В тумане на гусей

Поле с остатками прошлогодней кукурузы, где мы удачно поохотились на вечерке, на следующее утро внезапно начали распахивать. Нам спешно пришлось убраться, чтобы не быть погребенными заживо в замаскированном окопе под колесами огромного трактора с тяжелым плугом.

В это утро мы успели сбить лишь пару гусей из стай, только начавших на нас налетать.

Техника вмиг распугала осторожных птиц и охотников; гуси улетели на северо-восток искать новые места кормежки, и мы только к вечеру обнаружили их присаду.

То что мы увидели, до сих пор стоит у меня перед глазами.

Сотенные гусиные стаи смерчем крутились над полем, постепенно снижаясь, соединялись с другими стаями, создавая завихрения на разных высотах.

Гогочущая многотысячная серая масса медленно опускалась с небес на землю, словно густой вулканический пепел.

Мы стояли в трехстах метрах, прячась за ивовыми кустами, и с восхищением наблюдали за происходящим.

Видел я стаи по сто, двести гусей, но чтобы сразу несколько тысяч — такое, признаюсь, в первый раз.

Птицы, покружив, садились на поле, к ним подлетали новые, и этой круговерти, казалось, не будет конца. Кормившиеся гуси встречали подлетающих сородичей дружным гвалтом, шумным базаром, от которых мурашки бежали по телу.

Багровый солнечный диск постепенно опускался к верхушкам лесополосы, обрамляющей кормовое поле, облюбованное гусями, заливая малиновым цветом западную часть горизонта. Ветра почти не было, лишь изредка его легкое, теплое дыхание едва касалось лица.

Время летело незаметно, и казалось, этим удивительным зрелищем можно любоваться бесконечно.

Но вот медленно опустившееся за горизонт светило подняло гусей в небо. Взлетевшие стаи закрыли собой небосвод, словно огромная черная туча, вызвав у каждого из нас непроизвольный возглас восхищения.

Когда бесчисленные клинья гусей улетели, мы принялись за работу. Дел хватало с лихвой — на половину ночи. Сели в буханку Владимира Васильевича и направились к месту предстоящей охоты.

Поле с убранной кукурузой, облюбованное гусями для кормежки, оказалось размером метров семьсот на километр. Нашли по ориентирам гусиные присады и, убедившись, что вся земля утоптана, словно асфальт, приступили к рытью окопов.

Неожиданно пошел дождь. Темнота накрыла нас черным саваном, заставив включить налобные фонари. Белые лучи света вырывали из влажного мрака фигуры моих напарников, вгрызавшихся в черную землю.

Постепенно, сантиметр за сантиметром наши ямы углублялись, принимая правильные очертания. Мы с Андреем, меняя друг друга, неплохо справлялись с работой, но, взглянув на то, что сделал за это же время Владимир Васильевич, будучи старше нас лет на двадцать, поняли: он сто́ит нас двоих.

К трем часам ночи наша засада была выполнена. Два окопа вырыты и укрыты маскировочной сетью, чернозем разнесен по полю и прикрыт стеблями кукурузы. Гусиные чучела решили выставить утром, непосредственно перед охотой.

Возвратившись в палаточный лагерь уставшими до изнеможения, мы наскоро поужинали и завалились спать. Два часа пролетели как две минуты, звон будильника оторвал от подушки только что положенную на нее голову. Горячий чай взбодрил, согрел и настроил на предстоящую охоту.

Вокруг было тихо и безмятежно. Водяная взвесь, повисшая, словно пыль, в ночном мраке, ощущалась кожей и была хорошо видна в луче фонаря. Приятное, томительное ожидание начала охоты будоражило сознание.

Но время шло, и нам нужно было еще многое успеть: собрать и расставить гусиные обманки, еще раз осмотреть и поправить маскировку — дел хватало. Уложили ружья и патроны в машину, приготовились к отъезду; оставалось только дождаться нашего товарища, Дмитрия, который из-за работы мог добраться к нам только к утру, проведя в дороге всю ночь. Но наконец вся команда в сборе — пора!

Желтый свет фар зайцем скакал по перепаханному чернозему, вырывая из влажного мрака блестящие зеркала луж, на которых сидели дремлющие чибисы. Потревоженные птицы нехотя поднимались с земли и тут же скрывались в мутнеющем мраке.

Влажная липкая пахота сменилась желтой колючей стерней, за ней угадывалась лесополоса, граничащая с убранным кукурузным полем, на котором нам предстояло охотиться.

Подъехали к воткнутой в землю лопате с надетой на черенок белой перчаткой, служившей нам ориентиром, выгрузили чучела, чехлы с ружьями, патроны.

Владимир Васильевич отогнал УАЗ метров за триста в кусты, спрятав его от зорких глаз осторожных гусей, а мы тем временем расставили полсотни полнокорпусных чучел, изображавших кормящихся на поле птиц.

Пока ветра не было, мы разместили обманки между окопами, сзади в двадцати метрах, головами в основном на восток.

Чернота ночи постепенно отступала, небосвод серел, но вместе со светом от земли белой густой пеленой поднимался туман, видимость сокращалась на глазах до пятнадцати – двадцати метров.

Окинув еще раз придирчивым глазом нашу работу, я нырнул в окоп, аккуратно уложил в отрытые ниши пачки с патронами, зарядил ружье и, надев на шею манки, приготовился ждать прилета гусей.

