Нарта с грузом (утепленная палатка, железная печка, рулон толя, инструмент для строительства зимовья, ящик с капканами, провизия, спальные мешки, снаряжение да кое-какая посуда) была приготовлена с вечера.
Закинув на спины пузатые котомки, за плечи — ружья, мы двинулись в путь.
ДОЛГОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Василий шел впереди, тащил за собой нарту. По гладкому льду она катилась легко, и мне, шедшему сзади, приходилось лишь поддерживать ее, чтобы не опрокинулась в воду, потому как шли мы по заберегу шириной в полтора-два метра.
Река не была полностью покрыта льдом. Некоторые льдины, гонимые течением, с натиском наползая на заберег, рушили его, и нам приходилось обходить забитые торосами участки по берегу, на что уходило много ценного времени.
Но как бы то ни было, а наш маленький караван метр за метром, километр за километром продвигался вперед. Наконец мы миновали самый опасный участок, и шесть километров были позади.
Мы остановились на получасовой отдых. Разожгли костер, вскипятили чай, поджарили на углях подвяленную оленину. Воспользовавшись нашей обеденной суетой, Веста убежала в лес и, найдя там свежую нору бурундука, решила достать его из убежища.
Она очень любила бурундучье мясо, и сейчас удача в добыче «полосатенького» сопутствовала ей: почва была еще талой, только корочкой тоненькой подмерзла. Когда нашли свою любимицу, то не поверили, что это наша собака, до того она была грязная. Только глаза выказывали ее.
После обеда мы продолжили путешествие. День выдался солнечным. В небе ни облачка. Тайга слабо шумела. Пахло хвоей. На востоке, между бассейнами рек Бичи и Пильда, высился высокий водораздел. А на юго-востоке выделялась гора с лысой вершиной, на которой виднелась какая-то темная фигура, похожая на маяк, поставленный геологами.
Крутов приставил к глазам бинокль и сказал: «Ну, прямо как шаман на горе стоит». С той поры и стали мы называть эту гору с маяком Шаман-горой. По утрам и вечерам, выходя из избушек, определяли погоду по ее вершине: если она была окутана серыми низкими облаками, значит, жди непогоды. Ясное чистое небо над Шаманом предвещало хороший денек.
Чем ниже спускались мы по реке, тем величественнее она нам казалась. Забереги становились устойчивыми и опасности не предвещали. Уменьшив количество перекуров и взяв лайку на поводок, чтобы не отвлекала нас своей охотой на белок (их мех низкого сорта нас пока не интересовал), ускорили шаг... На ключ Ветвистый пришли, когда закат совсем истлел.
В небе замерцали первые звезды. Отаборились. Развели жаркий костер и при его свете поставили палатку. А после ужина, предварительно наметив планы на будущее, ушли на покой. Утром продолжили намеченный с вечера маршрут к устью реки Джатки.
Ее могучая сила, сокрушающая скалы, берега и вековые деревья, впечатляла. Тайга по берегам дремучая, местами труднопроходимая. Много лиственницы, ясеня, осины, пихты, ели, есть и даурская береза. Воздух чистейший, напитан запахами леса...
За час до наступления сумерек мы достигли устья Джатки. И только успели разбить табор и поставить палатку, как солнце коснулось вершин зубчатого леса. Налетел ветерок, всколыхнул вечернюю мглу и притих. А через полчаса землю окутал густой вечерний мрак.
ТАЕЖНАЯ СТРОЙКА
Десятого ноября поднялись раненько. Наловили рыбы на махалку, нажарили и после завтрака принялись за работу. Погода располагала к строительству. День выдался тихий и теплый. Опыта в сооружении избушек имели немало.
У напарника, Василия Крутова, выстроенных избушек и землянок набиралось не менее двух десятков, не считая отчего дома, который они срубили с отцом на пару. У нас и инструмент имелся неплохой. К сожалению, пила была ручная, «тебе-мене», но зато навостренная «золотыми» не хуже мотопилы.
Зимовье мы решили поставить вблизи реки, где плотным массивом росли стройные лиственницы вперемешку с пихтой. Стало быть, строительный лес под рукой, а это много значило. Таскать бревна издали — только измотаться вконец и уйму времени потерять. А у нас каждый час был на счету, так как охотничий сезон уже начался, а мы еще не готовы были к промыслу.
