Найда и найденыши

В начале декабря друга вызвали на работу, а я пошел в лес со своим молодым, по второй осени, русским гончим выжлецом по кличке Гром. Разбираюсь в лисьих следах; один из них показался мне странным: то ли это след большого лисовина, то ли небольшой собаки. Шел он шагом и прямо, как лиса, но не так ровно. Прошел, было, мимо мощной ели, склонившей свои покрытые снегом лапы до земли, образуя подобие шатра. Гром задержался, догоняет меня. Вдруг слышу сзади — грызня. Оглянулся — на моего выжлеца нападает высунувшаяся из-под ели чужая собака, по виду пегая гончая. Видно, не я один по лисьим следам хожу. Иду обратно и кричу собакам: «Нельзя!» Пегая незнакомка не унимается. «Где же, думаю, ее хозяин, помог бы мне разнять собак. Но его нигде не видно. Едва я подошел к ели, как собака скрылась под лапами и лает оттуда, но явно не на меня, а на выжлеца. Вдруг, сквозь лай собак мне послышался какой-то писк: «Мау-Мау».

Я зашел с другой стороны ели, где ветви не так густы и образуют нечто вроде дверного проема под ее полог. В полумраке не сразу разглядел пегую собаку, прижавшуюся задом к стволу и лающую на Грома, который просунул голову под лапы с противоположной от меня стороны ели. А между ног собаки, в ямке, выкопанной в земле среди корней, копошатся такие же пегие, как мамаша, щенки. Вот это да! До ближайшей деревни несколько километров, кругом снег и мороз, две недели мела пурга. Чем же она их кормила, как жила сама? Если она ходила в деревню за кормом, что подтверждается виденными ранее следами, то почему щенки не замерзли во время ее отлучек? И что за хозяин взял на охоту щенную выжловку и не ищет ее? Взяв поскорее Грома на поводок, я отошел, чтобы не беспокоить отважную мамашу. Она намного меньше моего выжлеца, а трепку ему все-таки дала.

На следующий день мы с товарищем уже без собак пришли к этому месту, прихватив еду, поводок и корзинку. Заглянули под ель. Собака лежала на месте, на нас не залаяла, только голову подняла. Бросили ей кусок хлеба — вскочила, съела с жадностью. Второй кусок съела у самых наших ног, дала надеть на себя ошейник с поводком. Привязали мы ее к дереву, и вот тут она залаяла, завыла. Уложили щенков в корзинку. Их было четверо: три выжлеца и одна выжловка, самая слабая. Она пищала больше всех и всегда оказывалась наверху: более сильные братья подлезали под нее, грелись, а она мерзла. Найда — так временно мы назвали собаку — успокоилась сразу же, как только мы поднесли ей корзину со щенками. Всю дорогу до деревни она шла на поводке спокойно, хотя щенки, особенно выжловочка, не унимались ни на минуту. Как только щенков положили в угол сарая на подстилку и собака легла к ним, они успокоились. Найда сразу приняла это место за свой дом, лаяла на каждого, кто заглядывал в сарай, кроме нас двоих. Нам дозволялось ходить по сараю и брать щенков в руки. Кличку Найда собака приняла сразу как свою. Может, так звал ее и прежний хозяин — кто ж знает! Судя по развитию щенков, выжловка со щенками жила в лесу не менее недели. Выжловочка угасла через день после того, как мы принесли ее из леса: видимо, она была застужена.

Мы сообщили о своей находке в охотничье общество и стали ждать хозяина собаки. Как нам сказали, это был некто С-ов из деревни Марьино, расположенной в четырех километрах от места щенения собаки. За ней он так и не пришел, хотя из общества ему неоднократно сообщали о находке и давали наш адрес. Пришлось отдать Найду другому владельцу: мы не держали собак без родословных документов.

Остальных щенков товарищ раздал знакомым охотникам в соседние деревни. Я видел только одного из них в годовалом возрасте — он оказался помесью гончей с дворняжкой. Со слов хозяина, он хотя и отдавал голос на следу зверя, но след вскоре бросал, чего и следовало ожидать от метиса. Двух других щенков, как сообщил товарищ, тоже ждала судьба обычной дворовой собаки.

