Первый кабан из засидки

Однажды егерь разрешил мне соорудить засидку на моем участке, чтобы там можно было охотиться по лицензиям. Я решил построить ее не на подкормочных площадках, а в том месте, где кабаны больше всего кормятся. Нашел два стоящих друг против друга дуба, очистил между ними площадку и на самом ветвистом решил сделать засидку.

Для этого дуб был просто идеальный: даже лестницу не надо было строить, так как его ветки росли у самой земли и по ним можно было залезть прямо до развилки, где я проволокой, чтобы не ранить дерево, прикрутил доску для сидения. В течение трех часов засидка была готова…

И вот открылся сезон охоты на копытных. Я заранее обговорил с егерем, чтобы он забронировал для меня лицензию на крупного и маленького кабана (какой выйдет). От бати мне перешла фара, я ее усовершенствовал – вместо батареек приспособил плоский аккумулятор, который помещался в противогазный подсумок.

Настал мой день. Я заранее приделал к ружью фару и отрегулировал в темной бытовке направление света. Оделся потеплее, сел в «Ниву» и поехал на охоту. Шесть вечера. Я забрался на дуб, повесил подсумок на сук, подсоединил провода, положил на колени ружье так, чтобы мне оставалось только немного приподнять приклад – и кучка с зерном была бы у меня на мушке.

До этого у меня в трофеях было всего два кабана, да и то не совсем «чистые», то есть на одной из первых в моей жизни загонных охот я с интервалом в 30–40 минут умудрился ранить двух кабанов, которых до конца дня мы по очереди и добрали. Первым оказался секачик второго года, за вторым же мы гонялись почти до сумерек, и им оказалась свинья-трехлетка.

Сижу, смеркается, вокруг меня носятся сойки. Видимо, я на минутку отключился, а когда открыл глаза, увидел стоящего под соседним дубом кабана. Был он здоровенный, с седыми боками, с черной, как смоль, грудью. Сердце учащенно забилось, казалось, оно сейчас выскочит из груди. Наверное, ради таких минут мы и охотимся!

Кабан постоял минут десять. Затем потихоньку подошел к зерну и стал осторожно, с перерывами, есть. Теперь я знаю, что его положение для стрельбы было самое подходящее, но тогда я ждал, когда он повернется ко мне боком. И вот я поднимаю ружье, навожу планку на темное пятно и включаю фару. Кабан поднимает голову и, медленно поворачиваясь, подставляет мне бок.

Жму на курок ствола – раздается выстрел, и я вижу точку моего попадания: прямо в лопатку. Кабан замертво падает. Сердце от радости опять часто бьется! На всякий случай я заряжаю новую пулю. И тут мой мертвый кабан поднимает голову. Мне бы ему добавить, но я, не веря, что он может убежать, разглядываю его. Пока нахожусь в оцепенении, мой кабанчик вдруг поднимается и ныряет в темноту. Только тут до меня доходит, что мой трофей уходит, и я вдогонку посылаю ему пулю.

Расстроенный, звоню егерю, он приезжает с помощником. Подходим к месту его лаза и определяем, что зверь не бежит, а ползет.

Гуськом пробираемся по его следам, но вдруг кровяной след исчезает. Оставив меня на месте, мои помощники идут по предполагаемому следу.

Вернувшись через полчаса, они рассказали, что дошли до высокой крапивы, нашли лаз кабана, который там засел и фырчит. Решили оставить добор на утро и прийти с собакой.

На утро ребята приехали в семь часов. Ружье я решил не брать, а взял камеру. Пришли на место моего вчерашнего ожидания; ребята пустили собаку и отправились вперед, я же, заделавшись кинооператором, двинулся следом за ними. Не прошло и пятнадцати минут, как залаяла собака.

И вот егерь поднимает ружье, раздается выстрел. Я подхожу к ним и вижу, как на вытоптанной за ночь площадке три на три метра лежит мой 5-6-ти годовалый секач. Как потом выяснилось, первая пуля зацепила край отростка позвоночника, и кабан потихоньку дал деру. Вторая же пуля прошла по всей мякоти вдоль спины, не дойдя до шеи каких-то трех сантиметров. Но конечный результат оказался положительным.

После этой охоты я сделал для себя вывод, что в охоте по чернотропу не надо жалеть патронов, и, если ситуация требует срочного добора подранка вторым выстрелом, надо незамедлительно стрелять, чтобы потом вот так не бегать, как я, и не потерять трофей.

Впоследствии голову секача я отдал на чучело, и теперь она красуется на стене у меня на даче.