Только настоящие велосипедисты, столь же азартные и страстные, как рыболовы, знают, что такое пение покрышек на асфальте, ровный ход умной машины на туманном утреннем шоссе в окружении молчаливого леса. При выборе между вело и авто, я всегда выберу номер один, если есть хоть малейшая возможность добраться до озера или реки и не натянуть грыжу… Автомобилисты, естественно, имеют мнение противоположное.
Товарищ Пашка пошел путем мудреным, но дешевым. Нашел где-то на помойке старую раму от дамского велосипеда, приобрел у аксакалов на рынке детали и отдал все это умельцу. В период некоторой активности тот соорудил нечто странное, и с покраской в зеленый цвет получившее название «Крокодил». Это нечто в целом передвигалось и имело шесть скоростей по техническим данным, но последняя, как бы грузовая скорость, годная для лесных дорог, заедала, и Пашка все время бренчал переключателем, пытаясь натянуть «монеткой» цепь на последнюю большую звездочку.
До налимьей реки километров пятнадцать. Это для нас, ездивших и за пятьдесят с гаком, тьфу!.. Испытания «Крокодила» начались.
Утро выпало ясное, с осенним знобким морозцем. Но вскоре распогодилось. Выкатилось солнце, краснея боками. А затем и греть начало. Мы повеселели. И с этой минуты позади меня периодически заклацали скорости «Крокодила». Вначале щелк-щелк! А потом – брень-брень… До речки мы брели пешком. А «Крокодил» был перевязан, как раненый товарищ, но ввиду явного летального исхода брошен в канаве и прикрыт ветками.
Речка была по-осеннему пронзительно холодна, пуста и одинока. Внешняя ее безжизненность создавала иллюзию завершения, Ухода, словно бы дальше уже ничего не будет…
Пока мы добирались до воды, день, заждавшись нас, повернул на вечер, а с ним, днем, и осеннее солнце свалилось за облетевшие дубы и клены. И сразу же откуда-то наползли синюшные тучи. В нездоровом свете вечера скрюченные от холода дубы казались окаменевшими монстрами, вздымающими руки-плети к серому небу. На сухостоине застыл силуэт огромного ворона. Ворон глядел на нас и беззвучно открывал крючковатый клюв. Кы-ш-ш! – не выдержал Пашка всей этой жути, но ворон лишь зловеще-высокомерно окинул его блеснувшим взором и отвернулся. Далеко за рекой хохотала неясыть и каркало воронье в сыром осиннике. Тяжелое небо лежало в реке, пахнущей снегом и близкими морозами.
Приняли в меру «за приезд» и запалили костерок в сухом овражке, напротив песчаной косы. Всегда удивлялся, насколько меняется мировосприятие с двумя простыми вещами: огонь первобытный – трепетный оберег и тепло для многих человеческих душ, и «соточка» с устатку. Словно мягкая лапа смахнула хандру. Захлопотали с товарищем. Я приволок пару дубовых бревен для нодьи. А Пашка принялся готовить какое-то горячее варево, необходимое в холодную ночь. Потом занялись закидушками. Вначале при свете фонаря нарезали дольками несколько некрупных сорожек. Хоть и утверждается (вполне обоснованно), что налим предпочитает резку из свежепойманной рыбы, но, во-первых, времени на ловлю у нас не было; а во-вторых, уже приходилось в одну осень ловить на резку из сорожки, пролежавшей в морозильнике не менее месяца, и результат был. Хотя, конечно, свежевыловленная рыбешка наверняка «сработала» бы лучше, поскольку свежа и душиста.
В свете фонарика запрыгал лягушонок, затем другой. Изловили и их для насадки. Видел бы это мой младший сын, не простил бы… Эти, на мой взгляд, довольно неприятные земноводные – его первые друзья. Случалось, удочку в сторону откладывал, чтобы повозиться с ящерицами и лягушками.
Закидушки в первую очередь забрасываем с удобного места – песчаной косы. С другой стороны темнеет обрывистый берег с ямой под ним. Здесь, на косе, в насадку идет резаный ерш, сорожка и лягушонка впридачу ставим на третью закидушку. Вешаем звонкие колокольчики на леску и бредем дальше по берегу. Здесь уже места подремучее. Прежде чем разматывать леску с мотовильца, приходится вначале «обтаптывать» место, выбирать корни и отбрасывать палки. Бух! – грузило еще одной закидушки уходит в воду. В малообещающих, на наш взгляд, местах насаживаем на крючки обычных подлистников. Как правило, на червя берет чаще, но чаще и крючки оказываются «обсосаны», а если попадется налим, то помельче, чем на живца или резку.
Со стороны наш рейд напоминает, наверное, шествие гномов, троллей или прочей нечисти. В плащах с капюшонами, среди раскоряченных дубов и сухого камыша, с адским огнем в руках, среди мельтешения летучих мышей и под хохот неясыти… Картина серьезная…
Наконец с закидушками покончено. Снасти расставлены. И мы возвращаемся к костру, поужинать. Но не успеваем и ложку ко рту поднести, поскольку в осенней строгой тишине слышен яростный звон колокольчика!.. Что-то не похоже на флегматичную поклевку налима… Но все эти мысли мелькают в голове уже в полете, поскольку ноги земли не касаются, а лишь шуршит камыш под сапогами и несет нас куда-то через бурелом, куда глаза не глядят, так как и не видно ничего…
Светим в сторону закидушки и видим отчаянную раскачку колокольчика: он то опадет почти до песка, то вновь вскинется и заголосит на туго натянутой леске. Подсечка!.. На леске отчаянными рывками забилось что-то сильное, несмотря на то, что рывки гасило тяжелое грузило.
– Паша, свети-свети!.. Не вижу, куда повело?!.
– Против течения прет, зверюга! – суетится Пашка.
Наконец у берега забурлила вода, послышались удары изрядного хвоста и Пашка осветил фонариком громадного голавля, замершего на мгновение от яркого света. Пытаюсь накрыть его подсаком, но тут следует удар, от которого даже звякнул колокольчик соседней закидушки. Еще удар!.. В брызгах и прыгающем свете фонарика я почти ничего не вижу. Вроде бы накрыл рыбину, но тут следует последний удар, и леска обвисает в руке…
Голавль взял на одного из тех двух лягушат, что мы изловили у закидушек в сырой вечерней траве. После этого мы облазили всю округу буквально на коленях, но не нашли больше ни одного даже заморенного лягушонка. Нам на утешение послышался звонок со стороны закидушки, наживленной вторым лягушонком. И показалось нам, что в этот раз мы вообще не бежали, а оказались у закидушки в тот же миг…Но здесь все было более прозаично. Колокольчик раскачивался сильно, но монотонно. После подсечки рука ощутила тупое сопротивление крупной, но не резкой рыбины. На последнего лягушонка взял налим. А часов с одиннадцати вечера налимы стали брать как на резку, так и на червя. Почти до рассвета время от времени бренчал колокольчик, и ледяные рыбины изгибались в руках, напрягая сильные мышцы. Спать нам так и не пришлось.
Судьба же упомянутого выше «Крокодила» так и не сложилась. Поутру мы вызвали по сотовой связи знакомого водителя фургона, и «Крокодил» был перевезен домой, отремонтирован и даже заново покрашен, но… был украден и, скорее всего, разобран на части…
Комментарии (0)