До обеда текущего дня заготовили не менее двадцати бревен и к вечеру положили три венца из лиственничных бревен. Почему обвязку положили из лиственницы? Да потому, что ее древесина на влажной земле продюжит на 10–15 лет дольше, чем, например, ель или пихтач. Достоинство лиственницы в ее кремниевой древесине.
Работа была нелегкой. За день устали порядком. Даже на вечернюю рыбалку не пошли. Зато на следующее утро я обскакал своего напарника в добыче рыбы: четыре ленка и пять хариусов. Вася же выудил двух ленков и трех хариусов.
Рыба в нашем рационе во время строительства была основным продуктом, так как заниматься охотой не представлялось возможным. Рыбу ели не только вареную и жареную, но и в сыром виде: нанайскую талу и строганину отведывали ежедневно.
Бывало, придем с рыбалки и сразу талуем ленка, а потом уже чаевничаем. Так и в то утро: закусив талы и напившись чаю, мы взялись за топоры, заготовили полтора десятка бревен, чтобы на следующий день к обеду завершить сруб последними тремя венцами, а к вечеру покрыть крышу.
Утро 12 ноября выдалось неприветливым.
В тучах за вершинами леса вспыхивали короткие зарницы, на миг освещая сумрачную тайгу. До обеда закончили со срубом и завершили его обвязкой. Оставалось затянуть потолок жердями, забросать землей и накрыть толем.
Было уже за полдень, когда Василий, взяв ружье, пошел охотиться на рябчиков. Утром он слышал посвисты птиц на краю леса и решил проведать местонахождение выводка. Я остался заготавливать жерди на потолочный настил. Неожиданно Веста залаяла на противоположный берег.
Присмотревшись, увидел за рекой двух серых разбойников. Они осматривали наш табор. Расстояние между нами не превышало полутораста метров. Я взял карабин, хорошо прицелился и выстрелил в хищников два раза.
Звери вмиг исчезли. Не думаю, что мог промазать. Наверняка одного из них либо уложил, либо подранил. Позже об этом будет известно.
Что заставило осторожных волков приблизиться к нашему лагерю в дневное время? И по всей вероятности их было не двое, а большая свора. Жили они здесь привольно. Творили что хотели.
Изводили поголовье копытного зверя в ущерб природе, ее воспроизводству. И вдруг мы... Человек волку враг заклятый… Вскоре ахнул ружейный выстрел. Следом второй, третий. Это напарник стрелял рябчиков.
Немного погодя он пришел довольный добытыми трофеями. Ах, какая прелесть эти рябчики! Дичина радовала нас. Деликатесное мясо наконец-то заменит нам приевшуюся рыбу. Я в свою очередь оповестил своего друга о появлении волков.
— Вот еще печаль-то объявилась! — сердито проворчал Василий Павлович. — Не дадут они нам по-настоящему заняться промыслом. Завтра же надо обойти места их обитания и расставить на тропах самоловы.
Когда я уже заканчивал с потолочным накатом, у друга поспел ужин. От пуза насытившись вкусным супом из боровой дичи, мы взялись за неотложные дела. Надрали мха и постелили его поверх наката, потом покрыли все пленкой и стали набрасывать землю. Работа эта была трудоемкой и нудной.
Пока пыхтели и потели, день окончился. Крышу покрыть вечером, как планировали, не успели. Сумерки в лесу всегда наступают рано. Скоро костер погас, и на землю опустилась ночь. Мы влезли в палатку, запустили к себе остроушку и, закутавшись в одеяла, улеглись в постели.
ЛОГОВО
Утро зародилось морозным и ясным. По-быстрому позавтракав, засобирались на волчью охоту. Вооружившись петлями и капканами, которые заблаговременно были обработаны нами специальным раствором от посторонних запахов, мы отправились на противоположный берег Джатки и стали отыскивать волков, по которым я произвел два выстрела.
На месте отстрела увидели сидевших на кустах сорок и соек. А под кустами обнаружили обгрызенную волчью голову, клочья шкуры, ошметки кишок, расклеванных птицами, и переднюю волчью лапу. Обследование показало, что останки принадлежали смертельно раненному мною переярку.
Стало быть, он утратил подвижность и поэтому был растерзан и съеден своими же родичами. Осматривая участок леса рядом с устьем Джатки, увидели стоявшую неподалеку толстую лиственницу.
Она привлекла наше внимание тем, что была частично сухой. Ее крона поредела. С северной стороны вместо ветвей торчали сухие сучья. А на коре местами были видны следы работы дятлов. Странное дело: такое еще мощное дерево и сохнет.