Не знаю, имела ли «Найда» ранее родословные документы, но по виду она была типичной русской пегой гончей. Я убежден сам и убеждаю знакомых собачников: не отдавайте щенков без родословных «за бутылку», ничего хорошего из этого не выйдет. Что дешево дается, то не ценится. Собака будет голодать, будет предоставлена самой себе, как «Найда»: случайно повязалась; будучи на сносях, взята хозяином на охоту, а потом и вовсе брошена на произвол судьбы вместе со щенками.

Настоящий охотник дорожит своей собакой. Он не жалеет денег на покупку щенка с родословной и впоследствии относится к собаке как к своему питомцу.

Он кормит, лечит, заботится о ней, наганивает и, может быть, со временем она станет для него другом, цену которому трудно выразить в деньгах.

Хотел было отослать написанную на основе старых дневниковых записей заметку в редакцию, но, прочитав в «Российской охотничьей газете» № 25 статью под названием «О запрете охоты с собаками без родословной», решил высказаться по поводу затронутых в ней вопросов. Анатолий Евменов из Псковской области повествует о превосходстве его беспородных собак над собаками с родословными документами, причем о превосходстве не только их рабочих качеств, но и экстерьера. Неясно, что автор понимает под хорошим экстерьером беспородной собаки. Если она не относится к определенной породе, то говорить о качестве ее экстерьера бессмысленно. Евменов приводит в своей статье примеры хорошей работы беспородных гончих: «догнал и задавил лису», «лису помкнул в двух километрах от охотников». Знал я метиса гончей и лайки, который в определенный момент начинал гнать молча, чтобы словить зверя. Но нужна ли охотнику гончая-отдира, помкнувшая зверя за пределами его слуха и работающая неизвестно где и неизвестно для кого?

Что касается универсальности беспородных собак, то следует с автором согласиться: они прекрасно работают по кабану и по лосю, особенно если накормить их мясом добытого из-под них животного.
Не потому ли владельцы угодий не хотят пускать в них охотников с беспородными собаками? Настоящий российский гончатник никогда не разрешит своей гончей работать по копытным, иначе она безвозвратно будет потеряна для работы по лисе и зайцу. Если все-таки гончие Евменова прекрасно работают по лисе и зайцу, то можно задать ему вопрос: где автор взял такой ценный племенной материал в начале своей деятельности, не от родословных ли собак? Ведь именно генетически унаследованные от породных гончих качества позволили беспородным собакам работать по следу зверя с голосом — иного не дано!

 

Нам — и заводчикам, и экспертам — надо совместно повышать качество племенной работы с породами. Евменов же предлагает вернуться на несколько столетий назад. Он, как в свое время Троекуров, ведет «свою линию собак» и, заметим, собак беспородных, поскольку можно вести «свою линию» и в рамках породы. Я не против, чтобы кто-то охотился с собаками без родословных, но не надо черное выдавать за белое.

«Ну вот, — скажет читатель, — всяк кулик свое болото хвалит: простой охотник расхваливает своих беспородных собак, а эксперт ратует за породное собаководство — ему так положено по должности!» Отвечаю: я родился и вырос в деревне, охочусь с деревенскими охотниками. В шестидесятых годах потратил несколько лет на собак без родословных. И благодарен людям, приобщившим меня к кровному собаководству.

Встретился я как-то в лесу с гончатниками из соседней деревни, рассказал, что заранил с лежки зайца, а моя гончая без родословной по кличке Байкал (от англо-русской выжловки и неизвестно какого кобеля) прогонит по кровяному следу пять минут и к ногам, а я вновь по следам разбираюсь. И все повторяется. Ребята — запомнил даже их фамилии: Редькин и Тишин — говорят: «Так у тебя не гончая, а отгончая». Поставили они на след раненого зайца свою гончую и быстро добрали подранка. Вот такая агитация! Когда я завел гончую с родословной, понял, какую радость может доставить хозяину хорошо работающая собака.

В начале своей заметки Евменов признается в любви к «Российской охотничьей газете», но, видно, не знает, что охотничья периодика еще со времен Сабанеева и Озерова поддерживает культурную охоту, пропагандирует породное разведение собак. И «Московская», а впоследствии «Российская охотничья газета» всегда выступала в русле этой традиции.