды, зараза худая, с ружьем-то приперся? Ты за ей в тайге походи, а не здесь изгаляйся! Нешто не видишь, что беда кака-то у них приключилась? С чего бы им за Каа-Хем-то кочевать? Нынешний год и по Мергену и по Дерзигу шишки тьма, а оне вишь – уходят. От добра-то, поди, не ушли бы.
Одно слово – беда, а ты, рожа пьяна, с ружьем приперся! Поди отсюдова, покуда ишшо не добавили!
– Худо дело, – вторил бабам, сидя в тени на завалинке и глядя на прыгающих по забору белок, старик Дорофеич. – Белковать-то нынче, однако, негде будет. Ить ежели оне за реку уйдут, считай во всем районе зверя не останется. Ладно, ишшо кто с верховскими охотится, тама зверья немерено, а у кого путики в Тоджинской стороне нонешний год с пустом останутся.
Сарыг-Сеп стал своеобразным пунктом сбора на пути беличьей миграции не случайно. Стремительный, бурный Каа-Хем здесь разделяется несколькими большими островами на протоки, которые белки переплывают без особого труда. Для нас было открытием, что эти зверьки – хорошие пловцы. Для них главное – не намочить хвост, который они держат при переправе словно парус – строго вверх. А вот намочившая хвост белка обычно обречена.
Так было два дня. А на утро третьего дня этого великого беличьего исхода все зверьки куда-то пропали. Может быть, они поджидали отставших, может, отдыхали и набирались сил перед опасной переправой, но разом опустел парк, никто не резвился в прибрежных кустах, не прыгал по заборам и поленицам дров. Ночью все белки ушли через реку на Медведевскую сторону, к едва видным на горизонте синим вершинам Танну-Оола. Но еще долго выносила енисейская вода на песчаные косы и галечные отмели сотни раздутых беличьих трупов, и долго, до самого листопада пировали на этих косах и отмелях черные вороны и большущие бурые коршуны.
И как-то невольно возник вопрос: почему? Что заставило тысячи белок покинуть свою богатую, непроходимую тайгу на южных отрогах хребта академика Обручева и устремиться в неизвестность, для многих на верную гибель в бурных реках, мимо людей и собак – своих извечных врагов, за многие десятки, а то и сотни километров. Что ищут они? Что за могучий инстинкт, оказавшийся сильнее всех остальных инстинктов, сильнее чувства самосохранения?
Некоторые объясняли этот переход таежными пожарами, но пожары в тайге случаются каждый год, и нынешний был не исключением. Тайга горела и в Тодже, и в верховьях Каа-Хема, и по левому берегу, на который так стремились переправиться белки. Такие пожары были обычным делом. Они сами возникали, чаще всего сами и затухали и вряд ли могли стать причиной столь массовой миграции. Голод? Мне приходилось читать о массовых миграциях белок в неурожайные годы, но те, кто бывал в конце лета в верховьях Мергена, в один голос говорили о богатом урожае кедрового ореха на границе с Тоджей. Какая-то неизвестная эпизоотия? Может быть, но тогда этим никто всерьез не занимался, и причина той небывалой миграции так и осталась загадкой, никем не разгаданной, очередной тайной природы.
Старые охотники припоминали, что лет двадцать назад белка с правого берега Каа-Хема тоже словно «сошла с ума».
– Перло ее тогда через Каа-Хем видимо-невидимо, – рассказывал Дорофеич, – перетопло столько, што и не счесть, но все одно, не в пример меньше чем нонче. Такого перехода, пожалуй, што и не было. Во всяком разе я не упомню. Одно добро – соболь тоджинский за ей следом к нам придет.
Предсказания Дорофеича сбылись лишь наполовину. Те, кто традиционно добывал белок по правому берегу Каа-Хема, чьи охотничьи путики были по Мергену и Дерзигу, в эту зиму остались практически без добычи. Расчеты на то, что следом за белкой в долину Каа-Хема придет и соболь, не оправдались. Видимо, необъяснимая страсть к перемене мест, овладевшая белками, этого хищника не затронула.
Комментарии (0)