— Стало быть, не хватает влаги, — сказал напарник. — Может быть, под ее корневищем имеется зверовое жилище — волчье логово или медвежья берлога.
Чем ближе мы подходили к коренастой лиственнице, тем больше сомневались в том, что под ней берлога со спящим зверем. Во-первых, в теплые времена года косолапые верзилы в своих зимних квартирах не живут. Во-вторых, хищные птицы не посещают те места, где находятся берлоги, потому что им нечем там поживиться.
Здесь же, неподалеку от дерева, к которому мы приближались, выглядело все иначе. На кустах сидели крылатые «санитары», разумеется, ожидая свежую поживу. Растительность в округе была чахлой, травы утоптаны, кустарники изломаны и погрызены, кругом набиты зверовые тропы.
И хотя земля уже подмерзла, отпечатки следов зверей все же просматривались. Крупные круглые следы принадлежали матерому волку — самцу. Крупные продолговатые — его подруге. Другие, поменьше, их потомкам.
Когда подошли к лиственнице на двадцать метров и увидели под ее корневищем нору, молча переглянулись. На площадке с начисто выбитой растительностью, помимо волчьих экскрементов, валялись кости и черепа обитателей тайги.
Даже сам хозяин лесов — медведь — стал жертвой серых хищников. Его череп, уже почерневший от времени, лежал неподалеку. Доселе волнующий нас вопрос о том, что под корневищем дерева могла находиться берлога, разрешился сам собой. Волчье логово и было бывшим жилищем бедолаги топтыгина.
СЛУЧАЙНЫЙ ТРОФЕЙ
Убедившись в наличии под деревом звериного жилища и увидев свежие следы, мы стали осматривать местность, прикидывая на глаз места, удобные для постановки самоловов на серых хищников. Неожиданно справа послышались шорохи, кусты раздвинулись, на тропу вышел волк-одиночка и направился в нашу сторону.
— Наверное, глухой, старик, — подумал я. — Куда он прется?
Расстояние между нами заметно сокращалось. Вот зверь уже приблизился на двадцать метров. В ту же минуту Василий тронул рукой мое колено. Это означало открывать огонь. Прозвучали два выстрела. Волк пал на передние ноги и ткнулся носом в землю. Поднявшись из засады, мы подошли к хищнику. Перед нами лежала довольно крупная волчица.
Не вылинявшая по бокам и бедрам шерсть скаталась в узлы. В приоткрытой пасти не было ни единого зуба. Левый глаз отсутствовал. От глазницы к носу пролегал широкий шрам. Не иначе как какой-то крупный хищник пробороздил ей морду когтистой лапой. Внешний вид волчицы выдавал в ней вожака стаи.
Стало быть, прожив в этой медвежьей берлоге почти всю жизнь, она наплодила потомков, а когда состарилась, стаей стал управлять ее друг матерый. Он, по всей вероятности, был лет на пять моложе своей жены... Ранней весной, когда пришло время плодить потомков, вожак спарился с молодой волчицей, которая родила ему щенков.
Однако свою старую жену он не забывал и, когда ему удавалось добыть богатый трофей, на месте трапезы оставлял для нее хороший кусок мякоти... С того дня, когда матерый, заслышав звон наших топоров, увел стаю, она осталась у родной норы. Мышкуя добычу вокруг старого логова, волчица сослепу и напоролась на нас...
Управившись со случайным трофеем, мы приступили к расстановке самоловов. Крутов стал развешивать петли на звериных тропах, а я расставлять капканы, на что ушло много времени. Во-первых, надо было выдолбить в почве приямок и скрытно установить в него капкан.
Во-вторых, потаски, к которым прикреплялись тросики с самоловами, срубали в стороне, потому что делать порубы растительности в местах постановки ловушек не следует. Волк — зверь хитрый и осторожный, завидев срубленное дерево, он обязательно обойдет его стороной...
И в-третьих, самоловы маскировались палой листвой, а затем присыпались тонким слоем земли. Пока я возился с постановкой нескольких капканов, напарник развесил петли.
Завершив установку самоловов на серых хищников, мы вернулись на табор. Попутно Василий Павлович добыл пару рябчиков, из которых мы приготовили обед. Подкрепившись, решили во что бы то ни стало покончить с недоделками в зимовье и на ночлег перебраться в избу. Мерзнуть в палатке больше не хотелось.
