В конце сезона: на сеголетка лося

Новогодние праздники закончились. Больше двух недель без охоты, свежего лесного воздуха и физических нагрузок! Это угнетало и сводило с ума. Невыносимо хотелось постоять на номере, всматриваясь вглубь заснеженного леса, с волнением и нескрываемой надеждой подождать выхода зверя, ощутить холодную вороненую сталь проверенного многими охотами карабина, послушать приближающиеся голоса загонщиков, лесные шорохи и треск сучьев, заставляющий сердце выпрыгивать из груди.

Словно прочитав мои мысли, позвонил Александр, председатель Пеновского охотничьего коллектива, и пригласил на закрытие сезона.

Обзвонил друзей в поисках компаньона, но поехать со мной, увы, никто не смог.

Что ж, отправлюсь один.

За окном настоящая сказка.

Мороз и солнце, снег искрится.

Лес, нахохлившись под белыми снежными шапками, мирно дремлет, излучая спокойствие и умиротворенность.

Из труб серых бревенчатых домов струится плотный белый дым, растворяясь в прозрачной высоте морозного воздуха.

Заселился в охотничью избушку железнодорожников, затопил печь, приготовил ужин в надежде, что кто-нибудь составит мне компанию, но кроме зашедшего на чай Александра никто не объявился.

За кружкой чая я разузнал о прошедших охотах, на которых не удалось побывать, о рыбалке, планах на завтра. Время пролетело незаметно, мы попрощались, пожелав друг другу спокойной ночи...

В утренней темноте встретились у егерского гаража на инструктаже. Сегодня отстрелу подлежит сеголеток лося, взрослых отпускаем без выстрела. Расписываемся в бумагах и, загрузившись в «шишигу», выезжаем.

Сегодня нас шестнадцать человек. Как всегда, в полумраке холодного кунга царит теплая дружеская атмосфера. Звучат шутки, свежие анекдоты, охотничьи байки. Льется смех, течет нескончаемым ручьем непринужденная беседа. Но вот машина останавливается.

Выпрыгиваем из нее с оружием, рюкзаками и лыжами, выдвигаемся на номера. Часть стрелков уходит вправо, мы же во главе с опытным охотником Михаилом Ивановичем влево, перекрывая участок с вытянутой вырубкой.

Встаю на предпоследний номер, на границе леса. Михаил Иванович замыкает номера, углубившись в лес по просеке метров на сто. Охотники заняли свои места и, через несколько минут послышались выстрелы и выкрики загонщиков...

В первом загоне на стрелков вышел бык, которого стрелять запрещено. Возвращаемся к машине. Пообедав, определяемся с местом следующего загона. Не теряя времени, быстро грузимся в машину и направляемся к месту второго оклада.

Без лишнего шума расходимся по номерам. Основная часть размещается на лесной дороге. Мы с Михаилом Ивановичем уходим на лыжах вправо, перекрывая неширокое, вытянутое болото, встаем на старых лосиных переходах.

Заряжаю карабин и, оглядевшись по сторонам, удовлетворенно замираю. Голубое небо затянуто молочно-белой пеленой. Словно из рваной подушки, большими пушистыми хлопьями сыплется снег.

Вдалеке хлопает выстрел — охота началась. Взгляд рассеивается по сектору стрельбы, ловя малейшее движение. С каждой минутой снегопад набирает силу и вскоре превращается в настоящую метель, сократив видимость до пятидесяти метров.

Несмотря на все усилия загонщиков, из второго оклада на стрелков не выходит ни один зверь, хотя, по их же словам, он был. Зимний день короток, и времени на повторный загон не остается. Увы!

Утром следующего дня решено начать охоту со вчерашнего оклада, где остались лоси. Объехав оклад на снегоходах, егеря выходных следов не обнаружили. Встаем на номера по лесной просеке шириной около десяти метров. Мое стрелковое место перспективно.

Я стою на границе густого молодого сосняка и высокоствольного старого леса. Вероятнее всего, зверь пойдет именно здесь. Стараясь громко не клацать затвором, досылаю патрон в патронник и ставлю на предохранитель.

