В августе и сентябре 80-х годов прошлого века предпринял несколько отпускных выездов на Волгу в окрестности Астрахани, куда меня зазвали тамошние коллеги по профессии и такие же страстные рыболовы-спиннингисты.
На своих моторках они забрасывали меня с компаньонами вверх по течению примерно на 60 км от города на очень популярный среди них остров, где и оставляли жить на пару недель. У местных рыбаков он носил странное название – Круглый, хотя на самом деле представлял собой сильно вытянутый вдоль течения эллипс. Рядом с нижней его частью находился знаменитый перекат, против которого мы и разбивали свой стан. Он шел под острым углом к берегу вниз по течению и был излюбленным местом охоты хищной рыбы: жереха, судака и окуня. Достоинство переката в том, что дно реки здесь не песчаное, а глинистое, благодаря чему его от года к году не замывало. Течение было очень сильным, и для удержания лодки на месте требовался крепкий якорь.
За перекатом находилась глубокая – до 20 м – яма, где течение становилось плавным и заворачивало к берегу. В ней обитали огромные сомы, любившие выходить понежиться в рассветные часы и сотрясавшие воздух ударами мощных хвостов–плесов.
В первый год островной жизни начали приспосабливаться к ловле. Нужно было ставить лодку носом к берегу на расстоянии около 100 м, на мелкой части реки, и забрасывать блесну влево, в сторону берега, чтобы она скользила по дну и достигала ступеньки переката, где ее и хватал хищник. По совету друзей-астраханцев блесну следовало вести так, чтобы она слегка царапала дно, и поэтому применять легкие блесны было неприемлемо, и мы пользовались блеснами «трехгранками», которые я изготавливал в домашней мастерской, отливая из свинца. Они не парусили при забросах и летели на расстояние не менее 40 м.
Первые результаты не были слишком удачными. На блесну попадались небольшие судачки, бершики и окуни. Настоящая ловля начиналась лишь тогда, когда к перекату подходил косяками жерех и вода вскипала от его мощных разворотов. Тотчас же воздух наполнялся стаями налетавших чаек, которые крутились над перекатом, пикируя в воду с целью отбить у хищника часть мечущейся в панике мелкой рыбешки. На перекате возникала шумная вакханалия, в которой смешивались хлесткие удары жереха, дробь веером рассыпавшихся преследуемых мальков и жадные, надсадные крики чаек. Эта вакханалия приводила рыбака в состояние нервного трепета, и у него, и без того уж возбужденного предохотным состоянием, начинали дрожать руки. Хватка жереха ощущалась по бешеному удару по ладоням, за которым нужно было выдержать несколько секунд мощного содрогания удилища, а затем усмиренный жерех шел к ловцу без особого сопротивления. Какое сравнение может быть с той же щукой или сазаном, яростно борющимися за свою свободу до последней секунды! Уставшую добычу оставалось подвести к лодке и осторожно, держась за «трехгранку» как за рукоятку, втащить в лодку и посадить на крепкий кукан из капроновой бечевы.
Когда жаркая охота прекращалась, чайки быстро исчезали в неизвестном направлении. И лишь одна из них оставалась, медленно планируя на большой высоте над недавним местом боя. Так продолжалось до тех пор, пока сквозь хрустальную прозрачность волжской воды она не замечала новый косяк подходившего к перекату жереха. После этого в считанные секунды тучи чаек, неизвестно откуда взявшихся, начинали коловращение над перекатом, и можно было продолжать охоту.
До сего времени представляется загадочным целый ряд фактов: какая именно из чаек остается нести вахту после отлета стаи и кто дает ей такую команду? Каким образом «дежурящая» чайка связывается со своими сородичами? Не по мобильным же телефонам!.. На каком предельном расстоянии такая сигнализация действует устойчиво? Должен же был, как говорил Воланд в Булгаковском «Мастере...», кто-то руководить этим процессом.
После ознакомления с описанным феноменом мы уже не стали рваться на перекат когда попало, а сидя на берегу, следили за тем, как, подобно парящему в бездонном небе над степью беркуту, плавно кружит над перекатом «дежурная» чайка. И лишь после того, как замечали в ее поведении признаки беспокойства, подкачивали лодки, осматривали спиннинги и готовились к выходу.
У меня было свое заветное место, на которое вставал строго по береговым створам – в основном, деревьям. Попасть на него оказывалось не так просто. Нужно было заплыть на лодке немного повыше, бросить якорь и затем, медленно стравливая якорный трос, добраться до места и закрепить лодку. Эта операция требовала известного опыта и глазомера.
По советам друзей-астраханцев, позднее стали оснащать свои спиннинги дополнительным жилковым прививком, привязанном к основной леске на расстоянии примерно в полметра от блесны. На его конце помещался тройник, к цевью которого бандажом приматывалась кисточка из красной нитки или отрезков жилки 0,2–0,3 мм. Эту кисточку охотно хватала разная рыба: судаки, берши и даже... чехонь. В жереховой охоте любило крутиться много другой рыбы, желающей полакомиться с «господского стола». Были случаи, когда одновременно с «основным» жерехом на кисточке сидели представители другой хищной рыбы. Был случай, когда после хватки стало ощущаться сильное сопротивление, которое на середине подмотки неожиданно ослабло, стало обычным, и я вынул довольно крупного жереха, а при осмотре снасти обнаружил, что прививок исчез. Схватившая его рыба (по-видимому, тоже крупный жерех) развязала узел, которым прививок крепился к основной леске. Но случаев поимки двух жерехов одновременно было довольно много.
Обычный размер жерехов был от двух кг и больше. Из них мы делали балык, получавшийся очень вкусным.
Комментарии (0)