К концу дня полностью покрыли крышу, завалили завалинки, сколотили из жердей нары, стол, установили печь. Вещи из палатки в дом перетаскивали уже в потемках.
Жарко топилась печка. На сковороде шкварчала рыба. Пахло пихтовой смолой. Через щели дверного проема, завешенного брезентом, проникала вечерняя стужа. За ужином наметили маршруты на предстоящий день. Напарник пойдет правым берегом вверх по реке Джатке к ее истокам, а я левым берегом в том же направлении...
НА СОБОЛЯ И БЕЛКУ
Спозаранку мы с другом отправились прокладывать путики и настораживать самоловы на пушного зверька. Взяв собаку на поводок, Василий перешел реку и заспешил в лес. Как только напарник с моей Вестой скрылись в лесу, я погрузился в воспоминания о своей любимице, которую взял десятидневным щенком-сосунком.
Так уж случилось, что мать Весты, очень хорошая лайка, при родах заболела и вскоре умерла. Щенков пришлось поить из сосок... Веста явно пошла по стопам матери, стала такой же горячей до зверя. Бывало, уйдет гонный соболь в густом ельнике верхом, перемахнет через десяток вершин, а потом затаится в какой-нибудь кучерявой ели и не подает жизни. Где уж там его найти!
Сколько ни стучи колотушкой по «стволам» — зверь как в воду канул… Перебирая в памяти охоты с Вестой, я не мог вспомнить ни одного случая, чтобы она не нашла затаившегося соболя. Как говорил Василий Павлович, она его из-под земли доставала...
Незаметно из-за темной стены елового леса выдвинулся огненный шар и умыл золотом вершины хмурого леса. Сумрак отступал. Проснулись птицы. Надо самоловы на соболя настораживать.
Зима в долгую бесснежную осень 1980 года никак не хотела приходить в наш край. Гулял чернотроп, при котором трудно было угадать, в каком месте бродит зверь.
Ловушки приходилось ставить наугад, преимущественно у завалов да в старых пнях умерших деревьев, где, как правило, обитает немало грызунов, которыми чаще всего питается хищный соболь.
Неожиданно в глаза бросилась старая валежина, а рядом трухлявый пень. В нем я и решил насторожить свой первый в этом сезоне капкан. Изнутри пень был гнилой, но болонь его оказалась еще прочной. Вырубил в его борту окно и выгреб через него труху. Потом застелил дно сухой листвой. Сверху покрыл пень хвойными ветками.
Получилось нечто вроде домика, похожего на кулемку. Внутрь, к задней стенке, положил приманку — кусок волчьего мяса, а на порожике проема насторожил капкан. Накрыл его бумажной салфеткой и присыпал трухой. Ловушка готова. Сделав затеску на лесине вблизи сооруженной на соболя ловушки, пошел вдоль реки.
Вскоре вышел к небольшой поляне, на краю которой высились две раскидистые молодые кедрины. Для постановки самолова на белку места лучше не найти. Здесь, однако, и поставлю шалашик. Место приметное. Затеску не надо рубить.
В любое ненастье эти кедры нетрудно будет отыскать. Заготовив палок длиной полметра, построил впритык к комлю дерева «домик». Засунул в него приманку, а на входе насторожил капкан. Замаскировал. Такими ловушками на скорую руку мы в основном и пользовались по чернотропу.
Третий самолов задумал установить на жерди.
Эту ловушку тоже несложно смастерить. Капкан на жерди хорош тем, что попавший в него трофей на весу становится недоступным для мелких грызунов, которые на земле портят ценный мех соболя.
Закончив работу, я зашагал дальше. Вдруг чуть ли не из-под ног шумно выпорхнули рябчики. От неожиданности я даже отпрянул назад. Их было много, и они порхали один за другим и по два, и по три, и даже целыми выводками. Поднимаясь на крыло, птицы рассаживались на кустах.
— Вот бы сейчас мне дробовик или мелкашку! — мелькнула мысль. — Нащелкал бы их сколько надо. Хватило бы и на шурпу, и на приманку.
И я стал осматривать место дневки такой большой стаи рябчиков. Оно представляло собой редколесье, поросшее кустарником красной смородины. Ягод на кустах было так рясно, что ветки, перегруженные гроздьями плодов, от тяжести гнулись к земле, предоставляя птицам возможность клевать ягоду.