Плотный туман для охотника — подарок судьбы: из-за плохой видимости гусям приходится лететь низко, и наши недочеты в маскировке и расстановке чучел они не видят…

Вдалеке послышался приближающийся гусиный гомон. Сердце бешено заколотилось, руки потянулись к ружью. Гогот нарастал, становясь более объемным, густым и многоголосым. Казалось, гусиная стая совсем рядом, но из-за непроглядного тумана увидеть ее было невозможно. Поднес к губам манок — птицы, услышав голоса собратьев, загоготали и направились в нашу сторону.

Когда к гоготу прибавились треск и шум машущих крыльев, глаза приготовились выхватить силуэты гусей перед нашим окопом, и действительно, вскоре на нас выплыл гусиный клин. Вспышки и хлопки выстрелов разнеслись в предрассветной тишине.

Заходящие на посадку гуси, подломив крылья, гулко падали на землю, еще не успев разглядеть опасность. Быстро перезаряжая ружья, мы выскакивали из окопов и собирали битых птиц. С первого налета нам удалось выбить пять белолобых. Добавили их к чучелам.

Очередная стая не заставила долго ждать. На призывные звуки манка гуси откликались сразу и направлялись к нам. Вторая стая была намного больше первой. Хоть гусей и не было видно, но гогот и растянутость клина по горизонту говорили, что в этой стае было не меньше сорока-пятидесяти птиц.

Они быстро приближались, с каждым взмахом крыльев сокращая расстояние между нами. Стволы наших ружей смотрели вверх, готовые в любой момент избавиться от свинца. Глаза до рези всматривались в молочную пелену, окутавшую нас со всех сторон.

Неправильный, растянутый гусиный клин выплыл из тумана на высоте пятнадцати метров, накрыв своими краями наши окопы. Прицелился в клюв ближнему гусю; не останавливая ружья, надавил на спусковой крючок — грохот выстрела слился со шлепком дроби по крепкому перу летящей птицы.

Стреляный гусь камнем упал вниз. Перенес мушку на следующего гуся. Поводка, выстрел — мимо! Выстрелил в угон — есть! Гусь, сложив крылья, по наклонной упал в двадцати метрах за спиной. Рядом со мной огрызнулся Иж-12 Андрея, чуть поодаль — ТОЗ-87 Владимира Васильевича и МР-155 Дмитрия.

Я не видел результатов их стрельбы, но прекрасно слышал глухие шлепки падающих птиц о землю. Белолобые гуси сломали строй; напуганные яркими вспышками и грохотом выстрелов, они резко взмывали вверх и пропадали в пелене тумана.

Мы быстро собрали лежащих на земле гусей, добрали «тяжелых» подранков, когда очередная гусиная стая своим гоготом предупредила о своем приближении. Мигом прыгнули с Андреем в окоп, приготовились к стрельбе.

Краем глаза я вдруг заметил, что затвор моего МР-153 находится в крайнем заднем положении, говоря, что подствольный магазин пуст. Чертыхнувшись, попытался зарядить ружье трясущимися руками, но до появления гусей перед глазами успел дослать всего два патрона.

Суета и нервозность передались моему напарнику, так что наши выстрелы ушли в молоко, а стая отделалась легким испугом. Дима с Васильевичем тоже отстрелялись не лучшим образом, взяв на двоих одного гуменника.

Глубоко выдохнув, я успокоил сердцебиение, зарядил ружье тающими на глазах патронами и только после этого смог говорить с другом, делясь пережитыми эмоциями, выражая восхищение необычностью сегодняшней утренней зорьки.

Далекая гусиная перекличка заставила нас прервать тихую беседу. Я вновь взял в руки манок, обозначая наше местоположение. Гуси наживку проглотили и, азартно загомонив, повернули к нам. Сняв предохранитель, я приготовился к стрельбе.

В плотном непроглядном тумане пришлось ориентироваться только на слух. Отчетливо слышался шум десятков крыльев, значит, гогочущие птицы были не дальше ста метров от нас.

Секунды — и из белой пелены показались силуэты гусей. Приклад сам прилип к щеке, мушка перечеркнула корпус птицы и устремилась вперед, обгоняя его. Хлопок моего выстрела слился со звуком ружья напарника. Гусь, в которого я целился, камнем упал в окоп.

Не останавливая ствола, я поймал на мушку следующего гуся, продолжая стрелять, и третьим выстрелом попал, но подранок упал где-то далеко, скрытый туманом. Найдем его позже!

Подвели итог: на четверых десять гусей, да еще мой подранок, а возможно, и другие, которых в тумане увидеть не смогли… Единогласно решили охоту закончить. Меру нужно знать. Попили чайку, поделились пережитыми эмоциями, заряжая друг друга позитивом.

Незаметно пелена тумана стала таять, просвечиваясь насквозь золотыми лучами поднявшегося над горизонтом солнца. Серый небосвод светлел на глазах, становясь прозрачным и золотисто-белым.

Прошло немного времени, и белая дымка совсем исчезла, обнажив голубое бездонное небо без единого облака. Зазвенели жаворонки; закружились над пашней хохлатые чибисы; собравшись в большие клинья, с истошными криками полетели чайки.

Мы разбрелись кто куда, внимательно осматривая местность на наличие подранков, и через сорок минут встретились у окопов. Нашли еще девять гусей, из них четыре были чисто биты, а пять легко ранены — их забрал в свое хозяйство Владимир Васильевич, чтобы на следующий год использовать как подсадных.

На этом наша увлекательная, необычная и добычливая зорька подошла к концу. Загрузили снаряжение и трофеи в буханку и направились в лагерь.

От накопившейся приятной усталости закрывались глаза, но до желанного сна нам предстояла еще обработка птицы, чистка оружия и приготовление праздничного обеда. И лишь после этого с чувством выполненного долга мы смогли прикорнуть на часок-другой до вечерней зорьки.