Убавляю кратность прицела на полтора и застываю в ожидании начала загона. Соседи слева и справа находятся от меня в ста пятидесяти метрах и хорошо мне видны. Яркое январское солнце раскрашивает пейзаж теплыми красками, и кажется, что стало теплее. Но это, конечно, иллюзия.

Морозный воздух щекочет нос, щиплет щеки, колет кончики пальцев, и стоять на номере неподвижно в двадцатиградусный мороз тяжеловато. Звучит далекий выстрел, означающий начало загона. И пошла потеха!

Зрение и слух мгновенно обостряются, приходят в боевую готовность. С каждой минутой задорные крики загонщиков звучат громче, четче, ближе. Любой шорох, треск замерзшей древесины, шум упавшего от ветра снега заставляют взять в руки карабин и быть готовым к выстрелу.

Вот крайний крикун проходит в пятидесяти метрах от меня и движется вдоль номеров в сторону болота, где мы вчера стояли с Ивановичем и где сейчас стоят стрелки на снегоходах.

Через двадцать минут мы слышим рев моторов, и вскоре вдоль номеров мчится Александр, предупреждая, что лоси до сих пор находятся в окладе. Загонщики остаются в болоте на номерах — на случай прорыва зверей, а Александр с Николаем должны обрезать оклад и занять номера с другой стороны. Нам приказано оставаться на местах.

Меж тем мороз пробирается под одежду, вызывая дрожь, так что оставаться неподвижным стоит больших усилий. Я борюсь с холодом, как могу, напрягаю мышцы, энергично сжимаю и разжимаю пальцы рук и ног и поглядываю на стрелка слева.

Тот время от времени громко щелкает крышкой термоса, машет руками, пляшет вприсядку — словом, делает все, что на номере делать нельзя, особенно если хочешь, чтобы зверь вышел на тебя.

Хуже всего, что он мог  испортить охоту и мне. Так я стою уже четвертый час, посылая немые проклятия в сторону своего недисциплинированного
соседа...

В очередной раз голоса загонщиков наполняют лес. Хлопки редких выстрелов звучат глухо и отдаленно. С носа течет, мне уже не помогают ни напряжение мышц, ни сжимание пальцев. В какой-то момент глаз улавливает легкое движение слева примерно в семидесяти метрах от меня.

Медленно перевожу взгляд и замечаю высунувшуюся из-за ветвей, лосиную голову. Шевеля ушами, лосиха прислушивается, стараясь определить, насколько безопасно можно перейти открытое пространство.

Стою, затаив дыхание, не отводя глаз от застывшего в нерешительности зверя. Время останавливается. Но вот крупная корова трогается с места. Следом за ней выбегают бычок с двумя отростками на рогах, лосиха поменьше и два теленка.

Карабин взлетает к плечу. Промерзший палец с трудом сдвигает предохранитель и ложится на спусковой крючок. Красная точка перекрестия прицела крепко цепляется за лопатку последнего теленка, но выстрелить я не могу, потому что на линии стрельбы охотник.

Пропускаю лосиный «паровоз» за стрелковую линию, держа выбранного теленка на прицеле. Надо отдать должное танцевавшему соседу, он не стал жадничать и палить по убегающим лосям, возможно, видя, что я контролирую ситуацию (или наоборот, не видя ничего).

Как только лоси пересекают опасную черту, гремит мой выстрел. Замыкающий лосиную кавалькаду телок, подломив копыта, валится в снег. Испуганные звери рассыпаются веером и, перейдя на галоп, растворяются в лесу.

Лишь удаляющийся треск и лежащий на белом снегу молодой лось свидетельствуют о том, что десять секунд назад здесь были звери...

Наконец-то можно сойти с номера и размять закоченевшие ноги, подойти и прикоснуться к своему трофею. Постепенно все охотники собираются у добычи. Начинается процесс разделки — с шутками, подколками и стопкой на крови.

А вечером одинокая избушка железнодорожников наполняется громкими голосами участников славной охоты, где под приготовленную мной лосиную печенку все поднимают стаканы за удачу и за старый Новый год...