Прихваченная первыми морозами, она имела приятный кисло-сладкий вкус. Насобирав в пакет смородины к чаепитию, я продолжил обустраивать свой рабочий путик. Время от времени прислушивался и улавливал со стороны заречья негромкий лай своей питомицы и тихие хлопки выстрелов из малокалиберной винтовки. Это напарник отстреливал белок да рябчиков из-под четвероногой помощницы.
Закончив работу с пятой ловушкой, решил пообедать. А то все было некогда. Думки о том, что многие охотники уже соболей на правилки сажают, а мы только начали настораживать самоловы, не давали покоя. Надо и нам поторопиться, в противном случае грозит невыполнение плана.
Насобирав под ногами сухого хвороста, развел небольшой костерок. Сунул в огонь флягу с холодным чаем, подогрел, достал снедь и заморил червячка.
На часах было 13:00, а завершить работу с обустройством путиков мы с другом договорились после обеда. В 15:00 я должен был сообщить ему о готовности к встрече двумя выстрелами из винтовки. Ну, еще пару капканчиков успею поставить...
ФАРТОВЫЙ ДЕНЬ
Работа продолжалась. Вскоре за лиственничным бором дружно поднялся выводок глухарей и полетел к безлесому склону сопки. Направился к месту, где сели птицы, в надежде добыть редкую дичь. Солнечные лучи золотили игольчатую поросль стланика на вершине сопки. Неожиданно глухари шумно поднялись с земли и расселись на стланиковых кустах.
Выделив петуха покрупнее, я выстрелил по нему. Птица комом упала в траву. Остальные снялись и улетели за сопку. Подобрав желанный краснобровый трофей, спустился с сопки и зашагал дальше. Вскоре вошел в еловый бор, где решил поставить кулемку. В лесу было пасмурно. Дурманил запах прелой хвои.
Где-то неподалеку кедровка долбила старую колодину. С полу шумно порхнул рябчик и укрылся в еловой кроне. Суетясь, порхали вездесущие непоседливые синицы. В норах по-хозяйски скреблись грызуны. Жизнь таежных обитателей шла своим чередом.
Отыскав подручный материал, я принялся мастерить кулему. Огородил частоколом дворик возле ствола стройной ели, насыпал в него брусники и у входа сооружения поставил настораживающий механизм «челак».
Сверху положил давок — готово! Тут бы мне и сказать: ни пуха ни пера! Однако перо и пух в этом диком краю нетрудно добыть. А вот мех соболя… Для этого надо шибко постараться. Поплевав на счастье через левое плечо, я пожелал своим за день настороженным самоловам ни меха ни пуха.
Закончив работу, направился к реке, где на берегу расположился на валежине дожидаться напарника. Глянул на часы. Стрелки показывали 15:20. Поднял винтовку и произвел два выстрела. Эхо, раскатившись по ближайшим сопкам, аукнулось где-то далеко в горах. Затем я услышал голос друга:
— О-го-го! Иду!
Вскоре послышался торопливый всплеск воды. Обернулся и увидел свою любимицу Весту. Она со всех ног мчалась ко мне. Я ласково потеребил ее загривок: «Ну, молодчина, молодчина!» Тотчас же послышались тяжелые шаги друга.
Василий устало опустился на колодину и, завернув козью ножку, закурил, а после начал рассказывать про свою удачную охоту и вывалил содержимое своей ноши на землю. Передо мной лежало пять рябчиков, четыре белки и, черный, как смоль, соболь. Всю эту дичь Крутов настрелял из-под лайки.
— Если б не она, — кивнул он головой на Весту, — я бы ничего не добыл!
Взял я добытого Василием соболя и стал осматривать его. Мех на нем был ворсистый, подпушь густая, плотная, не продувалась. Подумал: сортность первая, цвет меха тоже первый. Переложив зверька в другую руку, увидел на ладони капельку крови. Оглядел соболька, ранки не видно. Стал крутить его в руках:
— Не вижу раны!
— А ты в ухо загляни! — засмеялся Василий.
— Надо же, прямо в ушную раковинку вошла пуля.
Похвастался и я своим глухарем. Василий взял птицу, расправил ей крылья в размах и приподнял перед собой.
— Эко какой красавец! Краснобровый!
После кратковременного отдыха мы собрали всю добытую дичь, распределив ее поровну по котомкам, и отправились в обратный путь.
Красное, в матовом кругу солнце сваливалось за щетинистую полосу леса, отливая бронзой небосвод. К табору пришли, когда опустилась ночь.
Комментарии (1)
Александр Воробьев
хороший рассказ